Моя ревность тебя погубит

44. Ради неё

Полина в нетерпении кладёт Дамиана на ноги Леонида, придерживая малыша подмышками.

— Познакомься с дедушкой, — воркует она, целуя его в щёчку.

Заворожённый этой картиной, я наблюдаю сзади, облокатившись о стену. Всё ещё не верю, что та затравленная когда-то девушка сейчас держит на руках нашего ребёнка. Она не побоялась взять на себя такую ответственность в свои восемнадцать лет. Не побоялась стать матерью, когда сама только начинает эту жизнь.

Я боготворю свою девочку. Боготворю и восхищаюсь ею. Восхищаюсь её добротой и милосердием, способным растопить даже самое холодное сердце, заставшее под глыбами льда. После всего пережитого Она остаётся ангелом с чистым душой. И я сделаю всё, что мне под силу и не под силу, чтобы они с Дамианом были счастливы рядом со мной.

— Какой ты уже б-большой, — смеётся Леонид, поглаживая голову сына рукой. Она не так дрожит, как обычно, а Дамиан пытается вырваться из рук Полины и машет руками. Настолько активно машет, что задевает лицо Леонида.

Быстро я сокращаю расстояние между нами и перехватываю сына, прижимая к себе.

— Нет, мы не бьём дедушку, — произношу я, после чего слышу смех Леонида.

— Не м-могу поверить, что т-ты меня назвал дед-душкой. Прежде чем я успеваю ответить ему, Дамиан хлопает своей маленькой ладонью и даёт мне по лице. Полина не сдерживает смеха, подходя к нам.

— Тогда мы изодьём папу, если дедушку нельзя, — она целует его непослушные ручки и прижимает его к себе. — Нам пора кушать, я сейчас всё приготовлю к столу.

— Я помогу тебе, принцесса.

— Нет, я сама справлюсь. Точнее мы вдвоём, да? — она обращается к сыну, странным образом сразу же вызывая улыбку на его лице. — Можете пока подождать с папой, мы вас позовём. Только не злоупотребляйте алкоголем, — Полина кидает на отца строгий взгляд, убеждаясь, что он слышит её слова.

— Конечно, м-милая. Разве можно? — спрашивает Леонид, что заставляет меня ухмыльнуться.

— Вот именно, можно, пап. Я вас знаю, поэтому и говорю!

— Я за этим прослежу.

Она уходит, по пути сюсюкаясь с Дамианом.

Я везу тестя в свой кабинет на втором этаже и достаю из мини-бара бутылку хорошего виски.

— К-кажется, ты прослушал мою д-дочь.

— Я знаю свою меру и твою. Мой тесть обязан выпить со мной за моего сына.

Его взгляд воодушевляется ещё больше, чем до этого. Пока я разливаю алкоголь и убираю бутылку обратно, Леонид берёт стакан.

— З-знаешь, я не думал, что ты р-решишься на такой шаг.

— Я и сам не думал.

Но с Полиной я нахожу новые грани своих сил, желаний и возможностей.

— Ты же п-понимаешь, что Полина ж-ждет, что ты настанешь м-малышу отцом, а не просто б-будешь терпеть его ради неё.

— Это даже не обсуждается, тесть. Я стал ему отцом ровно в тот момент, когда принял это решение.

Сейчас я люблю его, но уверен, что смогу полюбить его ещё больше.

— Тогда я ув-верен, ты б-будешь отличным отцом, — говорит он, делая глоток виски. — Я очень р-рад, что ты появился у моей доченьки. Как ж-жаль, что я поздно это понял и не мог пор-радоваться за неё ещё раньше.

Моя челюсть подавляет тик, когда смысл этих слов доходит до меня. На самом деле, я не думал, что когда-то он сможет принять меня. Потому что я лишил его жены, потому что я забрал его дочь и сделал своей. А теперь он говорит мне, что рад за нас, и это заставляет меня почти улыбнуться.

— Как я уже сказал, в этой жизни я твой единственный зять, — я тоже делаю глоток.

— А э-это уже не от меня з-зависит, — язвительно улыбается он. — Но н-надеюсь, что ты сделаешь от с-себя всё зависящее, чтобы так и б-было, зять.

