Вооруженные силы на Юге России

На широкую Московскую дорогу

С этой, звучащей в душе каждого, мыслью собирались марковцы в новый поход, когда им 7 января 1919 года объявили о погрузке в эшелоны. 9–10–11 января побатальонно уезжали они на север. За ними следовали их батареи.

Ехали в теплушках с разбитыми стенками, проломанным и прожженным полом. Погода стояла сырая, холодная. Однако в вагонах был налажен «уют»: навалена солома, забиты дыры, на пол положены кирпичи и на них зажжены небольшие костры. Дым ел глаза. Но веселье, песни, шутки… Со здоровыми разделяют путешествие и недомогающие, не желающие расстаться с полком.

В Армавире, Кавказской, Тихорецкой эшелоны встречались криками «Ура!». Это марковцы, узнавшие о проезде полка, едва поправившиеся от ран и болезней, собрались, чтобы присоединиться к своим и с ними начать новый поход. В полк вернулись полковники Булаткин, Блейш{86}, Наумов. В Армавире батальоны приветствовались «чашкой чая» с закуской; в Ростове обедом. И все это на чистых, накрытых скатертями столах с радующей душу сервировкой. Тем, кто не мог по слабости или нездоровью оставить вагоны, дамы-патронессы приносили угощение туда. К общей радости было объявлено, что эшелоны простоят в Ростове два дня и разрешены отпуска в город. Выдача жалованья, 3000 рублей на офицера и 450 на рядового, поднимала настроение. Ростов особенно интересовал первопоходников, сохранивших о нем нелестную память. Некоторые посетили пожарную команду, лошади которой реквизировал генерал Марков. Брандмейстер был незлопамятным и оказал широкое гостеприимство бесстрашным бойцам. Офицеров в городе стало значительно меньше, чем год назад.

Головной эшелон, простояв на станции два дня, выехал на Новочеркасск и далее в Воронежском направлении. Говорили: «Едем на поддержку донцов». Донцы на станциях приветствовали проходивший эшелон и выражали радость, что им на помощь идут офицерские части. Однако поезд дошел только до ст. Шахтная, откуда вернулся в Ростов. Других батальонов полка он уже не застал и тронулся вслед за ними на ст. Матвеев Курган и далее в центр Донецкого бассейна.

После степей Дона и Кубани и редко расположенных громадных станиц и сел, после гор, глубоких балок и долин Ставрополя, где глаза напрасно искали редкие, расположенные в низинах населенные пункты, тут повсюду слегка волнистая местность с близко расположенными поселками. После хлебородных районов заводы с высокими трубами, массивными зданиями; какие-то вышки и высокие конусообразные кучи угольного шлака. После редких железнодорожных линий и небольших сонных и спокойных станций и разъездов густая железнодорожная сеть с часто расположенными станциями, массой подъездных путей, забитых высокими платформами для перевозки угля. После свежести гор и степей везде густой налет угольной пыли. Царство каменного угля и заводов. «Золотое дно России».

16–17 января выгрузившиеся из вагонов батальоны стали по квартирам: один в Юзовке, другой в 7 верстах в рабочем поселке Балтийского завода, третий в 40 верстах к северу у ст. Горловка, также в рабочем поселке, в ближайшем резерве недалеко проходившего фронта.

Расквартирование полка резко отличалось от того, что было на Кубани и в Ставрополье: оно стало скученным, как по числу помещенных в доме бойцов, так и по общей площади из-за густого расположения зданий. Но со стесненностью как-то справились обоюдным соглашением с хозяевами по правилу: «В тесноте, да не в обиде». Досадным отличием нового расквартирования от старого был вопрос о добавочном к казенному питании. Рабочие и горожане не крестьяне, имеющие у себя запасы всякого продовольствия. То немногое, что у них есть, — небольшой придомовой участок земли с огородом и постройками для домашней птицы, одной-двух свиней, иногда корова — рассчитано только для своей семьи, как добавок к закупаемому в лавке и на базаре. Пришлось мириться и удовлетворяться почти исключительно казенной пищей, если не выручали наличные деньги. Но и в этом вопросе отчасти помогало то же обоюдное соглашение.

В несравненно худшем положении оказались роты, размещенные в школах: людям приходилось самим заботиться обо всем, спать на тонком слое соломы, которой здесь тоже было мало, и под головы класть сумки или сапоги и укрываться шинелями.

Как бы там ни было, но все быстро устроились. Однако одно обстоятельство заставляло марковцев задуматься и обсудить его. Едва батальоны разместились по квартирам, как последовали распоряжения: назначать дежурные роты; по ночам высылать усиленные дозоры; чинам не удаляться далеко от своих квартир и всегда быть при оружии, а с наступлением ночи не ходить иначе как группами не менее трех человек; назначались наряды для производства арестов и обысков. Ничего подобного на Кавказе не было. Это заставило марковцев присмотреться внимательно к населению, его настроениям, и было замечено, что за внешним радушием скрывались если не прямая враждебность, то, во всяком случае, сильное и глубокое недоверие.

Открылось и нечто новое: коммунисты здесь не отдельные люди, а целые организации, связанные с населением. На Кавказе приходили добровольцы и местные коммунисты уходили, а здесь они оставались. Понятно: район шахтерский, промышленный, густо населенный рабочими. Ожидать здесь можно всего.

Но это пока мало тревожило марковцев, занявшихся своими делами: бельем, обмундированием, обувью, снаряжением, вооружением. Надеяться на хозяйственную часть не приходилось, да она еще не прибыла с Кавказа. В роты было влито небольшое пополнение из пленных красных; его нужно было вооружить марковским духом. Прибыли на пополнение и офицеры из германского плена.

О них нужно сказать. На границе они были встречены новыми властителями Родины не без торжественности и обильно снабжены продовольствием, что было особенно важно для проголодавшихся людей. «Поезжайте, куда хотите», — было им сказано. Эшелон шел через Смоленск и далее на Харьков. В пути многие высаживались. В Харькове, где уже была советская власть, офицерам снова сказали: «Поезжайте, куда хотите, — но добавлено: — Если на юг, то нам потом не попадайтесь». Многих поезд привез в Донбасс, где уже стояли части Добрармии. Для приехавших это не было неожиданным: они знали о шедшей борьбе и приехали, чтобы принять участие в ней. Всем прибывшим был дан длительный отпуск и право выбора части, в которой каждый хотел бы служить. Около 20 офицеров зачислились в Офицерский генерала Маркова полк и назначены были в 1-ю генерала Маркова роту. К ним сразу же все прониклись большим уважением уже за то, что они, кадровые офицеры 1-й пехотной дивизии, попавшие в плен в августе 1914 года, проезжая Смоленск, где в мирное время стояла их дивизия и где у некоторых были их семьи, не остались там. Свое решение вступить в борьбу с большевиками они привели в исполнение несмотря на то, что большинство офицеров их дивизии сошли в Смоленске.

Пополнившиеся роты имели теперь по 50–60 штыков, 1-я до 80, а 7-я и 9-я офицерские до 150 штыков. Общий состав полка возрос до 800 штыков при 20 пулеметах.