Вооруженные силы на Юге России

Генерал Ляхов, однако, действуя по указаниям штаба главнокомандующего, все медлил началом моего наступления. В начале февраля от неизвестного мне Горского правительства явился его представитель и предложил передать ему в управление Грозненский район, вместе с самим Грозным. Я направил его к только что прибывшему, по назначению генерала Деникина, градоначальнику Грозного, полковнику Миклашевскому, который ему ответил, что Горское правительство не признается нами и что власть в городе и его районе принадлежит ему, представителю Вооруженных сил на Юге России. Тогда Горское правительство для ведения переговоров назначило своего представителя к генералу Ляхову. Между ними начались переговоры, но ни к каким результатам они не привели. Не имея своих формирований в Дагестане, центре горских самостийников, возглавители их стремились найти опору в большевиках, засевших в Чечне, и при содействии их организовать защиту и борьбу. Но и мы уже в это время усиливали себя новыми формированиями терских казаков. В мое распоряжение были переданы только что сформированные две Терские пластунские бригады под командованием генералов Хазова{330} и Драценко.

Во время перерыва в военных действиях жизнь в Грозном и в казачьих станицах стала постепенно налаживаться. Лично мне мало пришлось принимать участие в административной деятельности, так как градоначальник Грозного был подчинен Ляхову, а терские земли перешли в административное управление Терского правительства. Но по некоторым вопросам, касающимся общего положения, мне пришлось председательствовать в некоторых комиссиях. Так, под моим председательством решался вопрос о восстановлении нефтяной промышленности на грозненских промыслах. Вопрос имел для нас особо важное значение, так как Владикавказская железная дорога была приспособлена для нефтяной тяги. Нефть перестала поступать как из Баку, так и из Грозного, поэтому приходилось пользоваться паровозами с угольной тягой. Но и поступление угля становилось не обеспеченным, ввиду того что наши части вели бои в Донецком бассейне, причем Донская армия, находившаяся правее нашей армии, в это время отходила на юг, что ставило под угрозу Каменноугольный район. Надо было во что бы то ни стало восстановить грозненские промыслы. Для этого, в первую очередь, надо было потушить на них пожары. В комиссии обсуждался вопрос тушения и было решено прибегнуть к сверлению скважины вне досягаемости огня и кары пожара. Эта скважина должна была достигнуть основной скважины, выбрасывающей нефть и газы, загорающиеся на поверхности. Затем надо было приступить к закупорке основной скважины, что являлось самой трудной задачей. По закупорке скважины и тушению на поверхности пожара нефть должна была временно выбрасываться через новый для нее ход. Затем должно было быть приступлено к открытию старой скважины, чем и заканчивалась операция. Все это было выполнено только через два-три месяца, когда я уже находился на Царицынском фронте.

В начале марта я, наконец, получил указание Ляхова перейти в наступление для приведения к покорности плоскостной Чечни. Я считал необходимым направить наш главный удар на аул Гойты, военный центр Чечни. Операция эта была выполнена следующим образом. Для атаки Алхат-Юрта я сосредоточил почти всю свою артиллерию, две пластунские бригады и четыре конных полка против аула Кулары на северном берегу Сунжи. У Михайловского и впереди Грозного я оставил лишь незначительные части для прикрытия наших флангов.

15 марта я выехал в расположение главных сил корпуса к станице Ермоловской. Обойдя расположенные здесь части, я вызвал генерала Хазова, чтобы с ним вместе пройти к Сунже и с нашего возвышенного берега указать ему направление его будущей атаки. Он должен был ночью форсировать Сунжу, выдвинуться вперед и дать возможность пройти через реку нашей коннице, артиллерии и бригаде генерала Драценко. Я уже заготовил свой боевой приказ и познакомил с ним генерала Хазова. Наш берег все время обстреливался чеченцами. Чтобы не привлекать их внимания, кроме генерала Хазова, я взял с собою только полковника Георгиевича, моего начальника штаба.

Подойдя к нашему возвышенному берегу Сунжи, я стал показывать генералу Хазову на некоторые особенности местности, овладение которыми, по моему мнению, представит трудности при его ночной атаке. Чеченцы по-прежнему нас все время обстреливали, но их огонь не превышал интенсивности обычной перестрелки. Однако и этого огня оказалось достаточно, чтобы одной из пуль я был ранен в ногу. Пуля пробила мне щиколотку, и я сразу же почувствовал сильную боль. Так как наша рекогносцировка была закончена, то мы, как говорится, «поплелись» обратно. Я упирался на плечи Хазова и Георгиевича. Скоро мы дошли до полотна железной дороги, где стоял вагон, в котором я приехал из Грозного. Мне сейчас же была сделана перевязка.

Я рассчитывал продолжать командовать корпусом, но врач, осмотревший мою рану, заявил, что у меня несомненно раздроблено несколько мелких костей сустава и что мне необходима операция в Екатеринодаре. Я вызвал моего заместителя, генерала Драценко, чтобы передать ему командование корпусом до моего возвращения. Он уже был ознакомлен с моим приказом и должен был в эту ночь начать наступление.

На следующий день утром я выехал в Екатеринодар. Проезжая станицу Ермоловскую, около которой я был ранен, я увидел из окна вагона на берегу Сунжи штаб Драценко и наши части на другом берегу, быстро продвигающиеся на Гойты. Как потом я узнал, в этот день около полудня аул Гойты был взят, а через шесть-семь дней вся Чечня изъявила покорность после жестоких боев, какие вел генерал Драценко в плоскостной ее части.

Со мной ехал в Екатеринодар тяжело раненный командующий Запорожским полком, есаул Павличенко. Во время одной из конных атак он с двумя сотнями своего полка врезался в отходившую колонну чеченцев и в происшедшей схватке получил несколько пулевых и шашечных ран, причем обе руки его были прострелены. Но он оставался верхом и продолжал командовать своими запорожцами.

По пути в Екатеринодар наш поезд обогнал поезд генерала Врангеля. Он сам только что вынес сыпной тиф в очень острой форме и, против ожидания врачей, после двух недель беспамятства, благодаря уходу баронессы Врангель, был положительно вырван из смертельной опасности. Он был еще очень слаб и направлялся на отдых в Сочи. Он пожелал есаулу Павличенко и мне скорейшего выздоровления, чтобы успеть ко времени переброски моей дивизии из-под Грозного стать во главе наших частей.

В Екатеринодаре я попал в госпиталь, в котором работал хирург, профессор И. П. Алексинский. Узнав о моем прибытии в госпиталь, он немедленно провел меня в рентгеновский кабинет и, осмотрев мою ногу, сказал, что не считает нужным меня оперировать, так как те осколки костей, которые находятся в области раны, или сами выйдут, или со временем рассосутся. Через некоторое время я получил из Сочи письмо генерала Врангеля, в котором он приглашал меня скорее вернуться к дивизии, которую предполагалось перебросить на Великокняжеское направление.