Ползущие в ночи

31

Кенни мельком подумал: Я умру здесь.

И это должно было напугать его или, по крайней мере, заставить его бежать, как крыса, сквозь темноту и обратно к лестнице, но этого не произошло. Он остановился примерно в двадцати футах от нового сводчатого прохода, вокруг его талии плескалась холодная и вязкая вода, и ему в голову полезли разные мысли. Ему не нравилось то, о чем он думал. Он увидел лица двух своих бывших жен, дочери, матери и отца, которые уже давно умерли. Он вспомнил хорошие времена, солнечные дни, свое детство и подумал: Как странно, что все закончилось здесь, в этом затопленном склепе.

И, подумав об этом, он побледнел, зная, что в нем сломалось что-то важное и жизненно необходимое.

Не будь дураком. У тебя еще много лет впереди, если продолжишь бороться. Если хочешь сдаться, сделай это сейчас.

Но он не собирался этого делать. Ни в коем случае.

Он повернулся к Иверсену и Сент-Обену, которые следовали за ним на достаточном расстоянии, как будто проверяя, не случилось ли с ним что-нибудь, прежде чем продолжить путь самим.

- Это может плохо кончиться, - сказал он им, его покачивающийся фонарик создавал неестественные скользящие тени по стенам туннеля. - Если вы, ребята, хотите вернуться, сделайте это. Не сомневайтесь. Помните – вы слишком молоды для этого дерьма.

За пропитанными водой поликарбонатными щитками для лица они выглядели как мальчишки, напуганные мальчишки. Они посмотрели друг на друга, затем на Кенни.

Иверсен сказал:

- Мы идем с тобой.

- Ага, - сказал Сент-Обен немного более нерешительно.

Кенни просто посмотрел на них и понял, что они напуганы, потому что он сам был напуган, но они не могли этого признать. Им мешал юношеский максимализм, мужская гордость. Такова была природа мужчины до того, как ему стукнет пятьдесят, до того, как он увидит перед собой сужающийся туннель собственной жизни. Эти двое выпячивали грудь вперед, держась за яйца, и говорили себе, что ничто не сможет достать их, потому что их защитит их молодость. Они никогда не признаются в своем страхе. В отличие от Кенни, который с готовностью признавал страх и знал, что здесь он в серьезной опасности, но теперь его подталкивало чистое любопытство, болезненное любопытство. Если это место намеревалось убить его, то сначала он узнает его секреты, увидит то, чего не видел ни один человек, и выживет, чтобы рассказать о них.

Это были странные мысли, но в них было утешение.

Он залез в свой рюкзак и связался с Годфри, зная, что отряд наверху следит за всем.

Они пошли.

Сент-Обен предложил приклеить фонарики к пистолетам, и это была отличная идея. Это сильно облегчило задачу – можно было держать пистолет обеими руками и при этом видеть все, что можно было увидеть.

Они пошли дальше, и вода стала глубже, она уже доходила до живота и, казалось, становилась чернее. Что бы им ни должно было попасться на глаза, оно было близко. В воде было еще больше останков, но были вещи и похуже трупов, и все они это знали. Свет фонарей отражался от загрязненных отходов, через которые они прошли, и плясал над осыпающимися кирпичными стенами, словно свет прожекторов. Их шум эхом разносился по коридору.

Они увидели еще больше грибка – если, конечно, это был грибок. Боже правый, он покрывал стены прохода, как какая-то замысловатая сеть вен. Что бы там ни было, грибок был его неотъемлемой частью, и, возможно, все, что они видели и еще увидят, было лишь его продолжением.

Это была пища для размышлений.

- Слушайте, - сказал Кенни, замерев. Впереди раздался звук, громкий звук. Но теперь ничего не было слышно. Он покачал головой. - Ничего.

Но звука не было, потому что никто из них сейчас не двигался. Выжидая, затаив дыхание, прислушиваясь. Казалось, что теперь вода была заполнена странными, едва различимыми формами.

Может, это их воображение.

Но, наверно, нет.

Кирпичная кладка по мере их продвижения в основном осыпалась, а стены были земляными, грязными и рассыпались кусками. С паутины свисающих над ними корней деревьев ручьем текла вода. Они начали натыкаться на разные предметы в темноте, на предметы, находящиеся под водой. Им нужно было двигаться осторожно.

Кенни знал, что это за предметы – длинные деревянные ящики, но не говорил об этом вслух, пока десятки из них не начали расти из воды, как пни: гробы. Большинство из них было без крышек, расколотые, испещренные тем, что могло быть только следами когтей и червоточинами. Их атласные подкладки торчали, как внутренности, выцветшие и покрытые плесенью, когда они вообще были заметны. Большинство из них было выпотрошены и изодраны. Ни в одном из них не было останков.

- Кладбище, - сказал Иверсен высоким жалобным голосом. - Вот что это за место, гребаное кладбище.

