Моя ревность тебя погубит

29. Дикий, необзузданный

Я вытираю остатки её крови на члене краем простыни, потому что она и без того вся в крови и других жидкостях.

Определённо, я самый морально безнравственный и безжалостный урод на этой земле. Это можно понять, бросив один-единственный взгляд на её безжизненно лежащее тело, нежная кожа которого впитала в себя всё, что только возможно — кровь, пот, слёзы и, самое главное, мою чёртову сперму. Только сейчас я позволяю себе открыть окно и выкурить одну сигарету в её присутствии. Потому что я надеюсь, что наблюдение за ней, спящей, под сигарету — немного усмирит мой аппетит. Но нет, это всё дерьмо, которое не работает. Мой аппетит не усмирили несколько часов, которые я провёл, трахая её.

Блядь, я пойму, если после этой ночи она не захочет выходить за меня замуж. Потому что сегодня я впервые ей показал, что буду делать с ней каждый день в постели. Потому что она действует на меня как афродизиак, опьяняет меня, одурманивает, сводит с ума. Она — и есть тот наркотик, ставящий бесхребетных существ на систему. И теперь я — это самое бесхребетное существо. Я, который создал свою строительную империю за считанные годы с нуля, после нищеты и наркотиков. Я, который никогда не ставил себя на чужое место и который одним взглядом мог заставить человека желать только одного — исчезнуть.

И теперь я, которым теперь управляет эта девушка.

Моим мозгом. Моим телом. Моим сердцем, о наличии чувств которого я даже не предполагал.

Она моя одержимость. Моё безумие. Мой завтрашний день. Моё стремление и моя будущая жена.

Осознание этого снова делает меня твёрдым. Хотя не сказать, что мой член упал, даже несмотря на то, что я делал с Полиной так долго. Настолько долго, что в итоге я сбился со счета, сколько раз она кончила от моих рук. Сколько раз она отключалась и приходила в себя.

Ох, блядь, я животное.

И если быть честными с собой, то ощущаю себя насильником.

Выкинув окурок в окно, я закрываю его на форточку и натягиваю на себя трусы. Должно быть, воды в джакузи уже достаточно, я включил набираться её сразу же, только отстранился от неё. Теперь я подхожу к измотанной Полине — с её кукольного лица понемногу сходит красный оттенок. Пока я её трахал, она была красной.

Моя застенчивая девочка. Даже в моменты, когда я довожу её до оргазма, она так реагирует на меня.

Присев на крае кровати, я провожу большим пальцем по засохшей слезе на щеке, спускаюсь к подбородку и останавливаюсь на нижней губе. Я так сильно измотал её, что она периодически отключалась и в конце концов заснула.

Ею нельзя не наслаждаться. Особенно, в таком положении. В такой позе. В таком виде.

Всё в ней кричит о том, что она принадлежит мне. Пухлые губы, которые принимали мои поцелуи. Налитая грудь, которая терпела мои пальцы и язык на себе. Широко расставленные ноги, которые она даже не смогла сомкнуть, уснув. И её распухшая киска, из которой вытекает моя сперма. Она засыхает на внутренних сторонах её ляжек вместе с её кровью.

Каждый миллиметр этого тела. Каждая её мысль. Любая эмоции.

Всё, всё принадлежит мне. Она принадлежит мне.

Я псих?

Пиздец, потому что я псих. Определённо, точно, без каких-либо сомнений.

Словно чувствуя моё присутствие так близко, она распахивает сонные глаза и хлопает ресницами — словно пытается привыкнуть к приглушённому свету бра.

— Стас, я заснула, — медленно произносит она.

— Да, малыш. Я заметил.

— Прости.

— Это я должен просить прощения, — моя рука скользит к её шее, я нащупываю учащённый пульс, словно она боится повторения нашего секса.

Да блядь, она боится этого, потому что я трахал её, как невменяемый. Трахал, не останавливаясь, заливая и заливая её своей спермой, и потом всё начиная по-новому. И когда я кончал в неё последний раз, что-то во мне сломалось.

Я понял одну вещь.

Дело не в том, сколько у меня не было секса. Дело в Полине, именно в ней, в том, как я хочу её, как я зависим от неё, как одержим.

Полночи я терзал её — и мне было мало.

Нет, не так.

Это было ничем. Ничем, по сравнению с моим желанием продолжать. И продолжать. И продолжать. До самого утра. А потом и до вечера.

— За что ты должен просить прощения? — её глаза излучают вопрос и недоумение.

— За то, что вытворял с тобой.

И за то, что я повторил бы каждое движение снова и снова.

— Стас, всё нормально. Я сама хотела этого.

— Ты хотела удовлетворить мои потребности, принцесса. А не того, чтобы я насиловал тебя полночи.

— Ты не насиловал меня, — мягко отвечает Полина.

Я не насиловал. Я делал ещё хуже. Часами подряд разрывал её и мучил, с жадностью и животным голодом вдалбливая всё её тело в матрас.

Она пытается сомкнуть ноги, чтобы не быть сейчас «красной тряпкой для быка», но я беру её маленькое тело на руки и несу в ванную. Теперь уже яркий свет позволяет мне в полной мере увидеть, во что я превратил её тело. Утро ещё не наступили, а её руки, плечи, шея, бёдра — всё в сине-фиолетовых, тёмно-розовых отметинах. И это не просто засосы, это синяки. Их так много, особенно на бёдрах.

Ставя её на ноги в ванную, вижу, как с огромным трудом она пытается удержаться на них. В итоге, всё равно не выходит, они подкашиваются, и я ловлю её, обхватывая за грудь.

