Бессердечные изгои. Безжалостный соперник

Арья

Настоящее

В то время как город погружался в красочную весну, в пентхаусе моих родителей образовалась огромная черная дыра.

Ни одно слово не попадало туда и не вырывалось оттуда. Роты исчезли, стерлись с лица земли.

Мама была той, до кого я постоянно пыталась дозвониться. Теперь, когда я знала, что отец психологически издевался над ней, я чувствовала, что была обязана заботиться о ней. Она была недоступна по телефону, почте или сообщениям. Что касается моего отца, я никогда не пыталась снова связаться с ним после тех язвительных сообщений, которые он отправил мне в день, когда его осудили. Его способность отключать свои эмоции ко мне, словно подписку на каком-нибудь онлайн-канале, доказывала, что так называемых чувств никогда и не было.

Наконец, после семи дней полного затишья, я добралась до пентхауса на Парк-авеню. Как только я поднялась на лифте на последний этаж, чувство обеспокоенности появилось у меня в животе. Я поняла, что, возможно, больше никогда сюда не приду. Что, если они переедут? Мои родители владели этим местом, но у них не было никакой возможности содержать его, учитывая, сколько пришлось заплатить после проигрыша в суде. Я понятия не имела, какие были условия. Как много времени у них было, чтобы собрать деньги. Думаю, Кристиан мог бы ответить на все подобные вопросы, но я не могла узнать у него. Не могла никак связываться с ним. Мой защитный механизм уже не работал, а основные умственные способности иссякали.

Выйдя из лифта, я постучала в дверь, ведущую в дом моего детства. Я не знала почему, но по какой-то причине постучала нашим секретным кодом, который мы с папой использовали в детстве.

Одно легкое похлопывание, стук, пять похлопываний, стук и два похлопывания.

С другой стороны была тишина. Может, их не было. Я могла позвонить друзьям мамы из загородного клуба и узнать, был ли у них ее новый адрес. Я уже собиралась развернуться и уйти, когда услышала звук, исходящий с другой стороны деревянного барьера между нами.

Одно легкое похлопывание, стук, пять похлопываний, стук и два похлопывания.

Конрад.

Я замерла, заставляя ноги идти. Предательские отростки пустили корни в мраморный пол, отказываясь поддаваться. Мягкий щелчок отпирающейся двери зазвенел у меня за спиной. Холод пробежал по моему позвоночнику. Дверь открылась.

– Ари. Моя милая.

Его голос был таким приторным и безмятежным. Он напомнил мне о детстве. Об игре в крестики-нолики перед бассейном в Сен-Тропе. О нем, плетущем мне косички или пытающемся это сделать, из-за чего мои волосы выглядели так, будто меня ударило током. О том, как мы смеялись над этим. Воспоминания лились рекой внутри меня, и я не могла остановить их, как бы ни пыталась.

Папа, обнимающий меня и целующий в голову, говоря, что все будет хорошо. Что нам не нужна мама. Что мы сами прекрасная команда.

Папа, танцующий со мной под песню Girls Just Want to Have Fun.

Папа, уверяющий меня, что я поступлю в любой колледж, в какой захочу.

Папа, купивший мне бейсбольную биту, когда мне исполнилось шестнадцать и за ночь я стала хорошенькой, потому что «никогда не знаешь».

Крошки счастья, заваленные болью и тоской на всю жизнь.

– Арья, пожалуйста, посмотри на меня.

Я развернулась на каблуках, глядя на него. Было так много вещей, которые мне хотелось сказать, но слова застряли в горле. Наконец я смогла сказать одну вещь, которая жгла меня изнутри с тех самых пор, как начался судебный процесс.

– Я никогда не прощу тебя.

Больше я не буду на неправильной стороне истории.

Я поступила так с Ники. Я не повторю эту ошибку снова.

Мой отец наклонил голову вперед. Вся злость и ярость, которые горели внутри его, теперь прошли. Он выглядел поверженным. Дряблым. Тень своего прежнего «я».

– Почему ты это сделал? – потребовала я. – Почему?

