Кто не боится молний

2

Какая-то внезапно нахлынувшая сила подхватила Ульяну, легко понесла по улице. Будто прорвалось из души все, что она так усердно и давно подавляла в себе, старалась удержать, усмирить, теперь бурно хлынуло на волю.

Первым завидела дом Лизки Скворцовой, напрямик зашагала во двор. С Лизкой они еще в молодости дружили, вместе с парнями гуляли, ходили в клуб на танцы. В одну осень выходили замуж и десяток годов сообща работали на молочнотоварной ферме. Совсем недавно, перед войной, летом сорокового года, ездили в Москву на Сельскохозяйственную выставку, получили медали за коров-рекордисток.

До войны в колхозе была хорошая молочнотоварная ферма, а как стал подходить немец, люди разобрали колхозных коров по домам, чтобы спасти и сохранить общественное стадо. Помнится, как доярка Лизка раздавала коров женщинам и всем строго наказывала беречь их, как самое дорогое добро. Отчаянная, смелая баба была эта Лизка, не боялась ни бога, ни черта.

Ульяна постучала в окно, приникла лицом к стеклу:

— Выдь на минутку, Лизавета.

Всполошенная Лизка выскочила в сени, тихим шепотом запричитала:

— Не торчи ты на улице, иди сюда. Чего тебе?

Ульяна переступила порог, притворила за собой скрипучие двери, в полутьме наклонилась к лицу Елизаветы:

— Слышь, подружка, дело есть. Скоро наши придут, а немцы драпать собираются. Завтра будут сгонять всю скотину, к себе на неметчину увезти хотят. И чтобы такого не было, мы этой ночью должны угнать всех коров в лес, в Волчьем овраге спрячем. Помнишь дорогу?

Лизка испуганно замотала головой:

— А если узнают?

— Бог не выдаст, свинья не съест, — строго сказала Ульяна. — Сама гони и всем людям на твоей улице скажи. Поняла?

— Не сомневайся, Ульяна. Все сделаем, как же иначе. Не сомневайся.

— Бывай здорова, подружка, а я побегу на другой порядок, по хатам, — сказала Ульяна. — До вечера всех обойду.

Не чувствуя ни страха, ни усталости, она ходила со двора на двор, шепталась с бабами и к наступлению темноты оповестила всю деревню...

На следующий день с утра горластые люди с автоматами и плетками появились на улицах, останавливались возле каждого двора, громко кричали:

— Эй, хозяйка, выгоняй корову!

Хозяйки открывали сараи, показывали пустые стойла.

— Нет у меня коровы, давно подохла без корма.

Сколько ни шарили по дворам реквизиторы чужого добра, никакой поживы не находили. Со всей деревни согнали пять-шесть захудалых коровенок, взяли у тех, кто побоялся или не захотел спрятать свою скотину. Добрая же сотня колхозных племенных коров была угнана женщинами в лес и надежно спрятана в глубоком Волчьем овраге, закрытом со всех сторон густыми зарослями орешника.

Целый день женщины не выходили из оврага и на ночь остались там вместе с коровами. Когда наступила темнота, Ульяна собрала ведра, раздала женщинам и тихо скомандовала:

— Всем идти за мной, не шуметь и не стучать ведрами.

— Понятно, — ответила Лиза за всех.

Женщины притихли, пригнулись. Низкой лощиной прошли к реке, набрали воды в ведра и так же молча и неслышно вернулись обратно в Волчий овраг. Ведер было мало, и каждой женщине пришлось раз десять сходить на реку. Наконец, все коровы напились, полегли на землю. Женщины выбрали дежурных, стали располагаться на отдых. Одни сразу захрапели от усталости и пережитого волнения, другие тихо шептались. Усевшись на пеньке, Ульяна долго не могла уснуть, обняла рукой шею своей подружки, изредка вздыхала:

— Спишь, Лиза?

— Нет, какой теперь сон?

В полночь совсем близко, за лесом, загремели орудийные залпы, и над самыми верхушками деревьев со свистом пролетели снаряды. Женщины всполошились, сбились в кучу, как овцы в грозу. Тревожно и глухо замычали коровы.

