Моя ревность тебя погубит

26. Собственник, псих, одержимый

Когда я припарковываюсь на стоянке с видом на университетский двор, то отправляю охранника домой. У меня есть её расписание, поэтому я приезжаю за двадцать минут до конца её последней пары. Я успеваю пару раз перекурить и отправить через телефон по почте пару сообщений по работе.

Когда я понимаю, что пара заканчивается, вижу образовывающуюся у входа в здание небольшую толпу. Погода пасмурная, солнце прячется за облаками и тучи сгущаются. Все как можно скорее идут к выходу, не останавливаясь. Скоро появится она и тогда моя маниакальная одержимость после дня без неё немного спадёт.

Наконец она выходит из здания, одна из последних, в окружении своих подруг. Она улыбается, но резко останавливается и оборачивается. Через прозрачные кованые ворота я хорошо вижу всё, что происходит там, в пределах двора. Она что-то говорит своим подруга, когда они уходят, улыбаясь. К ней подходит мужчина — и это точно, блядь, не её малолетний одногруппник. По виду он примерно моего возраста, одетый в чёрное расстёгнутое пальто поверх строгого костюма. Похоже, её чёртов преподаватель. Он что-то говорит — и мне стоит огромных усилий, чтобы не оказаться рядом с ними за секунду и не придушить его голыми руками.

Когда он дотрагивается до её шарфа, я выхожу из машины и забываю о том, что убийство в людном месте — не самая хорошая идея.

Ублюдок. Блядь, ублюдок.

Полина делает шаг наза, их разговор заканчивается в короткие сроки и она быстро уходит. А я наблюдаю за этим ублюдком, когда он уходит обратно в здани, примерно два раза оглянувшись в её сторону.

Я сниму с тебя шкуру, ёбанный ты самоубийца.

Полина подходит ко мне с застывшим на лице ужасом, но быстро приходит в себя. Чего я не могу сказать о себе — мои челюсти просто ходят ходуном, я готов избить кого-то до полусмерти, напиться до бессознательного состояния и снова кого-то отхуярить.

— Стас? — окликает она, подходя ближе. Я пытаюсь утихомирить всех своих внутренних демонов, которые вырываются наружу. На её пухлых розовых губах красуется блеск, а именно изумрудные кукольные глаза кажутся ещё больше и выразительнее из-за накрашенных ресниц.

Её лицо естественно кукольное и настолькое потрясающее, что я могу потратить всё чёртово время, просто наблюдая за ней.

— Привет, принцесса, — спокойно говорю я, притягивая её к себе.

В моих руках она ещё больше расслабляется и прижимается к моей груди, поэтому мой башенный ритм пульса стихает. Я не собираюсь пугать её своими припадками и гневом, он направлен не на неё. Просто для начала я измучаю этого ублюдка, а затем помечу её, стану её первым мужчиной, наполню её, заполню своей спермой, чтобы за километр от неё разило мной.

— Не думала, что ты заберёшь меня.

— Не думала? Или не хотела, чтобы я забрал тебя?

— Конечно, хотела, — уголки её губ медленно приподнимаются, и лёгкая улыбка появляется на лице. — Я всегда хочу тебя видеть.

Она определённо знает, на что давить и чем именно меня успокоить. Она так же знает, что я сейчас на грани того, чтобы разбить окна моей машины, пойти к ней в университет и разбить лицо этому ублюдку.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — мой резкий тон лишает её дара речи на несколько секунд, или она просто не знает, что мне ответить. Не отрывая зрительного контакта, она всё-таки приходит в себя и спрашивает:

— О чём сказать?

— С кем ты разговаривала, например.

— Только что?

— Только что.

Ветер развивает её шелковистые медово-каштановые пряди, которые я ласкаю своими пальцами. Эти волосы принадлежат мне. Это лицо принадлежит мне. Каждая её эмоция, взгляд, слово — всё это принадлежит, блядь, мне. Она принадлежит мне. Она всецело моя.

