"Фантастика 2023-49. Компиляция. Книги 1-13

1

Покажи мне свой Город, — попросил Вувахон.

Шетшироциор изъявил полное согласие с просьбой своего брата. Ему тоже было интересно, как выглядят города людей.

Руф задумался: что вспоминать?

Убогие, по сравнению с виденными здесь, дома, сложенные из глыб песчаника? Прямые углы, плоские кровли, никакой зелени. Это в Газарре, говорят, вокруг храмов и дворцов растут фруктовые деревья, одаривая своей благодатной тенью прохожих. Собственно, ему полагалось бы и самому это знать и помнить, ведь он учился в храме Ягмы, однако не помнил. И это его не смущало.

Так что же показать?

Высокие и толстые крепостные стены, служащие надежной

/надежной ли?/

защитой обитателям Каина. Грязно-рыжую дорогу, выбитую копытами коней. Небольшой храм с алтарями всех богов, в котором совершал обряды жертвоприношения прорицатель Каббад. Золотые и серебряные чаши, драгоценные камни, полновесные газарратские монеты с гордым профилем Баадера Айехорна — жалкие человеческие игрушки, не идущие ни в какое сравнение с камнями, раковинами, корягами и растениями, которые так украшают Город аухканов.

И Руф Кайнен подумал, что единственное сокровище Каина — это его обитатели.

Он закрыл глаза и принялся вспоминать

/Либина несет большой кувшин с водой. Ее фигура по-прежнему стройна, как в девичестве, и голубой хонедим с красным вышитым узором по подолу мягкими складками спадает с округлых плеч. Сверкает на солнце брошь, скрепляющая легкую ткань. Либина обращается к нему, Руфу, и улыбка озаряет ее милое лии, о…

Смеется Уна… Он не помнил, над чем, но она хохотала так, что села прямо в ручей, в воду у берега, и ее одеяние намокло… Она махала на него рукой, требовала, чтобы он немедленно замолчал и дал ей хоть немного прийти в себя, дышала глубоко и делала строгое лии, о, а потом снова обрывалась в смех, как в пропасть. У-ух!

Улыбается Аддон Кайнен, глядя, как его дети вскакивают на коней, чтобы прогуляться в окрестностях цитадели. Требует не устраивать гонки и ездить осторожно, но сам не верит, что кто-то прислушается к его разумным требованиям. Они, трое, смеются, предвкушая радость неистовой скачки.

Кроткая улыбка освещает лицо прорицателя Каббада и малой птахой таится в его глубоких глазах. И кажется, что нужно быть очень осторожным, потому что легко вспугнуть ее — раз, и упорхнула. А потом когда еще приманишь назад…/

близких людей и их улыбки: улыбку спасенного им топорника Лиала — недоверчивую, несмелую; сияющую сквозь слезы — его благодарной жены; смущенную — милдедина Олькоя, который только-только примирился с поколотившей его супругой;веселую и задорную — Килиана…

О Килиане Руф думать не хотел.

— Мне не слишком понятно, — признался Садеон, — отчего возможна война между двурукими и нами. Ты так тепло вспоминаешь о них. Они хорошие?

— Многие, — осторожно отвечал Руф. — Почти всегда. Зависит от обстоятельств.

— Они боятся нас, потому что чувствуют себя слабыми и беззащитными? — спросил Вувахон.

Кайнен представил себе, что цитадель, охраняющую Южный рубеж, станут атаковать войска аухканов, и содрогнулся. Он уже размышлял над возможным противостоянием не один раз и всякий раз приходил к выводу, что люди обречены. И аухканы с их непонятными людям законами и правилами — тоже обречены. В этой войне победивших не будет.

Разве что боги Рамора останутся в опустевшем мире в ожидании тех, кто принесет им новые кровавые жертвы. И колесо Судьбы снова завертится.

Но пока ты жив, у тебя есть выбор — так любит говорить Аддон Кайнен.

Есть у него маленькая слабость: излагать свою мысль афоризмами. Так, чтобы каждое слово — как завет или назидание потомкам.

— Знаешь, Рруфф, мне нравятся люди. Они ужасно нелепо выглядят, когда улыбаются, но все равно это красиво. А подстилки они умеют делать?

— Коврики? Да, умеют. Хотя обычный ткач работает гораздо дольше, чем ты, ведь он нуждается в инструментах.

Разговор об инструментах возникал часто и затягивался надолго, потому что аухканы никак не могли взять в толк, как это у мастера нет простейших приспособлений, чтобы создать какой-то предмет. Еще труднее было объяснить, что только что родившийся человек не знает, кем ему суждено стать.

Руф твердил, что у человека есть право выбора;

Созидатели ужасались тому, сколько времени и сил тратится зря — на поиски своего предназначения и места под солнцем.

— А если человек не сможет открыть свой — как ты говоришь? — талант? Что тогда?

Мысль о том, что большинство людей так и живут всю жизнь, довольствуясь малым, либо — и это еще не худший вариант — проводят ее в постоянном открытии и познании себя, была им абсолютно чужда. Они слышали и понимали Руфа, но не принимали ни слова.

Пугало их и то, что люди не умеют обмениваться мыслями, и потому тончайшие нюансы настроения остаются от них скрытыми. Шрутарх и Шанаданха, которые тоже много времени проводили в беседах с Руфом, недоверчиво уточняли: а как же на поле боя? А как же командиры раздают приказы своим солдатам, если те далеко? Гонцы? А если гонец не доберется?

Кайнен подумал, что один гонец на его памяти точно не добрался до Газарры, и ощутил острый приступ жалости, но не к Хималю, а к управителю Микхи. Хотя погиб-то Хималь, а старик жив.

Только вот как ему жить — пережившему и сына, и внука?

— Они несчастные, — внезапно заявил Вувахон.

— Почему? — опешил Руф.

— Они глухи, и до них никто не может докричаться.

Никто и не хочет, потому что это очень трудно, иногда — почти невозможно. И это может стоить жизни… Когда-нибудь среди людей появятся те, кто станет стремиться разговаривать с душами в надежде на то, что души потом смогут докричаться до своих людей.

— Смертники, — буркнул Руф.

— Обреченные, — возразил Шанаданха. — Но ведь они сами изберут этот путь.

— Избранные, — уточнил Вувахон.

— Нет, смертники.

— Когда это ты стал так хорошо разбираться в поведении двуруких? — недоверчиво поинтересовался Садеон.

— Я чувствую, — смутился вопоквая-артолу.

— Это странные мысли для того, кто является сыном Шигауханама и Созидателем, — сказал Шрутарх. — Эти мысли приличествуют скорее нашему брату по крови Рруффу.

И было неясно, осуждает он маленького пряху или восхищается им.

— Надо попытаться объяснить им, что к чему, и они все сразу станут хорошими. Разумное существо не может быть злым, — настаивал Вувахон. — Их губит отчужденность и обособленность. Их никто не слышит, когда им больно и плохо. Это страшно, Рруффф! Но теперь у тебя есть мы — мы всегда услышим тебя, как бы далеко ни были…

«Пусть даже сам я себя не услышу», — подумал тогда Кайнен.