Аркадий Инин

Секс как таковой

Когда забеременела отличница Люся Кудряшова из пятого класса «Б», педсовет школы № 13 решил: пора! Пора, наконец, категорически начать сексуальное воспитание учащихся. Пора открыть глаза нашим детям на то, что мир делится не только на угнетателей и угнетенных и даже не только на отличников и двоечников. Нет, пора уже объявить детям во всеуслышание, что мир делится еще и на мужчин и женщин.

Конечно, нельзя сказать, чтобы в этом направлении вовсе ничего не делалось. Отнюдь, еще в начале учебного года со старшеклассниками встречался профессор-сексолог. Потом в учительской он с восторгом сообщил, что на этой встрече узнал много для себя интересного и неожиданного.

Но все же это мероприятие было скорее случайным, чем закономерным. А на сей раз педсовет школы решил приступить к глобальному рассмотрению секса как такового — верного спутника, боевого товарища великой и чистой любви. Выполнить эту непростую задачу педсовет поручил, конечно же, тем, кто ближе всех к своим подопечным — классным руководителям.

Руководитель седьмого «А» Сергей Петрович Васин в этот вечер долго не ложился спать. Дождавшись, пока жена Анна Ивановна, домыв посуду и дочитав кошмарную статью об организованной преступности, забылась тревожным сном, Сергей Петрович включил настольную лампу, положил перед собой чистый лист бумаги для конспекта грядущей беседы, вывел первую строчку «Дорогие ребята, в нашем обществе секс…» и надолго задумался.

Большой педагогический стаж Сергея Петровича подсказывал ему, что самыми успешными, самыми доходчивыми для детских душ были уроки, пропущенные через душу учителя, освещенные и согретые его собственным жизненным опытом. Несомненно, и теперь следовало поступить так же.

Сергей Петрович покосился на уткнувшуюся носом в подушку голову жены в стальных бигуди, протяжно вздохнул и начал вспоминать свою сексуальную жизнь.

Вспомнил Васин первую ночь с Анной Ивановной, вернее, тогда еще юной Анечкой, а еще вернее, даже не ночь, а вечер — новогодний вечер в студенческом общежитии, где они проживали оба, но, естественно, в разных комнатах. У него — соседи, у нее — соседки, остаться наедине было практически невозможно. Но пламенное чувство первой любви мощным магнитом тянуло их друг к другу. Пока не утянуло на чердак общежития. И были неумелые поцелуи и неуклюжие объятия, и были ее стыдливые уверения «ты меня не станешь уважать» и его страстные клятвы «стану уважать еще больше», и была долгая борьба, и когда у него уже не осталось никаких сил, она наконец отдалась ему — там, на чердаке, в антисанитарных условиях. После этого Анечка три дня плакала, еще три дня избегала встреч с ним, а еще через три дня они подали заявление в загс…

Вспомнил Васин, как жили они потом в коммунальной квартире, в одной комнате с его мамой и дедушкой. По ночам мама тихонько сопела, дедушка громко храпел, но Аня плакала, что родственники не спят, лишь притворяются, чтобы не мешать молодоженам, а он уверял ее в обратном. И только уже под утро они предавались краткому и бестолковому процессу, думая лишь об одном: как отвратительно скрипит этот проклятый диван-кровать…

Вспомнил Васин, как у них появилась наконец своя собственная квартира — шикарная, однокомнатная, со вмещенный санузел и сын Коля на раскладушке. Ребенок рос нервный, просыпался от каждого шороха, не говоря уж… Так что заниматься сексом — или, как прочитала Анна Ивановна в одном зарубежном романе, «делать любовь» — по ночам не удавалось. А днем оба на работе. Значит, оставались только выходные. Сыну Коле давали деньги на кино. И было большой удачей, когда фильм оказывался двухсерийным. Но если кино крутили скучное, Коля мог сбежать пораньше, так что они с дрожью ожидали дверного стука в самый волнующий момент. А когда Николай подрос и получил свой ключ от квартиры, так они и вовсе бросили «делать» эту нервную «любовь»…

Вспомнил Васин еще — а чего уж, вспоминать, так псе! — вот он и вспомнил: санаторий в Пицунде, темная ночь, крупные звезды, запах магнолий и Кира Львовна — тоже учительница, очень серьезная, в роговых очках, но с какой-то дьявольской косинкой в удлиненных очах. Они бродили по пляжу, одобряли прогрессивный педагогический метод Сухомлинского, осуждали школьную процентоманию и сами не заметили, как цивилизованный пляж закончился, как начались дикие валуны, как лица их сблизились, как их руки сплелись, как над их головами опрокинулись звезды… и как потом звезды померкли в мощных лучах фонарей наряда по охране государственной границы с собаками. Кира уехала утром. А ему не настучали по месту работы только потому, что он выпил с главврачом бутылку марочного коньяка и сделал контрольную по химии старшей медсестре — заочнице фармацевтического института…

А еще вспомнил Васин… Нет, больше вспоминать было нечего. Точнее, то, чего еще было вспомнить, это уже новее не хотелось вспоминать.

Сергей Петрович опять вздохнул, снова покосился на ощетинившуюся, как противотанковый еж, стальными бигуди голову жены, придвинул лист конспекта будущей беседы и к уже написанному «Дорогие ребята, в нашем обществе секс как таковой» добавил всего два слова «не привился».

И поставил точку

1989