Как женщине, которая вращалась в корпоративных кругах, мне всегда было интересно, что заставляло мужчин думать, что они невидимые. Не было никого величественнее, влиятельнее, чем они, кто бы ни попался на их пути. Глупо думать, что такое не случится с тобой. Правда всегда застигает тебя со спущенными штанами. В случае с моим отцом это было буквально.

– Войдешь? – Его лицо исказилось, умоляя. Я отрицательно покачала головой.

Он вздохнул, опустив голову.

– Я чувствовал себя одиноко. Очень одиноко. Я не знаю, насколько сильно твоя мать повлияла на тебя. Я заметил, вы двое сблизились за последние недели…

– Нет. Даже не смей манипулировать мной. Отвечай на мой вопрос.

– Я не отрицаю вину за то, что произошло в нашем браке. Мы оба ужасно вели себя по отношению друг к другу, когда Аарон умер. Но правда в том, что у меня не было жены, ни в каком смысле. Поэтому я начал искать отношений на стороне.

Сначала это был просто секс. Всегда по обоюдному согласию. Всегда с женщинами, которых я знал по работе. Я был молод, симпатичен и взбирался по карьерной лестнице. Заводить короткие интрижки было несложно. Но потом мои потребности стали больше. Мне хотелось еще и эмоциональной поддержки. И как только ты находишь такую поддержку, от тебя ждут, что ты тоже дашь ее взамен. Так случилось с Русланой. Она хотела волшебную сказку, а я хотел чувствовать, что кто-то ждет меня дома. Кто-то сделает мне массаж ног, согреет мою кровать и послушает меня. У тебя был я, а у меня Руслана.

– Ты сказал ей, что бросишь маму ради нее, – проговорила я. Он посмотрел на меня, грустно улыбаясь.

– Я сказал ей то, что нужно было, чтобы она оставалась рядом. И когда я понял, что она собиралась идти к твоей матери и рассказать все, то потерял контроль. Я все еще люблю твою маму. Всегда любил, – сказал он.

У тебя крайне странный способ это показывать.

– Руслана умерла очень неожиданно.

Мне нужно было быть осторожной с тем, что я ему говорила. Он не знал, что Кристиан – это Ники и то, что я видела сертификаты о смерти. Несмотря на то, как я чувствовала себя из-за предательства Ники, я никогда не отдам его на растерзание Конраду. Я не смогу жить с собой после этого.

– Да, это так.

– Кто-то поспорил бы, что это был спланированный случай, – заметила я. Глаза моего отца расширились, а его пушистые брови скривились.

– Нет, нет. Руслана сама это сделала. У нее были огромные финансовые проблемы. Я не имею никакого отношения к ее смерти. Клянусь.

– Помнишь, когда ты сказал мне, что она решила уволиться и переехать на Аляску? К чему это все было? – Я не могла просто остановиться и продолжала спрашивать.

– Да, хорошо. Это правда. В какой-то момент я узнал, что она покончила с собой, но не хотел, чтобы ты об этом знала. Я не хотел причинять тебе боль. Я и так чувствовал себя плохо от того, что с ней случилось, не хватало еще переживать из-за твоего разбитого сердца, – отец немного разозлился в начале своего ответа.

– А Аманда Гиспен? Фотки члена? Все это? – спросила я. Он выдохнул, закрыв глаза, будто готовился к худшему для себя.

– Через некоторое время после моего долгого романа с Русланой у нас начались… проблемы. Проблемы, касающиеся Беатрис. Я хотел обозначить границы. Показать, что она была не одна, что были и другие. У нее не было никакого права просить от меня того, что она требовала. Я начал видеться с другими женщинами, заводил романы. Но это было нелегко. Я больше не был тем молодым мужчиной, как тогда, когда ты была ребенком. Были и другие руководители хедж-фондов, более привлекательные и готовые разориться, чтобы поселить своих любовниц в хорошие квартиры, вручая им свои кредитные карты, когда отправляли на французскую Ривьеру. Я не был одним из этих мужчин. Аманда стала моей последней ошибкой. Но эти другие женщины… Они все давали мне непонятные знаки, Арья, клянусь. То они смеялись один день, то вели себя холодно на следующий. Я не знал, что с ними делать. И я стал дерзким. Думал, если буду настойчивее, то они сдадутся.