— Да, — соглашаюсь я, в очередной раз понимая, что пойду ради неё на всё — преступление, убийство, смерть, лишь бы она меня любила, лишь бы я был единственным мужчиной, заполняющим её мысли круглые сутки.

Мне не страшна смерть. Не страшна боль и затмение. За свои тридцать лет я переживал трудные времена, начиная с детства. В более осознанном возрасте я понял, что ничего не боюсь, но теперь страх появился.

Я боюсь только одного — что её глаза перестанут смотреть на меня с любовью. Это хуже пыток. Хуже мучений. Отсутствие её любви — вот она, моя медленная, ужасная, жесточайшая смерть.

И чтобы этого никогда не произошло, я должен прислушиваться ко всем её желаниям и потребностям, даже если они раздражают меня и заставляют гореть от злости.

— Я сделаю всё, поэтому по-другому не будет, тесть.

Через какое-то время мы спускаемся вниз, как раз, когда Полина только заканчивает накрывать на стол. Дамиан беспокойно сидит на детском стульчике, когда я подхожу и целую его в лоб. Он слишком похож на меня цветом волос и глаз, но даже если бы это было не так, это ничего не изменило бы. Он будет воспитан мною, и я заложу в него всё, что потребуется для того, чтобы он стал сильным и счастливым человеком.

— Всё как раз готово, садитесь, — улыбается она, но потом морщится. — И я чувствую алкоголь.

— Т-твой муж сказал, что знает м-меру, — произносит Леонид, пока я отодвигаю один из стульев для того, чтобы он мог сесть.

— Я надеюсь, — она бросает на меня серьезный взгляд, и моё сердце перестаёт биться.

Чёрт, я не верю, что заслужил её в своей жизни. Не верю, что она заполнила мою темноту своим светом и показала мне, насколько сильны могут быть мои чувства.

Моя девочка. Самый светлый человек из всех, который попался в мои руки. Ничто и никто не заставит меня потерять её и нашу семью. Ни конец света, ни сам Бог, ни смерть.

Она создана для меня. Я создан для неё. И по-другому не будет никогда.

***

Сегодня я возвращаюсь домой намного раньше, чем нужно. Несколько секунду без Полины — для меня мучение, не говорю уже о часах и полноценных рабочих днях. Она просто уничтожает всю мою работоспособность и делает доброе дело всем моим сотрудникам, которые с облегчением выдыхают, когда я уезжаю.

Полина стоит на кухне и что-то готовит, маня меня чарующим ароматом. Я никогда не был верующим, но прямо сейчас и каждый день я смотрю на божество в её лице.

На кухне сосредоточено куча запахов. На одной из столшениц замечаю радионяню. Если сын спит, она таскает её по всему дому и прислушивается к каждому шороху. Я подхожу к ней сзади, обвивая руками её осиную талию.

— Ты решил прийти пораньше, — сладко замечает она.

— Как и вчера, как и позавчера.

— А завтра мы идём в гости, ты не забыл?

Гости, чёрт возьми.

Это то, что мне катастрофически не нравится, но то, что нужно Полине. Я должен удовлетворять все её потребности и исполнить желания, даже если меня самого выворачивает наизнанку. Я не люблю, когда на неё смотрят. Не люблю, когда она проводит время с кем-то ещё. У меня напрочь сносит крышу от осознания, что она уделяет внимание кому-то, кроме меня.

Но я должен усмирить свой гнев, чтобы моя девочка была счастлива.

— Да, я помню, принцесса.

— И ты будешь без своих бзиков.

— О каких бзиках идёт речь? — ухмыляюсь я, разворачивая её к себе лицом. Полина от кончика носа и до рук измазана мукой.

— О твоих, — спокойно отвечает она. — Я знаю, что тебе это не нужно…

— Принцесса, мой мир крутится вокруг тебя, поэтому мне нужно всё, что нужно тебе.

— Тогда ты обрадуешься, потому что самое важное из всего, что мне нужно, это ты, — она прижимается к моей груди, вытирая о мою рубашку остатки муки на лице.

