Ползущие в ночи

36

Они загнали Годфри туда, куда им было нужно, и он знал это.

Какое-то время он боролся с ними, но они загнали его в угол, и он скрепя сердце осознал, что сбежал от них только потому, что они позволили ему это сделать. Он убегал все глубже в туннели и теперь оказался в каком-то коконе из грибка, похожем на куль. Выхода не было. Мутанты окружили проем, просто выжидая, просто наблюдая, что будет дальше. Их мясистые лица скалились в ухмылке, издавая шепот.

Грибковый кокон ритмично пульсировал, и это напомнило Годфри биение какого-то огромного сердца.

Да, потому что это не случайная мутация, а намеренная. Ты находишься в утробе этого грибка.

Теперь он увидел связь между грибком и жителями Клавитт-Филдс. Они слились и стали одним целым. Елена была права, по крайней мере, отчасти. Она рассказала им очень-очень старую историю о метеорите, упавшем с неба – огромный пылающий камень... кусок звезды... упал с неба много веков назад – и ушедшем под землю, и о том, как жители Клавитт-Филдс биологически выродились, став тем, что он видел сейчас. Он вспомнил, как Кенни упомянул радиацию, и в то время это казалось хорошей, хотя и неправдоподобной гипотезой. И, возможно, там была радиация, но и нечто больше, потому что в этом куске падающей звезды было что-то живое, что-то, что уползло в землю и заразило всю территорию, возможно, постепенно переделав жителей Клавитт-Филдс во что-то больше похожее на себя. Елена говорила о каком-то старом пьянице много лет назад, который увидел что-то, состоящее из глаз и ползучих огней, выходящее из колодца Эзрена, что-то, что навсегда ослепило его, после того как он просто взглянул на него.

Оно все еще здесь.

Оно все еще живо.

Мутанты были его частью, они достигли с ним болезненного симбиоза.

И Годфри попался не в кокон грибка, а в кокон из плоти этого существа... весь этот подземный мир был заражен этим существом.

И это были откровения, которые пришли ему в голову в последние минуты его жизни, когда он смотрел горгоне в лицо и готовился к своему концу.

Розовый кокон был очень похож на самих мутантов, сделанный из какого-то гелеобразного губчатого материала, но хотя они были бесцветными и бескровными тварями на какой-то продвинутой стадии деградации, сам кокон был розовым, сочным и неестественно здоровым. Он мог разглядеть сложную систему вен или артерий, проходящих прямо под его поверхностью. Кокон был липким и неприятным на ощупь, и он знал, что если продержится в одной позе долго, то приклеится к нему.

Он начал извиваться.

Мутанты взволнованно зашептались.

Кокон начал сжиматься вокруг него, вибрируя и пульсируя. По его массе пробегали крошечные вялые волны, и казалось, что оно сжимается и расширяется перистальтическими движениями. Годфри почувствовал это прямо перед тем, как оно начало пожирать его, прямо перед тем, как оно выпустило крошечные тонкие, как проволока, ниточки, которые были кроваво-красными и блестящими, и он закричал от боли, когда они поползли по его штанам, прокалывая его кожу, скользя под ногтями и проникая в его задний проход, скользя вверх по стволу его члена и просверливая его пупок. Потребовались считанные секунды, чтобы надежно обмотать его паутиной и пронзить все тело целиком, превратив в бьющуюся фигуру, чей кричащий рот извергал фонтан крови.

Эта штука окутала его, и она пожирала его.

Его плоть начала разжижаться, лицо превратилось в ленты слизи, свисавшие с черепа внизу, как сопли. Теперь на него воздействовали не только эти волокна, но и стебли серого желе размером с большой палец. Они вышли из массы кокона, сворачиваясь, сжимаясь и проталкиваясь под его растворяющейся кожей, и он продолжал кричать, а его рот растекался, как горячий жир.

К этому моменту Годфри уже едва ли был человеком – скорее извивающейся и одушевленной марионеткой, приросшей к кокону. Его целиком окутали щупальца. Они высасывали из него жизнь через глаза, рот и кончики пальцев. Почувствовав последний прилив сил и зов инстинкта выживания, он попытался вырваться и услышал звук вырываемых из земли сорняков.

Кокон издал пронзительный крик.

Теперь Годфри пронзили огромные белые корешки, втягивая его обратно в плотное ложе его собственных биологических тканей.

Он был человеком только по форме, инопланетная ткань завладела им, проталкиваясь и извиваясь внутри и снаружи него. Каждый раз, когда дырка его рта пыталась раскрыться, из нее цветущим скоплением распускались желеобразные усики, как корешки плесени. Белые петляющие пальцы грибка колыхались, как хлысты, из кончиков его пальцев, пробуя воздух и ища новую плоть, которую можно было бы поглотить, которая стала бы только его собственной.

Это было общение с материнским организмом.

И самое ужасное было в том, что он не умер.