Незримые

Глава 24

Той весной Ханс Баррёй вернулся с Лофотен с новыми инструментами. Их помеcтили в сарае на пристани, где прежде жили шведы. Две койки оттуда убрали и поставили верстак с завинчивающимися тисками – их Ханс тоже привез с собой. Мартин с любопытством рассматривал все эти новые рубанки, коловороты, сверла, струбцины, три разные диска для пилы, а еще уровень, который можно было использовать и как отвес.

– Дорого, небось, обошлось?

Ханс не ответил. Он привез с собой тонкие сосновые планки, золотистые, словно сироп. Их выгрузили вместе со снастями и инструментами. Ханс вытащил несколько латунных петель и, тряхнув ими под носом у отца, спросил, куда подевалась его дурацкая шерстяная шапка.

Мартин провел рукой по лысой голове и собрался было уйти в гневе. Однако разговор этот случился после того, как он в очередной раз забыл в море снасти, так что вместо того он спустил на воду лодку и вытащил снасти на берег, а потом остаток дня чистил их и вывешивал сушиться за лодочным сараем словно для того, чтобы весь мир полюбовался этой его большой стиркой.

А через три дня их разбудил ужасный грохот внизу, на кухне. Спустившись, Ингрид увидела, что старое окно в западной стене снято и скоро появится новое. Отец пилил, вбивал клинья, измерял и сколачивал, мастерил новую облицовку изнутри и снаружи, и заодно водосток. Окно будет двустворчатое, и чтобы обе створки открывались.

Снаружи он прикрутил два крючка и приварил к каждому клинышек, чтобы ветер не трепал створки, когда те открыты. Сделать это надо было бы еще во времена Мартина, впрочем, как и многое другое, например пекарни у них на Баррёе нет, пекут в кухне, поэтому дверь держат открытой, чтобы выгнать из нее чад, который никак не желает уходить. Теперь можно будет окно открыть. С тех времен окно стояло открытым считай что все лето, даже когда дождик моросил, потому что, как и все новое, его хотелось использовать постоянно. Потом они его закрыли, однако и открыть могли в любой момент, например когда спустя несколько месяцев Мария скликала обедать народ на картофельной грядке:

– Идите руки мойте!

Второе новшество было еще масштабнее. На новой пристани не было ладного сарая. В августе лодка с фактории доставила материалы, их сложили на землю и накрыли старым парусом. Мария пересчитала покупки и прикинула, во сколько они обошлись, но ничего не сказала, вела себя как всегда, когда решала промолчать.

А Ханс сделал вид, будто не слышит.

Они с отцом работали месяц – сколачивали на лугу стропильные фермы и талями поднимали их, одну за другой, а в начале сентября принялись обшивать досками. Обсудив, с какой стены начать, они решили сделать длинную стену с юго-запада, откуда чаще всего дует ветер, чтобы остальные стены достраивать под ее укрытием. Мартин отметил, что это решение принимал и он.

В то утро, когда они собирались приняться за первый щипец, поднялся ветер. Ханс огляделся по сторонам и решил, что человеку в такую погоду тут делать нечего.

Они вернулись в дом и из нового окна на кухне наблюдали, как шторм развалил их постройку, словно домик из спичек, и разметал обломки по фьорду. За ночь буря стихла. На следующее утро они спустили на воду ялик и собрали, что нашли. Они заглянули в шхеры и на островки и поговорили с Томасом со Стангхолмена – тот в бинокль наблюдал за происходящим и собрал часть стройматериалов. Так они вернули почти все.

На следующий день они снова начали укладывать лежень на том же месте. Но на этот раз крепления они делали прочнее. В начале октября новые стропила были готовы. Спустя еще неделю Ханс с отцом заново обшили досками юго-западную стену. Штагов и наклонных раскосов у нее сделали больше, чем требовалось. Другие стены тоже закончили. В конце месяца выпал первый снег. К тому моменту они обшили четыре стены и стали сколачивать кровлю.

Но однажды ближе к вечеру небо сделалось странным, а когда небо не просто темнеет, но и становится странным, и низким, и непонятным, это само по себе знак, признак наихудшего. Следующий час они привязывали доски – на это ушли все имевшиеся веревки и канаты. Вскоре после наступления темноты над островом прогремел первый гром.

