Незримые

Глава 48

Ларс не заболел. Когда непогода отступила, он пошел к заснеженному ялику, но вытащить его не смог, поэтому привел Барбру. Они перевернули его и водрузили на два чурбана, чтобы Ларс с обеих сторон осмотрел пробоину в корпусе. Она оказалась больше, чем он думал, и один шпангоут тоже был сломан. Барбру покачала головой. Ларс спросил, умрет ли Феликс.

Барбру сказала, что нет и что вот сейчас-то он, Ларс, пожалеет, что не смотрел, как Ханс чинит лодки.

– А ты об этом чего-то знаешь? – спросил Ларс.

– Да. Это надо вдвоем, – многозначительно кивнула Барбру и пошла назад, к дому, но по дороге обернулась и крикнула, что она ему поможет – подержит, когда он будет обивку расклепывать, а все остальное пускай уж сам.

Ларс пошел в новый лодочный сарай, где Ханс складывал материалы, и отыскал сосновые бревна без сучков. Отпилив нужные куски, он оторвал от лодки пробитые доски и использовал их как шаблон. Но двух обломков все равно не хватало, и ему пришлось побегать: он снимал мерку, пилил, строгал и снова бежал к лодке, чертил и вымерял. Когда доски были готовы, согнуть их Ларс не смог.

Вышла Барбру и велела ему отнести доску в дом, завернуть ее в мокрую одежду и на сутки-двое оставить ее в чане под печкой, тогда дерево размякнет. Ларс спросил, не сделает ли она все это сама, он не хочет заходить в кухню и слушать, как хрипит Феликс, – Ларс даже поесть туда больше не заходил. Барбру сказала, чтобы сам шел, а она найдет ему какую-нибудь старую одежду.

Ларс сказал, что тогда не надо.

Нет, – не согласилась Барбру. И поесть Ларсу тоже надо.

Он прошел с ней на кухню и сделал так, как она велела, и быстро взглянул на Феликса – тот лежал, не замечая Ларса, и дрожал. Ларс вернулся на шведскую пристань и стал искать подходящий материал для нового шпангоута. Но ничего не находилось. В лодочном сарае было два окна, одно выходило на север, а другое – на юг. Он остановился и посмотрел в то, что на север: море было черным и гладким. Как свинец. Как деготь.

Ларс стоял и смотрел, пока не перестал видеть.

Он вышел, прошел, прячась за утесом от ветра, в сарай и спустил на воду второй ялик, более старый, чем пробитый. Ялик долго простоял в сарае, рассохся и пропускал воду. Зато грести было легко. Ларс обошел северную оконечность острова и двинулся через пролив к югу, когда заметил на берегу мать. Она размахивала обеими руками.

Ларс собирался проплыть мимо, но ее голос тянул его к берегу. Ларс спросил, чего ей надо. Барбру сказала, что один он снасти не вытащит. Ларс подвинулся. Барбру шагнула в лодку, оттолкнула Ларса, села на весла и погребла к шхерам Скарвешэрене, где отыскала первое грузило. Ларс вытягивал леску, Барбру гребла, удерживая лодку на месте, и вычерпывала воду. Они молчали. Рыбы набралось полтора отсека в лодке, много гнилой и обглоданной, но и годная тоже была. И снасти они тоже вытащили.

Взяв по одному веслу, они догребли обратно, до новой пристани, и подняли рыбу на берег. Ларс разделывал, а Барбру складывала в ящики, таскала снег и присыпала им рыбу. Когда они закончили, из-за носа мыса показалась шхуна Паулуса. Тот причалил, принял на борт молоко и рыбу заодно забрал – похоже, рыбой он был доволен, и то сказать: обычный улов, разве что разделана чуть небрежно. Ларс сказал, что следующие несколько дней рыбы не будет, и хотел было рассказать почему, но тут встряла Барбру и объяснила, что им надо ялик чинить.

Паулус кивнул и вернулся на шхуну.

Тем вечером Феликс перестал хрипеть. Глаза у него оставались красными и тусклыми, но он выглядывал из-под одеяла и улыбался, и еще попросил попить и поесть. Съел он самую малость, быстро заснул, однако спал спокойно. Ларс снова спросил, не умрет ли он.

Ответ он получил прежний.

На следующее утро Ларс встал первым, затопил печку и смотрел, как дышит Феликс. Тот открыл глаза и посмотрел на Ларса.

– А говорить можешь? – спросил Ларс. Феликс кивнул. – Ты как?