— Слышь, девки, — скомандовала Ульяна, — ползите к своим коровам, держите их, не давайте реветь!

Женщины бросились к скотине, стали гладить коровам бока, почесывать шею, успокаивали животных и самих себя.

Тревожно загудела деревня, то там, то тут затрещали ружейные и автоматные выстрелы. Потом начали стрелять из орудий, с треском раскалывался воздух у станции, неслись раскаты со стороны школы, бухали глухие удары из заречья. Видно, немцы уже успели переправить орудия и теперь вели огонь с возвышенного берега. Где-то вспыхнуло, пламя, и его багровый отблеск подсветил низкие тучи, медленно плывшие над лесом. И тут же стали падать и взрываться снаряды.

Коровы притихли от страха, смирно лежали на земле. Только одна, белолобая, вскакивала на ноги, порывалась перепрыгнуть через повалившееся дерево, но бойкая отчаянная бабенка схватила скотину за рога, повисла всем телом, тянула коровью морду к земле, визгливым голосом причитала:

— Уймись-ка ты, Касатка! Смирно лежи, убьют же, господи. Замри, неразумная!

Касатка выпучила красные глаза и так отчаянно мотнула головой, что хозяйка с испуганным криком отлетела в сторону. Корова тут же метнулась в густые заросли, в клочья раздирая себе бока колючими сухими ветками.

Совсем рядом хлопнуло несколько взрывов. Загудела земля, сверху посыпались комья глины. Взобравшаяся на пригорок Касатка жутко взревела и медленно рухнула, убитая осколком снаряда. Женщины ахнули, еще теснее прижались к земле. Ульяна превозмогла страх, подняла голову и при мгновенной вспышке орудийного выстрела окинула взглядом весь Волчий овраг. Распластавшись на земле, смирно лежали коровы. За их крутыми боками прятались женщины. Вспышка погасла, и в темноте те дался голос Ульяны:

— Все живые, бабы?

Никто не ответил, только справа фыркнула и тяжело вздохнула корова. Потом испуганный женский голос прошептал:

— Я живая.

— И я, — прохрипела Лизка.

— Я тоже, — сказала Матрена.

— Все живые, — заголосила Касаткина хозяйка Дуська. — Только вот Касатку убили, лучше бы меня, ей-право. Чем я теперь детей кормить буду?

— Молчи, прокормишь, — строго остановила ее Ульяна. — Пока мать жива, жизнь не замрет.

Опять загремела канонада и. не смолкала до рассвета. Теперь снаряды взрывались далеко за рекой. В деревне все притихло. За лесом, откуда наступали наши, гул подкатывался все ближе, кажется, слышны стали голоса, солдаты кричали «ура». "Сидеть в овраге было уже не опасно. Женщины одна за другой поднимались с земли, оправляли платки, обнимались, смеялись и плакали от радости. Все обступили Ульяну.

— Как думаешь, конец нашему горю? Пришли. освободители?

Молодая красивая Дуська склонилась над убитой Касаткой, гладила лоснящуюся шею коровы, всхлипывала и причитала, как над человеком:

— Кормилица наша сирая, на кого ты нас покинула? Как же мы без тебя? Не уберегла я, глупая.

— Да перестань голосить! — неожиданно прикрикнула на Дуську Ульяна. — Живы будем, и ты не пропадешь, и детей твоих никому в обиду не дадим. Немца с нашей земли гонят, а ты плачешь, дура этакая.

— И то сказать, корову жалко, — вздохнула Лизка. — Да и черт с ней, половину молока от моей брать будешь. При всех бабах слово даю.

Дуська обняла Лизку, спрятала лицо в широкий край платка, вытирая слезы и всхлипывая.

— Слушайте меня, бабы, — продолжала Ульяна. — Берегите коров, а я пойду в деревню, узнаю, как там.

— И я с тобой, — вызвалась Лизка.

— А как убьют? — испуганно сказала Дуська. — Можно взять твою корову, Ульяна? Все одно у тебя никого не осталось?

— Дура ты, дура, — вздохнула Ульяна. — Да кто же меня убьет, коли наши пришли? Ждите нас, бабы, вернемся.