Моя заезженная пластинка. То, что я должен подтверждать каждый день по сто раз в своих мыслях.

И я повторяю это про себя так много и так часто, потому что пытаюсь уталить свою жажду собственничества над ней. Да, я собственник по отношению к Полине, настолько, что сам не могу поверить в то, кем я являюсь.

— Это мой преподаватель. Он ведёт историю.

— И что же он хотел от моей принцессы?

— Просто спросил, почему меня не было на его паре.

— И почему тебя не было на его паре? — интересуюсь я, она запрокидывает голову назад, чтобы взглянуть мне в глаза.

— Это было вчера. Мне стало плохо, поэтому я уехала и не пошла на пару. Не думаю, что это как-то повлияет на мою успеваемость, это всего лишь один пропуск.

Да она хочет заговорить мне зубы и запудрить мозги своей успеваемостью, какая очаровательная.

— Тебя беспокоит этот преподаватель?

— Что? Почему?

— Если он подходит к тебе лично из-за одного пропуска.

— Нет, всё в порядке. Просто обычно я не пропускаю занятия. Стас, всё хорошо, правда.

Всё в порядке.

Но не тогда, когда он смотрит на неё, словно целый день мечтал об этом. Даже на таком расстоянии я могу отличить такой взгляд от обычного интереса, любопытство и вежливости.

— Хорошо, принцесса. Поехали, — я отвожу её к пассажирскому сиденью и открывать дверь. Но прежде чем залезть внутрь, Полина пристально смотрит на меня.

— Ты точно не злишься?

— Нет, милая. Я не злюсь.

То, что я чувствую, это грёбанный припадок, который снимет только хруст его пальцев. Пальцев, которыми он дотрагивался до её вещи, потому что он подумал, что имеет права.

Никто, блядь, не имеет права. Никто, блядь, не будет касать её просто потому, что так решил.

Ещё больше спокойствия в её зелёных глазах, но такого странного, словно она не верит в услышанное и пытается найти подвох. Она его не найдёт, потому что весь подвох будет в сломанных конечностях такого излишне наблюдательного преподавателя.

— Мы домой?

— Поужинаем. И домой.

— Стас, я могу пригласить папу на день рождения?

Которое будет через четыре дня, включая этот. Которое я распланировал от и до. И во время которого я наконец сделаю предложение своей принцессе. В присутствии её отца, которого она любит и уважает до потери сознания.

Я не знаю, чего я жду больше.

Момента, когда она наденет на свой палец мою кольцо, свидетельствующее о том, что она моя. Или когда она примет меня в себя, когда я заполню её и снова-таки заявлю о своей принадлежности.

Мой член не функционировал целый год, даже чуть больше. Конечно, мне приходилось дрочить, как тринадцатилетнему подростку, чтобы просто мои яйца не взорвались от спермотоксикоза. Но я не прикасался к Полине, сначала в ожидании её совершеннолетия, чтобы просто не чувствовать себя педофилом и растлителем несовершеннолетней. Но даже если бы дело не было в её возрасте — я не мог притронуться к ней после того события, она несколько недель съеживалась от моих касаний. И нужно было быть последней мразью, чтобы при таких обстоятельствах думать о том, как хочется её трахнуть.

Но сейчас я чувствую, что её скованность и зажатость ушла. Она больше не вздрагивает, не съёживается, не боится моих прикосновений, поцелуев, объятий.

— Стас? — зовёт она.

— Твой отец автоматически приглашён на все твои праздники, принцесса. Ты знаешь это, но продолжаешь спрашивать.