– Ничего…

Феликс попробовал сесть, но не вышло. Ларс спросил, а как он сейчас, Феликс еще раз пробормотал «ничего» и больше подняться не пытался, а Ларс сказал, что собирается на Скугсхолмен поискать заготовку для нового шпангоута. Феликс кивнул. Ларс добавил, что лучше всего сосна, но и можжевельник сойдет. Феликс перевел взгляд на окно, где на перекладинах лежал снег, и спросил, как погода. Ларс ответил, что хорошая. Феликс моргнул. Ларс вышел, дошел до лодочного сарая и снова спустил на воду старый ялик. Он по-прежнему подтекал, поэтому Ларсу приходилось останавливаться и вычерпывать воду, и все же он отыскал расселину в скалах, привязал лодку к крюку, который когда-то вбил здесь Ханс, взял топор с пилой, сошел на берег и принялся за поиски. Забрезжил рассвет.

Ларс искал, пока совсем не рассвело.

А потом опять стемнело: остров накрыло снегопадом. Снег падал неслышно и грузно. Небо по-прежнему походило на деготь. Когда небо снова посветлело, Ларс отыскал старый скрюченный можжевельник, топором выковырял из замерзшей земли толстые корни и выругался, что подпортил лезвие, один за другим перерубил корни и всего в метре от корневища отпилил ствол, толстый, толщиной с руку молодого мужчины.

Ларс вернулся к ялику и, вычерпав воду, погреб в сторону дома. Он обогнул Молтхолмен и увидел Барбру – она стояла и ждала его. Ларс спросил, чего она тут делает. Она спросила, наловил ли он рыбы. Он ответил, что нет, и поинтересовался, как Феликс.

– Да хорошо вроде, – ответила Барбру.

Они вытащили на берег лодку. Ларс отнес обрубок можжевельника в лодочный сарай и принялся распиливать.

– Надо его сперва высушить, – сказала Барбру.

– Как это?

Барбру объяснила, что сырая древесина для шпангоута не подойдет, зато можжевельник лучше, чем елка, если уж дерево сырое. Ларс спросил почему. Барбру ответила, что можжевельник меньше ссыхается, но и меньше разбухает, он плотный и прочный. Ларс спросил, что ему делать, как ей кажется. Она сказала, придется ему можжевельник попробовать, и пошла в дом, а Ларс оторвал сломанную половину шпангоута и, пользуясь ею в качестве образца, плотничал до самой темноты.

Когда он пришел поесть, Феликс сидел на скамейке, укрывшись одеялом, и кашлял. Глаза у него по-прежнему были красные, но он чуть поел и едва слышно спросил, нашел ли Ларс заготовку. Ларс сказал да и добавил, что завтра собирается склепать все детали. Он спросил Барбру, подлила ли она воды в чан под печкой, где лежат доски. Она сказала да. Ларс снова ушел в сарай и работал допоздна, а вернувшись, сразу улегся спать. Феликс остался спать на кухне один.

Когда Ларс на следующее утро проснулся, за окном было темно. Он оделся, спустился вниз и увидел, что Феликс по-прежнему спит – по его дыханию Ларс слышал, что мальчик жив и не умер.

Ларс поел и пошел на шведскую пристань, взял там нагели и два молотка и попробовал склепать на наковальне доски. Он отыскал деготь и пеньку, на примусе согрел деготь в ведре и отрезал еще в три раза больше пеньки. После ужина Барбру пошла с ним в сарай и, подложив циновку, залезла под ялик и придерживала доски, пока Ларс склепывал их. Один борт и половина шпангоута у лодки получились светлые, а остальное было черным от дегтя. Они спустили лодку на воду и подождали, когда ветер отнесет ее немного в сторону. Внутрь просочилось всего несколько капель. Барбру сказала, что сработано славно. А румпель как же? Ларс ответил, что починит завтра. Они сели на весла, обогнули мыс, вытащили лодку на берег и поставили там. Барбру ушла в дом, Ларс же натаскал в ведрах воды из моря и залил ее в ялик, чтобы от воды древесина в месте излома разбухла. Когда он закончил, поднялся ветер. Ларс пошел в новый лодочный сарай, где латал и чинил спасенные снасти. Он задумался: надо ли их мыть?

Мыть сети посреди сезона?

Отказавшись от этой идеи, он повесил поплавки со снастью над скамейкой для наживки. Когда Ларс возвращался домой, шел снег и было темно. В окне кухни он заметил чье-то лицо – это Феликс поднялся на ноги, стоял и ждал его.