Мимезис

— Да. Но я все еще предлагаю ей заказать международный портключ, вместо того, чтобы лететь через океан в этой жуткой маггловской штуке! Мерлин свидетель, даже на метлах было бы безопасней!

— Рон, мы уже это обсуждали: обратно мы полетим вместе с мамой и папой, и я не хочу, чтобы ты напугал их истерикой в самолете. А так ты уже будешь знаком с маггловскими полетами и сможешь произвести хорошее впечатление.

— Что?! Да что б ты знала, я никогда не впадаю в истерику!

— Вообще-то, еще неизвестно, в каком составе вы вернетесь домой, — заметил Гарри, глядя куда-то вдаль поверх вересковых волн.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Гермиона.

— А ты уверена, что правильно наложила Обливиэйт? Сотрудники Министерства, чтобы обучиться этому, заканчивают специальные курсы. Ты же без всякой подготовки стерла ни много ни мало восемнадцать лет жизни своих родителей. Но, даже если тебе повезло, и они не сошли с ума, — Гарри повернул голову, взглянув на Гермиону в упор, — ты правда думаешь, что они тебя простят? После такого?

— Я уверена, что выполнила заклинание верно! И конечно родители меня простят — я ведь сделала это для того, чтобы их спасти! У меня не было другого выхода!

— Напомни, почему ты выступаешь в защиту домовиков? Что плохого в рабстве? — Гермиона возмущенно хватала ртом воздух. — Молчишь? Рон, Джинни, тогда вы мне скажите.

— Вообще-то, я не совсем согласна с идеями Гермионы относительно домовых эльфов, — осторожно заметила Джинни.

— Неважно.

— Рабство плохо, потому что твоя жизнь больше тебе не принадлежит!

— Верно. Спасибо, Рон. Наверняка ты улавливаешь аналогию, Гермиона, ты ведь такая умная. Домовой эльф Добби мог прожить долгую жизнь, служа Малфоям, но он выбрал свободу — и погиб. Однако он сам принял решение защищать меня, сам захотел помочь. И ты выступаешь за то, чтобы эта возможность, это право выбора, было у каждого домовика. Но своим родителям ты в свободе отказала. Почему, Гермиона? Нежели ты так лицемерна? Или ты искренне считаешь магглов существами, стоящими ниже не только волшебников, но и домовиков?

Джинни внезапно стало очень холодно, будто по летнему лугу вдруг пронесся ледяной февральский ветер. Все-таки с ним что-то произошло, ведь тот Гарри, которого она знала, никогда не сказал бы ничего подобного! Это просто невозможно, будто дурной сон…

Глаза Гермионы наполнились слезами, она побледнела. Рон же, напротив, побагровел и вскочил на ноги, в ярости сжимая кулаки:

— Да как ты мог?! Я… я вызову тебя на дуэль!

Уголок рта Гарри приподнялся в намеке на улыбку:

— Не смеши меня, Рон. Сядь.

Гарри не пошевелился, но Рон вдруг плюхнулся на землю. Разозлившись еще больше, он обвиняюще уставился на Гарри, но тот не доставал волшебную палочку.

— Напрасно ты строишь из себя рыцаря: Гермиона в состоянии постоять за себя. Но она молчит. А знаешь почему? Потому что я прав, — Гарри легко поднялся на ноги. — Пойдем, Джинни.

— Почему-то, пока я помогала тебе, пока мы почти год скитались по лесам в поисках хоркруксов, ты не высказывал никаких претензий! — дрожащим голосом выкрикнула Гермиона.

— Но это и не претензия. Скорее, дружеское предложение разобраться в себе. Джинни?

Она почти машинально вложила свою руку в его. Она не могла отказаться — Гарри этого не простил бы, а она не могла его потерять. Джинни виновато посмотрела на Гермиону:

— Ты же знаешь, что я так не думаю! Ты хотела как лучше, и с твоими родителями все будет хорошо. Они поймут, обязательно!

Гарри рывком поднял ее с земли и, не выпуская ее руки, направился прочь, туда, где колыхались сине-фиолетовые соцветья вереска.

— Гарри! — им в спины раздался звенящий от напряжения голос Гермионы. — Что я искала, когда мы познакомились?