Не могу поверить, что затрахал её до такого состояния, что она не может устоять на ногах.

— Свою жену ты тоже доводил до такого состояния? Или любовниц? — мои брови летят вверх, когда я слышу её вопрос, пока опускаю её в воду.

— Ты продолжаешь ревновать меня, принцесса? Даже после того, что я с тобой сделал? Ты, наверное, всё ещё не понимаешь, что значишь для меня.

Сев на край джакузи, я размещаю её таким образом, чтобы она сидела между моих широко развинутых ног. Мои пальцы, с неприсущей им сдержанностью, ласкают нежную шею. Её ватная голова болтается — если бы не мои руки, ощущение, что она упала бы в воду.

— Поверь мне, моя девочка. Ни с одной женщиной я не был так возбуждён, как с тобой. Ни одна женщина не превращала меня в дикое, необузданное животное. Ты не представляешь, сколько я готов отдать один только день, в котором не будет ничего, кроме моего члена, наполняющего тебя.

Она издаёт беззвучный вздох, когда её спина задевает и упирается в мой набухший член через ткань боксёров.

— Тебе недостаточно того, что было? — смущённо спрашивает она, запрокидывая голову и встречаясь со мной несмелым взглядом. Будто боится, что я наброшусь на неё снова, потому что и так видит.

— Посмотри, Полина.

Взглядом указываю ей на свой стояк.

— Это ты со мной делаешь.

— Мне кажется, я не смогу так быстро снова.

— Уверен, что ты не сможешь так быстро снова. И я не прошу тебя об этом.

— Но мне хочется принять от тебя то, что тебе нужно.

— Ты примешь всё, принцесса. Даже не сомневайся в этом.

Она продолжает смотреть на меня, иногда отводя взгляд то влево, то вправо.

— Не смотри так на меня, Полина, — требую я. — Иначе я не смогу сдержаться.

Я знаю, потому что держусь из последних сил. Потому что как только я попробовал кусочек её сладкого тела, я свихнулся и полностью потерял контроль.

И сейчас мне следует обмыть её, поменять постельное бельё и уложить спать, но я уже говорил, что самый морально-безнравственный ублюдок, который прямо сейчас думает не головой, а членом.

Полина мечется, явно не уверенная в том, что ей делать.

— Тогда ты примешь меня прямо сейчас, моя девочка.

Одной ладонью я крепко держу её за затылок, а другой вытаскиваю член из-под трусов. Ох, блядь, только не снова эти раскрасневшиеся щёки — они делает меня таким твёрдым, что одного раза явно не хватит.

— Возьми его в рот, Полина, — приказываю я. Она не двигается, то ли из-за неопытности и незнания, чего ей делать, то ли из-за заторможенной реакции. Я поддатликаю её лицо к своему члену, который по твёрдости больше напоминает несокрушимую сталь. Несколько часов назад я разорвал им её девственную киску и размазал по нему её девственную кровь.

Она открывает свой маленький ротик и пытается заглотить его целиком, но едва ли её хватает на головку. Ощущение дикой похоти охватывает меня, когда она задевает языком уздечку.

Её нелепые движения забавляют меня. И я мог бы насладиться ими с большим удовольствием, если бы не подыхал от желания.

— Не нужно сосать, принцесса, раз ты не умеешь. Мы успеем научить тебя. Вместо этого я трахну твой рот, — рычу я, обхватывая её затылок обеими руками. Этот маленький ротик принимает в себя то, с каким бешеным ритмом я толкаюсь в него. Слюни стекают по её подбородку и капают на грудь. Мои движения всё быстрее и быстрее. Она хватается за мои икры, царапая их ногтями, пока я зверски трахаю её.

Трахаю, пока не чувствую приближающийся оргазм — и не замедляюсь, когда заливаю спермой её ротик. Моя вязкая жидкость вытекает из него, когда она кашляет. Повторяет маршрут слюней, стекая по подбородку и капая на стоячие соски. Мне лучше не смотреть на них, потому что я опять не сдержусь и трахну её.

В очередной. Мать его. Раз. За сегодня.

Она сглатывает остатки спермы и в полном бессилии кладёт голову мне на колено.

Она горит.

— Я сгорю в аду за то, что сделал с тобой.

И сделаю ещё безмерное, несчётное количество раз.

— Стас… — шепчет она, прерывисто дыша. Кажется, она с трудом может произнести слово. Чуть позже я займусь самоуничижением по поводу своей ублюдской несдержанности.

— Да, принцесса?

— Если тебе это важно, то я не хочу, чтобы ты горел в аду.

Уголки моих губ приподнимаются в лёгкой улыбки.

— Но перед тем, как это снова случится, я хочу поспать, — просит она.

Видимо, теперь она поняла, насколько я ненасытен и неутолим по отношению к ней. И прежде, чем я снова заявлю на каждую из её дырочек права, заполню их спермой и затрахаю до потери сознания, она хочет отдохнуть и набраться сил.

— Ты отнесёшь меня? — неуверенно спрашивает она.

— Конечно, моя девочка. Я поменяю постельное белье и ты поспишь.

— Спасибо.

Этой ночью я устроил ей настоящую пытку, за которую она должна бояться меня и возможно даже ненавидеть. Но в итоге она говорит мне спасибо, заставляя меня ненавидеть себя ещё больше.

За то что, сделал с ней. За то, что ещё не раз сделаю с ней. И за то, что не пожалею ни об одном прикосновении.

Теперь её тело, вместе с душой, вместе с разумом.

Всё. Принадлежит. Мне.

Никогда больше ей не выбраться из моих рук. Не в этой жизни. И ни в какой другой.