Повести о Куликовской битве

Поганые же половцы увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: «Увы нам! Русь снова перехитрила: меньшие сражались с нами, а добрые воины все сохранились». И обратились поганые в бегство и побежали. Сыны же русские, силою святого духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба, гнались и убивали их, точно лес рубили, точно трава под косою подстилается под конские копыта русских сынов. Поганые бежали и кричали: «Увы нам, чтимый наш царь Мамай! Вознесся ты высоко и в ад сошел». Многие наши раненые и те помогали убивать поганых без милости: один русин сто поганых гонит.

Безбожный же царь Мамай, видя свою погибель, начал призывать своих богов: Перуна, и Салавата, и Раклиа, и Гурса, и великого своего пособника Махмета[640]. И не было ему помощи от них, ибо сила святого духа, как огонь, сжигает их. Мамай же, видя новых людей, которые, как лютые звери, рыскали и гнали татар, как овечье стадо, сказал своим: «Побежим, никакого добра уже мы не можем ждать, но только бы свои головы унести». И побежал внезапно поганый Мамай с четырьмя людьми в лукоморье, скрежеща зубами своими, плача горько и говоря: «Уже нам, братья, в своей земле не бывать, а жен своих не ласкать, а детей своих не видеть, ласкать нам сырую землю, целовать нам зеленую мураву, а с дружиною своею уже нам не видаться, ни с князьями, ни с алпаутами».

Многие русские гнались за ними, но не одолели их, потому что кони их утомились, у Мамая же кони были целы, и он убежал. Эта победа случилась по милости всемогущего бога и пречистой его матери божией, молением и помощью святых страстотерпцев Бориса и Глеба, которых видел Фома Кацибеев, разбойник, когда стоял на страже, как написано прежде этого. Некоторые гнались за татарами, достигали их и возвращались, каждый под свое знамя.

Князь Владимир Андреевич стал на костях[641] под черным знаменем. Грозно, братья, зреть тогда и жалостно видеть и горько смотреть на человеческое кровопролитие, как морская вода, а трупы человеческие, как сенные стога: быстрый конь не может скакать, а в крови по колени бродили, а реки по три дня кровью текли.

Князь же Владимир Андреевич не нашел своего брата, великого князя, в полку, но только литовских князей Ольгердовичей, и велел трубить в ратные трубы. Подождал час и не нашел великого князя, начал плакать и кричать и по полкам ездить сам, и не нашел и говорил всем: «Братья мои, русские сыны, кто видел или кто слышал вождя нашего и начальника?» И сказал: «Если пастух погиб, то и овцы разойдутся. Для кого честь будет, кто явится победителем?» И сказали литовские князья: «Мы думаем, что он жив, но тяжко ранен. Не лежит ли он среди мертвых?» Другой же воин сказал: «Я видел его в седьмом часу крепко бьющимся палицею своею с погаными». Иной же сказал: «Я видел его позже: четыре татарина напали на него, он же крепко бился с ними». Некто князь, именем Стефан Новосильский, сказал: «Я видел его перед самым твоим нападением, идущего пешим с побоища, тяжко раненным. Но я не мог ему помочь, потому что преследовали меня три татарина, милостью божиею едва от них спасся, а много зла от них принял и крепко пострадал».

Князь же Владимир сказал: «Братья и друзья, русские сыны, если кто найдет моего брата живым, тот поистине будет у нас первым». И рассыпались все по великому, страшному и грозному побоищу, ищучи победителя победы. И наехали на убитого Михаила Андреевича Бренка: он лежит в одежде и в шлеме, что ему дал князь великий. Иные же наехали на убитого князя Федора Семеновича белозерского, считая его великим князем, потому что он напоминал великого князя.

Два же неких воина отошли в правую сторону дубраву, один именем Федор Сабур, а другой Григорий Холопичев, оба родом костромичи. Немного отъехали они с побоища и нашли великого князя избитого и тяжко раненого и утружденного, отдыхающего под сенью срубленного березового дерева. И увидели его и слезли с коней, поклонились ему. Сабур вскоре возвратился сказать об этом князю Владимиру. И сказал: «Князь великий Дмитрий Иванович здоров и царствует вовеки». Все же князья и воеводы, услышавши об этом, быстро устремились и упали у его ног, говоря: «Радуйся, князь наш, древний Ярослав, новый Александр, победитель врагов. Честь этой победы принадлежит тебе». Князь же великий едва сказал: «Скажите мне, как теперь». И сказал князь Владимир: «Милостью божиею и пречистой его матери, помощью и молитвами сродников наших, святых мучеников Бориса и Глеба, и молением русского святи

Князь же великий, услышав то, поднялся и сказал: «Сей день сотворил господь, возрадуемся, люди, и возвеселимся!» И еще сказал: «В сей день господень веселитесь, люди! Велик ты, господи, и чудны дела твои. Вечером водворится плач, а утром радость!» И еще сказал: «Хвалю тебя, господи, боже мой, и почитаю имя твое святое, ибо не предал нас врагам нашим и не дал хвалиться тем, кто замыслил злое против меня. Суди их, господи, по делам их, я же, господи, уповаю на тебя». И привели к нему коня, и сел он на коня и выехал на великое, страшное и грозное побоище и увидел, что из его войска убито очень много, а поганых татар дважды вчетверо больше того убито. И обратился к Волынцу и сказал: «Воистину, Дмитрий, не лжива примета твоя, подобает тебе всегда быть воеводою».