Гарри остановился. Джинни видела, что он улыбается. Ее сердце внезапно забилось так сильно, что ей показалось, что оно сейчас разорвется. Джинни понимала, что это действительно Гарри, а не незнакомец под Оборотным Зельем, но все равно затаила дыхание, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Жабу, Гермиона, — ответил Гарри, не оборачиваясь. — Ты искала жабу по имени Тревор.

В следующий миг он дернул Джинни на себя, и их закружило в водовороте аппарации.

* * *

Когда перемещение закончилось, Джинни поняла, что они оказались в темном коридоре дома на Гриммо.

— Гарри, какого лысого дементора только что произошло?! Почему ты…

Внезапно Гарри прижал ее к себе, целуя с неожиданной страстью. Джинни не могла ему не ответить, хотя подозревала, что так он пытается уйти от разговора. Но, надо признать, что из всех способов ее отвлечь он выбрал наилучший. Тем не менее, злость никуда не делась и, едва Гарри ослабил объятья, Джинни отпрянула прочь, чтобы мгновение спустя вздрогнуть от жуткого грохота.

— Мордред! Идиотская подставка! — прошипела она и невольно понизила голос. — Только воплей мне сейчас и не хватало…

— Пока что шум тут производишь только ты.

— И правда… Портрет мадам Блэк… Гарри, почему она не кричит?

— О, я тебе не рассказывал? С ней что-то произошло, не знаю, возможно после смерти Сириуса магия Блэков в этом доме начала ослабевать…

— Что? — Джинни недоуменно нахмурилась, а затем быстрым шагом направилась по длинному сумрачному коридору. Старые газовые рожки с тихим шипением загорались при ее приближении, но их тусклого света было недостаточно, чтобы разогнать густой полумрак. Портрет, как всегда, был занавешен побитыми молью бархатными портьерами. Джинни решительным движением распахнула черную ткань… и вздрогнула, едва удержавшись, чтобы не отскочить прочь.

Миссис Блэк была на месте. При виде Джинни ее черные глаза полезли из орбит, а рот очень медленно начал открываться в крике. Джинни замерла в ожидании, но Вальбурга словно сражалась с окаменением: прошло несколько секунд, а изображение практически не изменилось. Кожа на лице старухи натянулась так сильно, словно вот-вот лопнет. Казалось, миссис Блэк всеми силами пытается сбросить оцепенение, но безуспешно: она вся точно одеревенела. Из горла Вальбурги вырывался еле слышный сдавленный хрип, от звуков которого Джинни охватила дрожь.

— Что с ней произошло?! — воскликнула Джиневра, не в силах отвести взгляда от искаженного гримасой лица старухи.

— Я же сказал, что не знаю, — ответил Гарри, встав у нее за спиной. — Но это развивается постепенно, и, боюсь, уже совсем скоро этот портрет станет совсем неподвижным, таким, как маггловские картины.

Вальбурга, наконец-то, смогла открыть рот:

— В-В-Ы-Ы-А-А-А-А-А-А…

— Мерлин великий! — Джинни непроизвольно постаралась отпрыгнуть, но Гарри удержал ее на месте, взмахнул рукой, и портьеры резко задернулись, скрывая жуткий портрет.

Стало тихо, но у Джинни в ушах все еще стоял этот жуткий звук: не то вопль, не то стон. Он звучал монотонно, на одной ноте, и почему-то от этого становилось еще страшнее.

— Испугалась? — с тихим смешком выдохнул Гарри ей на ухо.

— Это какой-то кошмар! Может, посоветуешься с профессором Флитвиком, вдруг он знает, что с ней происходит?

— Я думал об этом, но, знаешь, может, это не так плохо? Боюсь, если вернуть все, как было, она не даст нам жить спокойно.

В груди невольно потеплело: будто бы Гарри намекал на то, что планирует жить здесь вместе с ней, вдвоем.

— Я рад, что ты здесь, Джинни, что сегодня ты поддержала меня, как я и просил.

Она хотела обернуться, но Гарри не позволил ей этого, мягко удержав за плечи.

— Это не значит, что я согласна с теми ужасными вещами, которые ты сегодня наговорил Гермионе!

— А вот это уже не важно, Джинни, — прошептал Гарри ей на ухо. — Совершенно не важно.