Аркадий Инин

ЖЕНЩИНА И ВЫХОД

Американские психологи констатировали следующее.

Когда мужчина говорит, что он готов к выходу из дома, то это значит, что от реального выхода его отделяет лишь посещение туалета.

Когда же это говорит женщина, то это означает, что до выхода ей нужно успеть как минимум вымыть голову, погладить наряд и, разумеется, сделать макияж.

Итак, рассмотрим это процесс.

Женщине предстоит светский выход. В театр, на концерт, в гости — неважно куда.

Все равно ведь любой предстоящий концерт, любой спектакль начисто затмит увлекательнейшее зрелище — сборы женщины на выход.

Но, как и всякое зрелище, оно имеет смысл только тогда, когда у него есть зритель. Говорят, что в отсутствие зрителя женщина собирается на выход гораздо быстрее и спокойнее. Но кто может это подтвердить, если не было зрителя?

Итак, сборы женщины на выход наэлектризовывают весь дом, как атмосферу перед грозой.

Начинается все с решимости женщины «привести в порядок руки».

Напрасны неуклюжие попытки мужчины заверить, что руки у нее и так в полном порядке. Наивны его жалкие намеки на то, что нынче в гостях целовать даме ручки как-то не принято, а в темноте зрительного зала руки и вовсе не видны.

В ответ на все это женщина в лучшем случае лишь глянет на мужчину, как на несмышленыша, и промолчит. А в худшем — выскажется. И мужчине лучше не доводить ее до худших высказываний!

Когда с помощью маникюрного прибора и лака для ногтей руки — уже не по намекам мужчины, а по мнению самой женщины — действительно в порядке, наступает момент выбора вечернего туалета.

Вообще-то она еще утром решила, что именно наденет вечером. Но все равно каждый выход в свет — это возможность генерального смотра всего гардероба.

Швыряние из шкафа и в шкаф платьев, юбок, туфелек, шляпок сопровождается громкими, непременно доносящимся до слуха мужчины, в какой бы точке квартиры он ни находился, стенаниями по поводу крайней скудости этого набора.

И вновь попытки мужчины намекнуть, что из этого вернисажа можно составить ассортимент небольшого магазина, совершенно бесплодны.

Ибо в данном случае взгляды на один и тот же предмет излагаются по известному принципу относительности: мужчина считает, что у нее ЦЕЛЫХ ДВЕ сумочки к ОДНОМУ платью, а женщина убеждена, что у нее ВСЕГО ОДНО платье к ДВУМ сумочкам.

Наконец, избрав в муках наряд, женщина с вдохновением истинного художника принимается разными подручными средствами «делать лицо».

Процесс этот начинается с долгих пристальных взглядов в зеркало и стонов-причитаний, похожих на скверные стихи: «О боже, что за рожа, на кого я похожа, о боже!»

Все это произносится тем пламенней и чаще, чем женщина прекрасней и моложе. А чем более — с течением жизни — эти восклицания начинают соответствовать действительности, тем они произносятся реже.

Женщины, эти антинаучно-фантастические создания, терпеть не могут ползучий реализм.

Когда наконец щеки женщины обрели нужную бледность или, напротив, чахоточный румянец, а глаза утонули в иссиня-черных мертвецких тенях век и нафабренные ресницы при похлопывании ими стали издавать деревянный перестук, женщина приступает к последним мелочам — кольца, цепочки, браслеты, платочки…

«Где моя вторая клипса? — стонет женщина. — Где она, я тебя спрашиваю?!»

Тут самое неразумное для мужчины возмутиться: почему она спрашивает о своей клипсе у него?

В ответ он узнает, что больше спрашивать не у кого, ибо чей еще пиджак валяется в прихожей, чья еще сорочка найдена под ванной, чьи еще тапочки изъяты из духовки…

Связь между тапочками и клипсой непостижима. Но мужчине лучше ее и не постигать. Ему следует просто упасть на колени или распластаться на животе у ног женщины и молча ползать по полу в поисках клипсы. Пока женщина сама не найдет ее на собственном ухе.

Вообще роль мужчины-зрителя в спектакле «Женщина собирается на выход» довольно сложна. Потому что мужчина не только и не просто зритель, но и активный участник спектакля.

Наименее продуктивна и наиболее смешна роль мужчины-нытика. Наблюдая бесконечные сборы, он лезет на стены и бьется о них головой, таращится на часы и сует циферблат под нос женщине… Наивный! Он еще не понимает, что любая его двухсекундная реплика вызовет двадцатиминутный монолог женщины, на лишние двадцать минут оттягивающий время выхода.

Ненамного продуктивнее и роль мужчины-ворчуна. Он не торопит женщину, он лишь многозначительно вздыхает и роняет вроде бы куда-то вдаль вроде бы ни к кому не обращенные слова, что вообще-то, по слухам, в гости ходят, чтобы общаться, а не разглядывать туалеты, или — что в театр, говорят, отправляются, чтобы смотреть представление на сцене, а не глазеть на дам в зале… Тщетно! Его колкости вызывают либо, как и в первом случае, пространную отповедь, либо нервное подергивание руки со щеточкой для туши, что приводит к асимметрии очертаний лица. И надо начинать все сначала, а значит, опоздание опять-таки увеличивается.

Поэтому наиболее успешная роль в данном спектакле — это многоопытный мужчина-стоик. Он спокойно покуривает сигарету или играет сам с собой в шахматы. Он смотрит телевизор или говорит по телефону. Он пишет диссертацию или просто считает в уме до тысячи и обратно. Ибо он знает главное: ускорить сборы женщины невозможно. Их можно только удлинить.

Впрочем, эта пассивная роль вполне годится для мужчины, но совершенно не устраивает женщину. Она активно вовлекает его в процесс своих сборов, требуя застегнуть молнию платья или замочек цепочки. А также терроризирует его консультативными вопросами: «Как ты думаешь, сюда идет эта брошка?» или «Глянь, я не слишком накрашена?».

Излишне объяснять, что на первый вопрос следует отвечать кратким и категоричным «да», а на второй — таким же «нет».

Все иные ответы с вводными словами типа «я думаю», «пожалуй», «на мой взгляд» только приведут к очередным переменам украшения или макияжа. И время выхода вновь устремится к бесконечности.

Ну, а когда наконец женщина — полностью готовая к выходу — появляется перед мужчиной, тут уж ему остается сыграть последний всплеск своей роли — восхищение.

И мужчина это старательно играет… Но вдруг начина ет ощущать, что, кажется, уже не играет, а действительно чувствует восхищение. И даже восторг.

Более того, мужчина невольно задумывается.

А может быть, и правда все гости сегодня соберутся для встречи именно с ней — такой нарядной и прекрасной?

А может быть, действительно актеры сегодня будут представлять именно для нее — такой молодой и воздушной?

И может быть, то, что они давно опоздали, это ерунда в сравнении с ней — такой нежной и удивительной, как ерунда час опоздания в сравнении с вечностью?

Наконец мужчину поражает совсем уж крамольная мысль: а может быть, женщина так долго и тщательно занималась всем этим вовсе не для себя, а как раз для него?

Мужчина удивляется, мужчина размышляет, мужчина соображает…

А женщина приближается к нему стремительной легкой походкой — абсолютно совершенная и потому вполне умиротворенная — и говорит с мягким укором: «Ну? Я уже давно готова, а ты все еще без галстука!»