Вооруженные силы на Юге России

Начало 1919 года и первые действия полка

К началу 1919 года, ввиду приближения фронта большевиков, положение в Крыму обострилось: стал развиваться бандитизм и большевистская агитация. Первое сильное проявление бандитизма имело место в Евпатории в конце декабря 1918 года. Матрос Петриченко, засевший со своей бандой в евпаторийских каменоломнях, наводил террор на окружающее население грабежами и убийствами. Местные власти были бессильны что-либо сделать, и потому командующий армией отправил в Евпаторию для борьбы с бандитами отряд под общей командой шт. — капитана Орлова в составе 1-й роты полка с двумя пулеметами, двумя орудиями и отделением подрывников. Отряд выступил из Симферополя 1 января, и этим днем началась боевая деятельность полка. В трехдневном тяжелом бою бандиты (183 человека) во главе с атаманом Петриченко были уничтожены и каменоломни разрушены. Отряд потерял убитыми двух офицеров, одного добровольца и ранеными двух офицеров. Окончив операцию, отряд остался в Евпатории для несения гарнизонной службы.

Почти одновременно в районе Тапловского монастыря (около Карасубазара) появилась новая банда, и для ее ликвидации 6 января была послана 4-я рота под командой шт. — капитана Турчанинова{273}. Успешно окончив в течение нескольких дней борьбу с бандитами, 4-я рота возвратилась в Симферополь и 15 января была отправлена в Евпаторию на смену отряда шт. — капитана Орлова, который возвратился в Симферополь.

Для объяснения некоторых дальнейших событий в жизни полка я позволю себе несколько подробнее остановиться на общем положении, сложившемся к этому времени в Симферополе. Полк был расквартирован (кроме 3-го батальона) в Симферополе, где получал пополнение одиночными офицерами и добровольцами. Материальную часть (винтовки, пулеметы, патроны и т. д.) полк добывал сам на заброшенных складах. Полк нес гарнизонную службу, которая с каждым днем становилась тяжелее и тяжелее. Бандитизм и большевистская агитация развивались все больше и больше. Местные власти вели борьбу с бандитами и большевиками если не преступно, то, во всяком случае, вяло, трусливо и неумело. В тюрьме сидели такие лица, как Мурзак, Попандопуло и их товарищи, предводители большевиков в период января — апреля 1918 года, период террора и грабежа. Их почему-то боялись судить. Местная пресса, руководимая левыми элементами (газеты «Южные Ведомости» и «Прибой»), открыто вела травлю против Добровольческой армии. Начался террор против отдельных чинов армии (убит из-за угла вольноопределяющийся нашего полка Полищученко). На почве напряженной общей обстановки начали ухудшаться взаимоотношения между Крымским правительством и местным командованием Добровольческой армии, которые должны были бы быть лояльными с обеих сторон (согласно переписке генерала Деникина с г. С. Крымом); возникали трения, подчас довольно острые.

Во главе местного командования Добровольческой армии в Симферополе в это время был генерал Боровский, командующий Крымско-Азовской армией, при начальнике штаба армии генерале Пархомове. Штаб армии, весьма многочисленный, занимал в Симферополе всю «Европейскую» гостиницу (самую большую в городе). Странным было в то время, в сущности, без армии наличие столь многочисленного штаба армии. В Симферополе положение с формированиями было таково: кроме Симферопольского офицерского полка в составе шести рот с командами, формировался полк 13-й пех. дивизии{274} и к февралю это был только очень слабый кадр. В начале года гарнизон Симферополя несколько усилился прибывшим из Екатеринослава походным порядком отрядом генерала Васильченко{275}, часть которого впоследствии образовала кадр полка 34-й пех. дивизии{276}. Три полка — Симферопольский офицерский, сводный полк 13-й пех. дивизии и сводный полк 34-й пех. дивизии — должны были представлять 4-ю пех. дивизию{277} Добровольческой армии под командой генерал-майора Корвин-Круковского. Укомплектованных частей в действительности не было (кроме нескольких малых воинских частей, присланных с Кубани и расквартированных в других городах Крыма), были только кадры, части нужно было создавать.

К сожалению, руководство, назначенное для этой цели, мало соответствовало своему назначению. Мобилизация офицеров проведена была неудачно и неумело: боеспособного рядового элемента явилось очень мало, много явилось калек и стариков (например, в наш полк, между прочими, были назначены четыре полковника, один из них Генерального штаба, а остальные бывшие командиры полков в Великую войну). Начальник штаба армии генерал Пархомов проводил неудачно идею вооружения «благонадежного населения». Все указанное и многие другие причины создали крайне напряженную обстановку. Местные власти ожидали выступления большевиков. Штаб армии охранял себя караулами с пулеметами.

Создававшаяся общая обстановка сильно волновала офицерство полка, и командиры батальонов шт. — капитан Орлов и капитан Гаттенбергер, учитывая настроение в ротах, где большинство были офицеры, доложили об этом командиру полка. Командир полковник Морилов ввиду серьезности обстановки и удовлетворяя просьбу командиров батальонов, подал по команде рапорт командующему армии. В рапорте были затронуты все вопросы, волновавшие офицеров, и указывалось на неудовлетворительную работу генерала Пархомова, генерала Фалеева и полковника Крамаренко (последние два имели отношение к материальному снабжению армии). Нужно подчеркнуть, что рапорт, как особо важный, согласно «Положению о письмоводстве» был написан непосредственно на имя командующего армией и представлен в секретном порядке при другом рапорте по команде через начальника дивизии генерал-майора Корвин-Круковского. В полку жизнь шла нормальным порядком, однако какие-то темные элементы раздули историю с этим рапортом в бунт. Штаб армии по приказанию генерала Пархомова вооружился, так как, по его данным, полк собирался его арестовать. На другой день после подачи рапорта генерал Боровский, обеспокоенный положением, приказал собрать офицеров гарнизона в Дворянском собрании. Более часа генерал Боровский беседовал с офицерами, очевидно желая выяснить обстановку. Чувствовалась его тревога в связи с рапортом.