— Тогда я прямо сейчас займусь этим, — указательным и большим пальцами я приподнимаю её подбородок, заставляя её ангельский взгляд смотреть на меня.

— Чем ты займёшься?

— Тем, что буду твоим.

— Если ты хочешь побыть моим в постели, то тебе нужно подождать.

— Я хочу быть твоим. В постели и вне её.

— И всё равно тебе придётся подождать, — хихикает он, разворачиваясь к столешницам, на которых раскидано тесто вместо с начинками. — Я готовлю на завтра булочки с кленовым сиропом и орехами и пироги, ванильно-яблочный и ванильно-вишнёвый.

— Может, булочкам и пирогам стоит подождать?

— Нет, у меня уже поднялось тесто и нужно всё закончить, так что подождать придётся тебе.

— Ты не отделаешься от меня, когда закончишь со своими булочками, принцесса.

— Как скажешь, — она посмеивается, продолжая чем-то начинять свои десерты. Про себя я ухмыляюсь тому, насколько смелой и раскованной она становится. Мне не важно, какая она — я влюблён, я обожаю любую её черту. Даже с неимоверной робостью и смущением она поставила меня на колени и крепко держала, не осознавая, какая сила в её слабеньких руках. Какая сила надо мной, над мужчиной, который никогда даже не мог подумать, что может любить. И дюбить так сильно.

Но вместе с тем, внутренние изменения в моей девочке означают, что её душа успокаивается рядом со мной. Для меня самое главное, чтобы я был её местом спокойствия, её убежищем и крепостью.

Кажется, я даже не моргаю, наблюдая за ней. Я боюсь пропустить какой-то из её милых жестов. Из-за этого я ненавижу ночи, я ненавижу потребность во сне. То время, которое я на него трачу, я мог бы потратить на любование ею. Любой упущенный в отношении Полины момент не вернуть. И это добивает меня.

Кажется, мою помешанную на ней голову уже ничто не излечит. Мне остаётся только поддерживать такое состояние и не усугублять его. А это очень легко сделать — мне достаточно не видеть её целый день, чтобы потерять голову, чтобы приковать её к кровати и набрасываться на неё столько раз, пока она не отключиться. И так по новой, мне не надоест, я не устану. Полина. Полина. Полина. Её имя на моих губах. Её тело, душа, мысли. Её улыбка. Её счастье. Вот всё, что мне нужно. Вот то, что делает меня человеком. Живым человеком. Уязвимым, но при этом несокрушимым.

— Хочешь попробовать? — спрашивает она через какое-то время, когда допекает последнюю партию. Я даже не присел за то время, пока любовался ею. — Она уже остыла.

Я всё ещё терпеть не могу сладкое, но готов пробовать любое её блюдо. Мне ужасно не нравится, что её еду будет кто-то есть. Да, я уже не удивляюсь своим ёбнутым по всем параметрам мыслям.

— Да, — коротко отвечаю я, и она протягивает выпечку вверх, к моему лицу. Я откусываю прямо с её рук, пережёвывая и глотая. По всему рту гуляет вкус приторно-сладкого теста.

— Вкусно?

— Да, малыш, безумно.

— Отлично, тогда можешь доесть.

И я забираю булку у неё из рук и съедаю всё до последней крошки, пока вытаскивает готовую выпечку и всё аккуратно перекладывает в небольшие контейнеры.

Мои руки и всё моё тело словно погибает от изнеможения и от дикого желания обласкать её, но в самый неподходящий момент до нас доносится крик Дамиана.

— Он проснулся, — с волнением говорит Полина, сразу же бросая всё и быстрым шагом направляясь к лестнице.

Его сон всегда беспокойный. С самого первого дня с нами он может просыпаться несколько раз за ночь и биться в истерике, но последние несколько дней его ночные пробуждения сократились.

Он чувствует, что теперь находится под защитой родителей.

Так же, как моя девочка успокоилась рядом со мной, так же и он — успокаивается рядом с нами.

***

— Это не ты новый владелец кадора? — переворачивая мясо, спрашивает Марат. Муж той самой девушки, пригласившей нас.