И начал с братом своим и с уцелевшими князьями и воеводами ездить по побоищу, восклицая от боли сердца своего и слезами омываясь, и говорить: «Братья, русские сыны, князья и бояре, и воеводы, и дети боярские! Судил вам господь бог умереть такою смертью. Положили вы головы свои за святые церкви и за православное христианство». И недолго проехав, наехал на место, где вместе лежат убитые князья белозерские: так крепко они бились, что один за другого умер. Тут же поблизости лежит убитый Михайло Васильевич. И князь великий, став перед ними, перед любимыми воеводами, начал плакать и говорить: «Братья мои, князья, сыны русские, если имеете смелость, помолитесь богу о нас, ведь я знаю, что послушает вас бог, что вместе с вами у господа бога будем».

И потом приехал на иное место и нашел своего наперстника Михаила Андреевича Бренка, а поблизости от него лежит стойкий страж Семен Мелик: А поблизости от них убитый Тимофей Волуевич. И князь великий, остановившись перед их трупами, прослезился и сказал: «Братья мои возлюбленные, ради меня он убит. Какой раб может так господину служить, как вы: ради меня сами на смерть добровольно пошли. Воистину древнему Авису[642] подобны, который был в войске Дария Персидского, и этот так сделал». Лежал тут же и Мелик. И сказал великий князь: «Крепкий мой страж, твердо охраняем я твоею стражею». Пришел и на иное место, увидел Пересвета чернеца, а рядом с ним лежит поганый печенег, злой татарин, как гора. И тут поблизости лежит знаменитый богатырь Григорий Капустин. И князь великий обратился к ним и сказал: «Видите, братья, своего зачинателя, ибо этот Александр Пересвет, пособник наш, благословлен был игуменом Сергием и победил великого, сильного, злого татарина, от которого многие люди испили бы смертную чашу».

И отъехал на иное место и велел трубить в ратные трубы, созывать людей. Храбрые же витязи, достаточно испытав свое оружие на поганых половцах, со всех стран едут под трубные звуки. Идут весело, ликуя, песни поют, одни поют богородичные, другие мученические, иные же псалмы: это и есть христианское пение. Каждый воин едет, радуясь, на трубный звук. Когда же собрались все люди, князь великий стал посреди них, плача и радуясь, об убитых плачется, а о здоровых радуется. Говорил же он: «Братья мои, князья русские и бояре местные, и служилые люди всей земли. Вам подобает служить, а мне по достоинству вас хвалить. Когда же даст мне господь и я буду на своем столе, на великом княжении, в граде Москве, тогда стану вас по достоинству одаривать. Ныне же так сделаем: каждый пусть похоронит ближнего своего, да не будут отданы на пищу зверям тела христианские».

Стоял князь великий за Доном на костях восемь дней, пока не отделили христиан от нечестивых. Христианские тела в землю закопали, а нечестивых тела бросили зверям и птицам на расхищение:

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Считайте, братья, скольких воевод и скольких служилых людей нет». Говорит боярин московский, именем Михайло Александрович, а был он в полку у Микулы у Васильевича, умел он хорошо считать: «Нет у нас, государь, 40 бояринов московских, да 12 князей белозерских, да 13 бояринов-посадников новгородских[643], да 50 бояринов Новгорода-Нижнего, да 40 бояринов серпуховских, да 20 бояринов переяславских да 25 бояринов костромских, да 35 бояринов владимирских; да 50 бояринов суздальских, да 40 бояринов муромских, да 33 бояринов ростовских, да 20 бояринов дмитровских, да 70 бояринов можайских, да 60 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углицких, да 20 бояринов галицких. А молодым людям счета нет, но только знаем: погибло у нас всей дружины двести пятьдесят тысяч и три тысячи, а осталось у нас дружины пятьдесят тысяч».

И сказал князь великий: «Слава тебе, вышний творец, царь небесный, милостивый Спас, что помиловал нас, грешных, не предал нас в руки врагов наших, поганых сыроядцев. А вам, братья, князья и бояре, и воеводы, и молодые люди, русские сыны, суждено погибнуть между Доном и Непрядвой, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за землю русскую, за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в сем веке и в будущем». И прослезился на долгое время и сказал князьям и воеводам своим: «Поедем в свою землю Залесскую, к славному граду Москве, и сядем на своих вотчинах и дединах. Чести себе добыли и славного имени!»

Поганый же Мамай побежал тогда с побоища и прибежал к граду Кафе[644]. И, утаив свое имя, прибежал в свою землю и не мог терпеть, видя себя побежденным и посрамленным и поруганным. И снова гневался и разъярялся и замышлял злое против Русской земли, рыча, как лев, как неутолимая ехидна. И собрав оставшиеся свои силы, хотел набегом[645] идти на Русскую землю. И когда он так замышлял, внезапно пришла к нему весть, что царь именем Тохтамыш с востока, из Синей Орды, идет на него. Мамай же приготовился идти с войском на Русскую землю, и он с тем войском пошел против царя Тохтамыша. И встретились они на Калках, и был великий бой. И царь Тохтамыш победил царя Мамая и прогнал его. Мамаевы же князья и вельможи, есаулы и алпауты били челом Тохтамышу. И он принял их и захватил Орду и сел на царство. Мамай же прибежал один в Кафу, утаив свое имя, и пребывал тут. И был опознан неким купцом и тут убит был от итальянцев и так потерял свою жизнь. Об этом кончим здесь.

Услышал Ольгерд литовский, что князь великий Дмитрий Иванович победил Мамая, и возвратился восвояси со многим стыдом.

И Олег рязанский, услышав, что князь великий хочет послать против него войско, убоялся и побежал из своей отчины с княгинею и с боярами. И рязанцы добили челом великому князю, и князь великий посадил на Рязани своих наместников.