Незримые

Глава 33

Ингрид проснулась мертвой. Она лежала на спине в узенькой кровати в пустой комнате и видела в окне свет, солнце. Ну да. Но одеяло было не пуховым, а тяжелым, словно свинец, спина ныла, руки дрожали, а мысли спали.

Она повернулась направо и увидела крашеную белую дверь. Пол, стены, потолок – все было белым, и еще тут стоит одна кровать, в ней она и лежит, и есть одно окно, она на него смотрит, и одна дверь, которую Ингрид внимательно оглядела. Ингрид задумалась, открывается ли эта дверь, куда она ведет и сможет ли она сама ее открыть, когда в белизну вторгся какой-то далекий звук, похожий на смех.

Ее зовут Ингрид. Ей двенадцать лет, волосы у нее сухие и расчесанные, но не заплетенные, они венком уложены вокруг головы. Она задержала дыхание. Выдохнула и зажмурилась. Открыла глаза. В окно светило солнце. Ни ветерка, ни звуков, далекие голоса, смех.

Она отодвинула тяжелое покрывало в сторону и села. Руки и ноги двигаются, встав на ослабевшие ноги, она смотрела в окно на квадратный луг, до самого края ощипанный скотом, напоминающий зеленый лист бумаги на коричневой столешнице. На лугу были люди. Двое лежали, упершись локтями в землю. Мужчины, живые, они ведут беседу. Двое других стояли чуть поодаль, женщины, они тоже разговаривают, но не беззвучно, а рядом бегает мальчик и длинной хворостиной выводит на зеленом листе восьмерки. Взрослые обернулись и, наблюдая за ним, засмеялись и что-то крикнули ему.

Пальцы Ингрид превратились в когти.

Она попробовала распрямить их. Кто такие эти люди, она понимала – это мать, и Барбру, и дед, а мальчик – это Ларс. И еще какой-то незнакомый мужчина. А сейчас там появилась чужая женщина. Остальные обернулись и заулыбались ей. Она принесла им маленькие белые чашки и наполнила их из кофейника, все пили кофе и разговаривали, и Ингрид узнала Стангхолмен. Незнакомый мужчина – это Томас, а женщина – Инга. Ингрид здесь и прежде бывала, нечасто, но они постоянно машут друг дружке руками. Подняв глаза, Ингрид разглядела вдали Баррёй.

Стороны у моря перепутались.

Плохое: она выпрямила когти и увидела, что костяшки красные и ободранные. Она посмотрела на выглядывающие из-под юбки коленки. Тонкая струйка крови стекала с колена на лодыжку, и такая же струйка виднелась на другой коленке, с внутренней стороны. Ингрид открыла рот, закричала, но не услышала ни звука. Там внизу, на зеленом листе, все замерли и уставились на нее, она видела, как мать открыла рот, закрыла его и бросилась к Ингрид.

Хорошее: возвращаясь домой, они все сели на весла, Мария с Ингрид в ялике, Барбру и Ларс, каждый с веслом в руках, – в плоскодонке. Мартин сидел на скамейке на корме и смеялся над ними, перечисляя все, чего они не умеют, прежде всего – грести. На море был штиль, мертвая рябь, долгая и ленивая. Октябрь. Они гребли наперегонки. Мать все объяснила ей про кровь. Ингрид поняла, что налегать на весла сильнее, чем мать, не надо. Ларс и Барбру доплыли первыми. Ларс ликовал. В хлеву мычали коровы. Овцы, разлегшись в Райском саду, жевали картофельную ботву. С крыши сарая на новой пристани взлетел орел. С вешал – еще один. Но кровь была чистая. И обернувшись, Ингрид разглядела на южном мысу Стангхолмена две точки – Томаса и Ингу.

– Ну давай-ка, иди помаши им, – сказала мать, причаливая ялик, – пускай знают, что мы дома.

Ингрид взобралась на пригорок, помахала и стала думать, о чем ей надо бы забыть, о пришлом мужике, который украл у них то, о чем они и сами не подозревали. На Стангхолмене в ответ замахали зеленым шарфом, они называли его сигнальным. У них еще один был, красный, им они просили помощи. Мария у нее за спиной сказала, чтобы Ингрид шла в хлев, а Барбру займется стряпней.

А после спросила:

– А это чего такое?

Коричневый комок на дне ялика. Леденцы. Зато баночка с сиропом уцелела. Ингрид приподняла ее, держа обеими руками, взвесила, чувствуя, как важно, что баночка тяжелая, что она не разбилась, и отнесла наверх.