– Ты приставал к ним, – тихо сказала я, слезы катились по моим щекам. Я обещала себе, что не буду плакать. Но из этого и состоят прощания. Это было окончательно, болезненно, невыносимо и очищающе. Меня пробирало до костей от одного взгляда на него.

– Да, – сказал Конрад, выглядевший точно так же, как тот вспотевший бледный мужчина, которого я встретила в Клойстерсе сразу перед тем, как все выяснилось. – Я чувствовал огромное давление от необходимости быть всегда рядом с тобой и для тебя, присматривать за твоей матерью. Мне нужна была отдушина. – Вот как все устроено в его больном сознании. Маму было необходимо держать на привязи, для меня быть обоими родителями, и тем самым он имел право домогаться других. Он продолжил: – И потом, когда ты узнала… Что ж, это было слишком. Ты была единственным человеком, кто всегда равнялся на меня, и единственной женщиной, о которой я по-настоящему заботился. Я не хотел, чтобы ты видела все, что я сделал. Я оттолкнул тебя. А адвокат Аманды был отличным предлогом.

– Он к этому не имеет никакого отношения, – яростно заявила я. Даже любопытно, настанет ли когда-нибудь время, когда я не буду защищать Ники так, будто от этого зависела моя жизнь.

– Дорогая, я знаю. – Мой отец улыбнулся.

– Знаешь что? – Мой пульс ускорился, а сердце подпрыгнуло до самого горла.

– Кто такой Кристиан.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. – Я выпрямила спину.

– Мой частный детектив Дейв следил за ним, как только началось судебное разбирательство. Что-то в нем было. Голод, который я узнал. Эти чертовы голубые глаза.

– Но я не понимаю, – сказала я. – Ты постоянно спрашивал, из-за чего он так ведет себя.

– Я перестал, как только Дейв пришел ко мне с информацией. – Конрад пожал плечами.

– Но… Но… Если ты знал, то мог…

Он опустил взгляд на пол.

– И что потом, Арья? Николая бы убрали, отстранили от дела, лишили права адвоката, а его история выплыла бы наружу. История, в которой я разрушил его жизнь, в деталях и с указанным временем. Это выглядело бы для меня намного хуже. Он был просто еще одной моей жертвой. Аманда и другие наняли бы еще одного адвоката, а меня все равно признали бы виновным. Любая дорожка вела к одному месту. И, как говорится, – он саркастически усмехнулся, – я оценил его замкнутый круг. Он сделал все хорошо, этот парень. Если мне суждено было пасть, то я хотел пасть достойно, и он помог мне в этом. Вот почему я сказал Теренсу и Луи не подавать на апелляцию.

– Ты хотел разрушить его жизнь, – повторила я, совершенно ошеломленная. Даже в наши худшие времена, через год после того что он сделал с Ники, я думала, что у моего отца проблемы с контролем гнева, а не что он был злым человеком. – Почему?

– Потому что он притронулся к единственной чистой вещи в моей жизни, – просто сказал он. – К тебе.

– Ты не можешь никому рассказывать, – предупредила я, чувствуя, как каждый нерв в моем теле будто вспыхнул, когда я сделала шаг к нему. – Ты слышишь меня? Никому. Пообещай мне. Пообещай.

– Ты так и не перестала любить его, да? – Он изучающе смотрел на меня.

Нет. Ни на мгновение.

Я отошла, возвращая себе спокойствие. Но он знал. Именно в этот момент он знал. Он прислонился лбом к дверному косяку. За ним я смогла увидеть, что дом был наполовину пустой. Кто-то вынес большую часть мебели. Я ждала, что почувствую укол в сердце, но правда заключалась в том, что дом никогда не был для меня местом. Дом – это чувство. И такое чувство я испытывала только с папой до всего случившегося и с Ники.