К тому моменту они уже укрылись в доме.

На этот раз свидетелями разрушения они не стали – все произошло поздней ночью. Однако звуки они слышали. Этот шторм оказался затяжным, и лишь через двое суток они сели в лодку и отправились на поиски стройматериалов. Нашли на этот раз намного меньше. Ханс подсчитал, что за три дня поисков они отыскали от дома процентов шестьдесят, и многие доски были настолько разбитыми, что годились только на дрова.

На следующий день они положили лежень заново, но развернули дом на девяносто градусов, чтобы выступы были с севера и с юга, а длинная западная стена смотрела на причал на западе. Им казалось, что смотреться это будет глупо. Но сейчас решали не они. Когда в начале декабря ударили морозы, стропила стояли готовые в третий раз, со стропильными фермами, на полметра ниже, чем задумывалось изначально. И на том стройматериалы закончились. Ханс с Мартином установили наклонные раскосы, соорудили решетку, похожую на огромный белый рождественский подарок, и покинули причал, позволив зиме хозяйничать. Простоит до весны – тогда можно и обшивать.

Впрочем, следующий день прошел мирно.

Сидя на кухне, они смотрели в серую утреннюю темноту, на это новое сооружение на скале, похожее сегодня не на рождественский подарок, а на айсберг, со всех сторон окруженное морем, черным и тихим, словно клей под беззвездным небом.

Ханс встал, сходил в чулан, где висел календарь, и прочел, что сегодня именины святой Варвары, четвертое декабря. Он улыбнулся, вернулся в кухню, распахнул окно и выглянул наружу, куда почти пришла новая тишина, надежная и всеобъемлющая, поющее умиротворение, которое кого угодно убедит, что пришло надолго. Ханс с Мартином перекинулись парой слов, оделись и пошли в лодочный сарай, спустили на воду ялик, взяли на буксир самую большую плоскодонку и на веслах двинулись к фактории. Стройматериалы они загрузили в плоскодонку, купили еще двенадцать килограммов гвоздей, банку кофе и двадцать килограммов муки, вернулись на остров и в тот же вечер взялись за обшивку юго-западной стены. Чуть за полночь закончили.

Несколько часов поспали, а утром встретили лодку с фактории, доставившую остальные материалы. За день Ханс с Мартином обили еще одну стену, обедали прямо на месте, Мария с Барбру принесли им какую-то снедь. Следующую ночь они тоже работали, и спустя сутки все стены были обшиты. В северо-восточную вставили старое окно с кухни, со стороны пристани открывались две большие двери, а в длинной стене прорубили узкую дверь, аккурат напротив лофотенского сарая, и два дома теперь будто пялились друг на друга. Можно было приступать к крыше.

Это заняло двое суток.

Мария с Барбру носили на стройплощадку еду и подавали материалы. В качестве коньковой черепицы они приспособили две широкие планки. И еще две. Дальше положили доски и стали думать, какая кровля будет лучше. Шифер – так Ханс решил, он на многих домах на Лофотенах такое видел, да и на материке тоже, Ханс купит его зимой и привезет на шхуне Эрлинга. Мартину эта идея не понравилась: шифер сорвет ветром, словно непереплетенные книжные страницы, и ищи его потом в море. Но сын и слушать не желал. Он принялся бурить дыры в горе – для двух железных тросов, которые он собрался протянуть к обеим стрехам, да еще и с распорками, так что строение смахивало на такелаж на парусной лодке. Других построек с распорными болтами на острове не имелось. И никто не знал, это достижение прогресса или провал, решение должна была вынести зима.

До Святок все было спокойно, и потом тоже, когда шхуна дяди Эрлинга пристала к берегу и все стояли и смотрели, как Ханс затаскивает на борт снасти и снаряжение. Однако теперь Мартин помог ему с корзинками для канатов. А Барбру держала на руках ребенка, маленького Ларса, он дрыгал ногами и смеялся. Ингрид заметила, что прощаться с отцом ей не грустно. Но печально. Они помахали вслед шхуне, вернулись домой и окунулись в одиночество.