6 февраля, спустя несколько дней после подачи рапорта, командиром полка была получена телефонограмма Наштадива 4 за № 441, которой передавался приказ штаба Крымско-Азовской армии об отправке 1-го батальона полка под командой шт. — капитана Орлова на фронт в город Мелитополь в распоряжение Начдива 5 генерала Шиллинга. 4-я рота, находившаяся в Евпатории, была спешно вызвана в Симферополь для присоединения к батальону. Батальон спешно готовился к отъезду. Утром 8 февраля неожиданно прибыл в помещение 1-го батальона (в здании женского епархиального училища) генерал Боровский и собственными глазами убедился в готовности батальона к походу. Командир батальона шт. — капитан Орлов встретил командующего армией рапортом и доложил ему о часе погрузки батальона. Между прочим, командир батальона, в присутствии командиров рот, спросил генерала Боровского: «Ваше Превосходительство! Правда ли, что отправка 1-го батальона на фронт есть результат рапорта?» На это генерал Боровский ответил: «Нет, этого требует обстановка». Между тем в городе и в штабе армии ходили слухи, что генерал Пархомов боится, что его арестуют, и поэтому 1-й батальон, как бунтарский, по его настоянию отправляется на фронт.

8 февраля, после обеда, батальон в полном составе погрузился в вагоны и по железной дороге отправился в Мелитополь, куда и прибыл на следующий день. На ст. Мелитополь случайно находился генерал Шиллинг. Командир батальона явился к нему с рапортом о прибытии в его распоряжение, и генерал Шиллинг был крайне удивлен прибытию батальона, заявив, что он ничего не просил. «Обстановка» выяснилась.

На истории с рапортом останавливаюсь несколько подробнее, учитывая заметку в «Памятной записке»: «Событие это освещено лишь потому, что, быть может, со временем где-либо обнаружится рапорт командира полка полковника Морилова и какая-либо переписка штаба Крымско-Азовской армии о „бунтарском батальоне“». Это записано было в 1921 году. Приведенная заметка имела свое основание, так как, действительно, позже история с «бунтом» была освещена неправильно. Ниже цитирую выдержку из книги генерала А. И. Деникина «Очерки русской смуты», т. 5, глава 5, отпечатанной в 1926 году: «К сожалению, в крымских войсках также было далеко не благополучно. На верхах шел разлад. Сменивший генерала Боде генерал Боровский, имевший неоценимые боевые заслуги в двух кубанских походах, выдающийся полевой генерал, не сумел справиться с трудным военно-политическим положением. Жизнь его и штаба не могла поддержать авторитет командования, вызывала ропот, однажды даже нечто вроде бунта, вспыхнувшего в офицерском полку в Симферополе. Поводом к нему послужили авантюризм и хлестаковщина ставшего известным впоследствии капитана Орлова и его сподвижников, но причины лежали, несомненно, глубже в общих нестроениях быта и службы. Вообще дисциплина, служебная и боевая работа новых офицерских частей оставляли желать многого. Развернутые до нормальных размеров, с солдатским укомплектованием, эти части, несомненно, дали бы хороший боевой материал. Но в настоящем своем виде они требовали не просто исполнения служебного долга, а нечто большее — подвига, лишений, тяжкого, для многих непосильного труда. А того энтузиазма, который в исключительной обстановке Первого похода создал и закалил „старые“ офицерские полки, уже не было…»

К сожалению, будучи сам свидетелем событий, происходивших в Крыму, не могу согласиться с некоторыми мыслями приведенной выдержки. С оценкой штаба армии можно согласиться вполне, что же касается «авантюризма и хлестаковщины» капитана Орлова и других его сподвижников, то с этим согласиться нельзя. В описываемое время патриотизм капитана Орлова и других чинов полка никак не может оспариваться. Капитан Орлов в то время был душой и примером для противобольшевистского движения в Крыму, и его заслуга в создании нашего полка единична. Заметка об «общих нестроениях быта и службы» в отношении нашего полка должна быть отвергнута категорически, так как дальнейшая работа полка доказала противное. Подвиги полка не раз отмечались в приказах непосредственных начальников, и чины полка несли безропотно лишения и тяжелый непосильный труд. Дух полка с самого начала до конца был всегда высокий.

Батальон был расквартирован в Мелитополе и только спустя несколько дней (14 февраля) отправлен на ст. Верхний Токмак в распоряжение генерала Тилло. С 16 февраля началась борьба с бандами Махно, закончившаяся занятием станции и деревень Кириловка, Басань, Петропавловка, стоившая полку убитыми двух офицеров и ранеными четырех офицеров и одного солдата. Под давлением массы махновцев отряд отошел на линию Могила — Токмак — Новополтавка — Семеновка, причем батальон закрепился, заняв М. Токмак — Новополтавку. Штаб отряда, имея сведения, что махновские массы сосредоточиваются в районе Пологи — Конские Раздоры — Басань — Орехов, готовился к наступлению на Пологи — Гуляй-Поле (базу Махно). 23 февраля 3-я рота была передвинута в Клипенфельд. На 24 февраля было назначено наступление, причем батальону было приказано наступать на фронте Новополтавка — Клипенфельд в общем направлении на Пологи. Махно, однако, предупредил наше наступление: 23 февраля занял Б. Токмак и прервал связь отряда с Мелитополем. Наступление наше было отменено.