Кенни знал, что это было именно кладбище.

Он мог только представить, как твари Клавитт-Филдс пробирались сквозь тьму, забирались на кладбище через дорогу от фермерского дома и утаскивали гробы в свое логово. Это было действительно ужасно, но имело смысл.

Вода была заполнена кусочками человеческой анатомии – грязными тканями и разложившейся плотью, похожей на куски жира. Появились новые островки грибка. Казалось, что он рос прямо из гробов. Они двинулись вперед, неуклюже передвигаясь. Пол туннеля теперь был неровным, бугристым, извилистым и развороченным, полным дыр и штук, которые казались валунами и палками под их ботинками, но вовсе не были валунами и палками.

Им придется вернуться. Теперь Кенни знал это.

Они находились на грани безумия. Надо вернуться и взорвать это ужасное место, вот что нужно было сделать.

Сент-Обен закричал.

Он бешено закружился, открыв огонь из своего пистолета. А потом все начали стрелять и спотыкаться в воде, и Кенни потребовалось мгновение, чтобы увидеть их – этих тварей.

Потомки исконных, порочных жителей Клавитт-Филдс.

Они вышли из воды и напали на них. В мерцающем свете фонарей он мало что мог разглядеть. Просто сгорбленные, изможденные фигуры, покрытые бесцветной скользкой плотью цвета беконного жира, свисавшей листами с их костей, как разложившиеся, расползающиеся одеяла. Он мельком заметил лица, испещренные бесчисленными отверстиями и трещинами, другие лица были покрыты гнойниками и наростами, которые, казалось, извивались, как плоские черви.

Один из них вылетел из грязи, его лицо было пузырящейся грибковой маской, и Кенни нажал на спусковой крючок, разорвав его пополам. Он продолжал стрелять, как и другие, но это было безнадежно. Они находились в их гнезде, и не было возможности ни для наступления, ни для отступления. Четыре или пять из них корчились в воде, как извивающиеся черви, бескостные существа с грибовидной плотью, опухшими лицами и глазными яблоками, лишь на оттенок белее их пятнистой кожи и маслянистых волос.

Иверсен закричал, когда они окружили его и потащили вниз.

Сент-Обен хныкал, плакал и кричал. Он наткнулся на Кенни, и Кенни оттолкнул его и снова начал стрелять, чувствуя отвращение от того, как дробь буквально разносила на куски этих тварей.

Затем его горло сжали руки, холодные, как сухой лед, покрытые мурашками на дрожащей плоти. Он развернул приклад пистолета и почувствовал, как он врезался во что-то, что с визгом ускользнуло в воду, и прямо перед ним возникло нечто другое. Его лицо свисало лохмотьями, нос ввалился в череп, глазницы были огромными и выступающими, черные и серые зубы стучали, как будто они сильно хотели что-то укусить.

Конечно, все это было ужасно, но что было еще хуже, так это вялый жидкий поток какого-то бледного вещества, похожего на дрожжи, которое выходило из его глаз булькающими сгустками и покрывало его лицо, словно пытаясь его поглотить.

Существо зашипело на него, как таракан, порождение ведьм. Его губы были почти склеены крошечными волосками плесени.

Скелетные узловатые руки схватили пистолет... затем его выдернули из маслянистых перчаток, и он остался в темноте, только свет фонаря Сент-Обена метался позади него.

Кенни подбежал к нему, убрав троих со своего пути, а затем перед ним возник четвертый, и Кенни инстинктивно нанес удар. Его кулак пронзил живот, ткани и органы твари, имевшие губчатую консистенцию влажного хлеба. Он прошел сквозь существо, как будто оно было сделано из желе. С пронзительным, безумным криком он отдернул руку, почувствовав, как она задела резиновые кости, а затем тварь развалилась, но ее место заняла другая с головой, похожей на кивающий мясистый воздушный шар.

Он слышал, как они идут за ним, но продолжал бежать, спотыкаясь по воде, пока не нашел Сент-Обена, прижавшегося к стене, стонущего, хныкающего и задыхающегося. Он снял противогаз и втянул полные легкие испорченный, сырой воздух. Его лицо было мокрым от пота.

Кенни схватился за него и увидел, что он сломался настолько, что это не поддается описанию, поэтому он взял у него пистолет и...

И упал, крича, в этот суп из падали... потому что он увидел то, что было за спиной помощника шерифа. Стены были пробиты серией туннелей, маленьких, через которые человеку пришлось бы ползти на животе. Как пчелиные соты.

И едва с его губ сорвался крик, как путаница белых рук, покрытых каким-то дрожащим студенистым веществом, вырвалась из дыры позади Сент-Обена и втянули его в отверстие. Его крики стихли вдалеке.

И затем Кенни остался один, и за его спиной высунулись другие и начали выскользать из этих отверстий, словно змеи.