Аркадий Инин

Всадник без головы

Проснувшись утром в понедельник, Степан Сергеевич Всадников обнаружил, что у него нет головы.

Точнее, проснувшись, он еще ничего не обнаружил. Он потянулся, спрыгнул с кровати, пошлепал в ванную, взял зубную щетку, выдавил пасту, оскалил для чистки зубы… и замер.

В зеркале не отразилось ничего. Вернее, отразилась только его рука с зубной щеткой. Но ни оскаленных зубов, ни вообще рта, ни глаз, ни носа, ни головы в целом!

Однако, несмотря на отсутствие головы, все, чему положено быть на этом важнейшем органе тела, функционировало нормально. Всадников все видел, все слышал, все соображал… Только решительно ничего не понимал.

— Стёп, яичница стынет! — позвала из кухни жена.

— Я… да-да… М-м… Сейчас, — невнятно забубнил он.

— Привет! — в ванную влетела дочь, студентка Ольга.

Всадников закрылся полотенцем. Но дочь на него и не смотрела, бросилась к крану — промыть глаза от туши.

Всадников выскользнул из ванной. И в прихожей наткнулся на сына Сережку со школьным ранцем за спиной.

— Пап! Дай денежек, Колька восемь кораблей в автомате подбил, а я заспорил, что десять выбью!

Всадников полез в карман пальто на вешалке, пряча от сына лицо… или что там у него теперь было вместо лица. Но сын следил только за отцовской рукой, копавшейся в кармане.

— Спасибо, пап! — Получив деньги, он выскочил за дверь.

Следом за ним вылетела Ольга, опаздывавшая в институт.

И ошеломленный Всадников остался в прихожей один.

— Стёп! — Голос жены стал раздраженным. — Ну скоро ты?

Степан Сергеевич на ватных ногах приблизился к кухне, но в последний момент сдрейфил, схватил с тумбочки газету и сел за стол» прикрывшись газетным листом.

Татьяна Павловна шлепнула перед ним на тарелку яичницу и уселась напротив с чашкой кофе. Всадников напряженно ждал. Заметит? Не заметит? Не может быть!

И вдруг понял: может. Ведь они уже много лет завтракают вот так, друг против друга, жена со своим кофе, он со своей газетой — как же ей увидеть его лицо?

— Все, побежала! — вскочила жена.

И чмокнула мужа в щеку. Ну, не совсем в щеку, а привычно клюнула воздух где-то возле его щеки. И умчалась на работу.

Степан Сергеевич пораженно застыл: родная жена не заметила, что у мужа нет головы! Что же теперь делать ему? Тоже идти на работу? Но какая уж тут работа? Сейчас бы, скорее, на бюллетень… Ну, конечно! Как это сразу не пришло ему в голову… или во что там теперь?

В очереди поликлиники все обошлось спокойно. Что им до головы Всадникова, когда у самих болела голова, или руки-ноги, или ухо-горло-нос.

Врач за столом заполнял историю болезни предыдущего пациента.

— Раздевайтесь! — Он не поднял головы от бумаг.

Врач не был ни груб, ни равнодушен. Он был затуркан.

Степан Сергеевич покорно стянул сорочку. Врач прильнул стетоскопом к груди Всадникова.

— Так… Чудненько… Чудненько… А вот это совсем не чудненько… Много курите?

Всадников кивнул. Хотя непонятно — чем. Впрочем, врач и без его кивка установил, что пациент курит много.

— А надо бы поменьше! Зато двигаться — побольше! В основном же у вас особых отклонений нет.

Всадников возмутился. Потом ему стало даже обидно: как это — нет отклонений?!

— А… — начал было он.

Но врач уже протягивал ему рецепт:

— Попросите, пожалуйста, следующего.

Так. Бюллетеня нет. Значит, надо идти на работу. И Всадников пошел.

Он шел и думал. Хотя головы по-прежнему не было. Как он мог ее потерять? Да-да, отчего люди теряют голову? Можно, скажем, потерять голову от счастья. Но никакого особого счастья в его жизни, кажется, не наблюдалось. Еще можно потерять голову от горя. Но и никакого горя, к счастью, тоже не было.

Конечно, были другие варианты. Он чуть-чуть не потерял голову от ослепительной Инессы из планового отдела. Да, чуть-чуть, но ведь не потерял.

Еще друг Зубов потащил его на бега. Там запросто можно было потерять голову в азарте. Но опять же не потерял, не такой уж он игрок.

Еще… Еще была комиссия из главка. Кое-кто потерял голову от страха. А он — ничего, отчитался, все в ажуре.

Но теперь вот ни с того ни с сего голова пропала. Целая голова! Не ухо, не глаз, не нос… Он, конечно, помнил гоголевскую историю про нос майора Ковалева, разгуливавший отдельно от владельца. Так, может, и его голова бродит сама по себе?!