Её отец не мешает мне, но приносит счастье в её жизнь, особенно после того, как я упрятал её мать. Как бы он ни упрямится, ни отказывался, я нанял для него сиделку, и не одну. Потому что за ним кто-то должен ухаживать, а я не могу позволить Полине проводить с ним так много времени, тогда я просто окончательно ёбнусь. Даже день без неё — для меня как ад. Нет, ад начинается, когда я уезжаю на работу, а она в университет, когда я понимаю, что несколько часов своей жизни она проводит в компании других людей, других парней. И я срываюсь, как бешенный чёрт, на работе. На всех подряд. Даже если кто-то просто дышит слишком громко, я готов расхуярить его голову о стену, пока она не превратится в фарш.

Но теперь мне есть, кого превратить в кровавое мессиво.

В ресторане я пишу сообщение своему помощнику и прошу его обратиться к кому-то из отдела IT, чтобы пробили мне этого импатичного преподавателя истории. Пробили так, чтобы я знал, сколько раз в день он ходит поссать.

В конце концов, следующим утром на моей почте висит письмо от одного из наших программистов, в котором есть всё — начиная датой его рождения, его рабочим расписанием и заканчивая его домашним адресом и кодом от его домофона. Он не только преподаватель в университете, но и занимается репетиторством.

Этим вечером я нанесу тебе визит, репетитор.

***

Припорковавшись, я выхожу из машины и делаю последнюю затяжку, скуривая сигарету до фильтра. Затушив окурок и выкинув её в урну, я вздыхаю свежий февральский воздух этого позднего вечера. Ухмыляясь про себя, я подхожу к домофона и ввожу код. Пока я поднимаюсь на шестой этаж по лестнице, я стараюсь сдержать тик своей челюсти. Он непроизвольно донимает меня со вчерашнего дня, потому что я увидел просто невиносимую, умалишаюшую сцену.

Дойдя до нужной мне квартиры, я останавливаюсь и прочищаю горло, прежде чем позвонить в звонок или постучать.

Спустя несколько мгновений мой кулак соприкасается с деревянной дверью, я делаю несколько стуков с небольшим промежутков во времени. С другой стороны сначала тишина, но вскоре всё-таки слышны шуршания и движение. Я стою ровно и хрущу пальцами, пока этот ублюдок не подаёт признаков жизни. Я ожидаю, что он что-то спросит, прежде чем выйти, но он просто открывает дверь и показывается мне в своих домашних штанах и майке. Он достаточно высокий, всего на пару сантиметр ниже меня.

— Добрый вечер, — хмурится он. Его лицо слегка напряжённо, тёмные волосы взъерошены, взгляд карих глаз тупо уставлен на меня. — Я могу чем-то помочь?

— Да, блядь, ты можешь, — рычу я и, замахнувшись, со всей дури ударяю его по лицу. Он отлетает чуть ли не на несколько метров, падая на пол. Задыхаясь от злости, я вхожу внутрь квартиры и закрываю за собой дверь на внутренний замок.

Когда я думаю, что он разговаривал с ней, дотрагивался её, я слетаю с катушек.

Быстро, но с трудом он поднимается на ноги, упираясь руками на колени. Из его рта рекой льётся кровь, которую он отхаркивает. Подойдя ближе, он пытается дать отпор, драться. Но он для меня как назойливая мошка, несмотря на крупное телосложение. Поэтому я снова ударяю его — в живот, держа за загривок, потом снова по лицу.

Снова и снова. И снова, блядь.

Он кашляет и хрипит, задыхается, когда я прижимаю его одной к стене, придушивая и поднимая немного в воздух.

Я наклоняюсь к его уху, чтобы он точно расслышал каждое моё блядское слово.

— Ты слишком сильно интересуешься студентками. А точнее одной студенткой, которой ты не должен интересоваться.

Отстранившись, я опускаю его на ноги, но продолжаю держать за горло.

— Знаешь, почему ты не должен ею интересоваться? Потому что это моя, блять, девочка. Она. Моя.

— Д-д-даже не п-понимаю, — хрипит он, но не в состоянии закончить предложение, потому что мои пальцы впиваются в его кожу его горла и челюстей, оставляют на ней ярко-красные следы. Ослабляя хватку, я требую, чтобы он сказал.