Когда мое сердце станет одним из Тысячи

«Я справляюсь, — отвечаю я. — Но вообще-то, чтобы учиться физике, учитель не нужен. Каждый может найти информацию, стоит только захотеть. А читательский билет стоит гораздо меньше, чем колледж».

«Ха-ха, ну вот я учусь в колледже и готов подписаться под твоими словами, — отвечает он. — Физику я, правда, не изучаю. Я больше по гуманитарным наукам. В качестве обязательного предмета по точным наукам я выбрал нейробиологию, потому что думал, там будет про то, как мы мыслим и что делает нас людьми. Но чаще это просто „запомните вот эти 50 процессов, которые задействованы в движении глаза“. Довольно занудно».

«Звучит не так уж занудно. Я люблю читать о мозге. Это помогает лучше понять поведение людей».

«Мы все еще многого не знаем о том, как работает мозг, правда ведь?»

Я обещаю себе, что поболтаю еще несколько минут и выйду из Сети.

Мы разговариваем о восприятии и природе реальности, потом начинаем обсуждать правду и то, как чужое мнение влияет на наши убеждения. А это, в свою очередь, приводит нас к разговору о том, как взрослые врут детям.

Мы рассказываем друг другу, как узнали, что Деда Мороза не существует: он заплакал; меня же эта новость оставила равнодушной, потому что представить, как волшебный, всезнающий толстяк влезает в мой дом каждое Рождество, мне и так было трудно.

Я рассказываю ему, как в детстве мне говорили, что с медом и долото проглотишь, что на самом деле не то чтобы ложь, а скорее, поговорка, которую не стоит воспринимать буквально. В детстве я долго не могла понять разницу, а мед до сих пор есть не могу, потому что представляю, как вместе с ним в горло и пищевод проникают столярные инструменты.

Я узнаю, как ему мама в детстве говорила, что гром бывает оттого, что ангелы играют в боулинг. А полумесяц — это ноготок на руке Бога.

Я отвечаю, что Луна — это шар из железа и камней, и она движется от нас все дальше и дальше. Каждый год она отдаляется на 3,8 сантиметра. Мы ее скоро потеряем.

«Да ты пессимистка», — пишет он.

«Ну это всего лишь факт», — отвечаю я.

«Но ведь 3,8 сантиметра — это же вообще ничего. Вряд ли что-то существенно изменится, как думаешь?»

«На ближайшие миллионы лет, скорее всего, нет. Может, человеческая раса исчезнет к тому моменту. Но все же некоторые вещи только кажутся нам незыблемыми. Солнце, например, когда-то расширится, поглотит всю Солнечную систему и погибнет».

Повисает пауза.

«Красивая ночь, — присылает он сообщение. — В смысле луна. Ты ее видишь из окна?»

Я выглядываю. Луна почти полная, а вокруг нее дымчатое кольцо света.

«Да».

«Если она отдаляется, — пишет он, — нужно любоваться ею, пока она здесь».

Облака медленно проплывают мимо луны, то погружая мир во тьму, то снова озаряя его призрачным мерцанием.

«Тебе не стоит тут засиживаться со мной, — пишет Стэнли. — Я понимаю, что уже поздно, и тебе, наверное, пора в кровать».

Я смотрю на часы — 4 утра:

«У тебя бессонница, да?»

«Хаха, ну ты меня раскусила. Да, не горю желанием снова ворочаться в кровати».

Я его отлично понимаю. Нет ничего хуже, чем в четыре утра лежать вот так в одиночестве, с бессонницей, под тиканье будильника, эхом раздающееся в голове.

«Я могу посидеть с тобой, если хочешь», — неожиданно для самой себя пишу я. Но на самом деле я просто хочу с ним еще поговорить. Это оказалось удивительно затягивающим процессом.

«Спасибо, но я не хочу, чтобы ты из-за меня была завтра как выжатый лимон. Мне и самому стоит хотя бы попытаться уснуть. У меня занятие утром, и я не хочу сидеть на нем как зомби».

«Тогда я пришлю тебе запись альфа-волн. Их используют для медитации, но я их слушаю, чтобы уснуть. Иногда помогает».

«Спасибо, это очень мило с твоей стороны:)»

«Я тут особо ни при чем».

«В любом случае спасибо!»

Я загружаю треки, отправляю ему ссылки и выключаю мессенджер. Некоторое время я сижу тут же, на диване. Луна просвечивает сквозь занавески. В комнате очень светло. Я встаю, растягиваю пальцы и прижимаю ладонь к окну, закрывая переливающийся шар, словно я могу поймать его сияние.