Степан Сергеевич пугливо огляделся. Да нет, ерунда, чертовщина какая-то! Вокруг не видно никакой головы. То есть голов-то полно, но все они были там, где им положено быть. На плечах. У других людей. Один только Всадников шел на работу без головы.

В гардеробе он бросил пальто на стойку и бочком прошмыгнул к лифту. Но его остановил изумленный крик гардеробщицы.

— Батюшки, что это с вами!

«Заметила», — тоскливо подумал Всадников и, не оборачиваясь, спросил по возможности официально:

— В чем дело?

— Это я интересуюсь, в чем дело? Шляпу-то сдайте!

Всадников с облегчением бросил шляпу рядом с пальто. И поспешил к лифту.

Здесь его ждало новое испытание: секретарша Раечка. Лицом к лицу. Если сейчас это можно было сказать о Всадникове. Правда, Раечка была занята разглядыванием собственного лица в зеркале лифта.

— Здрасьте! Что это вы опаздываете?

— У врача… задержался. — промямлил он.

— А что с вами? — Раечка скользнула по нему глазками. — Выглядите вы прекрасно!

От такого комплимента Всадников оцепенел.

— Степан Сергеевич! — Глаза Раечки вдруг округлились.

— Ч-что? — Он уже заикался.

— Ну кто так старомодно завязывает галстук! Вы же еще молодой мужчина!

Раечка выпорхнула из лифта. Всадников утер галстуком взмокший — хотя и невидимый — лоб. И поехал дальше.

А дальше все пошло гладко. В большом отделе бездельники были заняты своим бездельем, труженики вовсю трудились, и на его появление никто особого внимания не обратил.

Он говорил по телефону, и на другом конце провода не было видно, есть у него голова или нет.

Он подписывал бумаги, и тот, кто ждал подписи, следил не за его головой, а за его авторучкой.

Он разбирался с коллегами в чертежах, и опять-таки никому не было дела до его головы — все смотрели в чертежи.

Лишь еще раз Всадникову пришлось переволноваться — на совещании у директора. Но у директора были свои проблемы, он переговаривался по селектору, следил за экраном дисплея, делал кому-то втык по одному телефону, и сам получал втык по другому.

Правда, был один критический момент. Всадников, находясь в страшном напряжении, ляпнул что-то невпопад.

— У вас есть голова на плечах?! — вскипел директор.

Обезумевший от ужаса Всадников чуть было не брякнул: «Нету!» Но последним усилием воли сдержался, сообразив, что вопрос директора был чисто риторический.

А к концу дня Всадников осмелел настолько, что когда фотограф снимал коллектив отдела к юбилею их конторы, Степан Сергеевич, не дрогнув, зафиксировался в общих рядах.

И только по дороге домой его вновь одолели страхи и сомненья. Ну ладно, утром, в суматохе, семья ничего не заметила, но что будет теперь?

Однако ему положительно везло. Если, конечно, все это считать везеньем! Дома были гости. Чета Сапожниковых вернулась из солнечной Италии. И Татьяна Павловна, Ольга и Сережка разглядывали не своего мужа и отца, а Сапожниковых — как отлично выглядят, да какие на них обновы.

Дальше — еще легче: погасили свет. Стали показывать слайды: замечательные красоты Италии на фоне Сапожниковых.

Потом гостей проводили. Потом благополучно улеглись спать.

А утром Всадников проснулся и…

И вы, конечно, ждете, что Всадников проснулся, а все происшедшее с ним оказалось сном. Дурным сном!

Но нет. Он действительно проснулся, однако ничего не изменилось — головы на его плечах нет, как и не было. И так он в дальнейшем и жил. И прожил долго и счастливо. Без головы.

Более того, в нравоучительных беседах со своими детьми он с каким-то особым удовольствием употреблял пословицы вроде «одна голова — хорошо, а две — лучше», «с дурною головою ногам нет покоя» и даже такую в его положении рискованную, как «снявши голову, по волосам не плачут».

Что же касается волос, то Всадников очень рано облысел. И это тоже оказалось удачей. Ведь единственный, кто волей-неволей обнаружил бы отсутствие у Всадникова головы, это парикмахер.

А если Всадников по чему и плакал, то не по волосам, а по усам. Дело в том, что перед исчезновением головы он как раз собирался отрастить усы. Но вот не успел. А теперь не знал: вдруг голову по-прежнему не будет видно, а выращенные усы окажутся на виду?

И всю свою дальнейшую, долгую и счастливую, безголовую жизнь Всадников мучился лишь одним этим вопросом. Потому что, согласитесь, голова без усов это еще куда не шло, но усы без головы это уже какая-то мистика!

1985