Повести о Куликовской битве

Рассказ об Ольгердовичах в этом варианте Основной редакции еще теснее связан с именем Ольгерда. Ольгерд остановился у Одоева в ожидании результатов столкновения между Дмитрием и Мамаем. В это время «гонець пригонил к Ольгерду литовскому от земли Литовские», он привез Ольгерду весть о том, что его дети пошли на помощь московскому князю: «что поидоша его дети на помош великому князю московскому Дмитрию Ивановичю. И они како советовали промеж себя два брата, князь Андрей да князь Дмитрей. Глагол же их таков бысть…» После этого следует рассказ об Ольгердовичах, вслед за которым идет продолжение рассказа об Ольгерде в связи с рассказом о его детях: «Слышав же Ольгерд от вестника своего и разслушав посланные книги от своих доброхотов, что его чада пошли к великому князю на помощь. С того же Ольгерд, добре пробудився и помыслиша себе тако: «К кому аз пойду на помощ? Ко царю пошол бых — ино ми уже пути несть от великого князя. Аще ли пойду к великому князю, но уже оба сына моя напреде мене у него есть. Но (не. — Л. Д.) вем, что сотворити ныне?» И глаголаше к нему ближнии его приятели: «Преж сего времени сице бысть — сыны отца на бою головы свои кладут, а сии тож творят твои два сына. Аще ли уже убють их, то ты сам спасешися в своей земли Литовской и их грады завладееши. Аще ли поидеши к великому князю, то тамо убиен будеши от царя Мамая. По предреченным книгам посланным, что бо восприемлеши? Аще ли царь Мамай одолеет московского князя и без тобя — отговорисся, что ти дороги князь великии поотнимал, а к своей земли со всею силою выехал вон». Слышав же Ольгерд литовский от своих панов речь такову и полюби словесе их и глаголаша слово от уст своих: «Помози, господи, детем моим, а не Мамаю!».

«Этот рассказ об Ольгерде, так же как и рассказ об извещении великого князя, свидетельствует о позднем происхождении рассматриваемого варианта Основной редакции Сказания. Предположение о том, что вся эта переработка рассказа об Ольгерде и Ольгердовичах — явление более позднее, подтверждается текстологическими наблюдениями. Часть рассказа об Ольгерде и Ольгердовичах, повествующая о переговорах детей Ольгерда и о их приезде к Дмитрию, в рассматриваемом варианте окончивается такими словами: «(Ольгердовичи) приспеша ж на Дон борзо, наехаша великого князя Дмитрия Ивановича». После этой фразы идет приведенное нами окончание рассказа об Ольгерде.

Затем мы читаем следующее: «И князь великий глаголаше брату своему, князю Владимеру: «Видиши ли, брате, дети отца остависта, а к нам приидоша!»

Угониша великого князя об сю страну Дону, на месте, на Черном на Березаи. И поклонишься литовские князи великому князю московскому…»

Прежде всего мы видим, что рассказ об Ольгердовичах в рассматриваемом варианте оказывается как бы разорванным вставкой об Ольгерде, что уже само по себе указывает на ее более поздний характер. Но кроме того, из-за этой вставки дважды говорится о приходе Ольгердовичей на Дон к московскому князю: сначала перед вставкой об Ольгерде и затем после нее. Такая неорганизованность и логическая шероховатость текста могла произойти лишь в случае введения в основной текст новых эпизодов, построенных на поэтическом развитии тех или иных эпизодов основного текста.

То же самое мы можем сказать и о рассказе про переправу через Дон в данном варианте Основной редакции: «Князь же великий нача думати з братом своим со князем Володимером Андреевичем и с литовскими новонареченною братиею и с воеводами, глаголаше: «Братия моя милая — князи и бояре — думайте: зде ли: паки пребудем или за Дон перевеземся?» И рекоша ему бояре московские: «Предадим живот свои смерти на сей стране Дону!» И кликнуша Ольгердовичи от горести сердца своего: «Не слушай, княже великий, крамолников московских, поедь за Дон реку — аще ша страх не дерзнеши желания не получиши, ни славного имени вовеки!» Сами ж оба брата удариша по конем своим и побредоша за Дон реку и вся сила их за ними, глаголюще великому князю Дмитрию Ивановичю: «Хоще ли, княже, крепкаго сего войска — повели возитися за Дон реку: аще на страх не дерзнеши желания не получити, ни славного имени вовеки! То ни един не помышляет въспят от великия силы царя Мамая…».

Собственно, перед нами два окончания в рассказе о переправе через Дон: первое характерно только для этого варианта, второе — окончание рассказа о переправе через Дон основного текста. Казалось бы, после рассказа о споре — переезжать Дон или не переезжать и слов Ольгердовичей — «поедь за Дон реку» должна была бы идти фраза о том, что великий князь приказал всем переправляться через Дон, однако, мы видим, что Ольгердовичи снова обращаются к великому князю с призывом переправиться через реку. Это является подтверждением позднего соединения различных, текстов. Лишним подтверждением того, что усложненный рассказ о переправе через Дон является поздней переделкой этого, эпизода который в первоначальном виде предстает в чтении остальных, вариантов Основной редакции, служит такая деталь: автор этой переработки дважды рядом повторяет одно и то же предложение: «аще на страх не дерзнеши желания не получиши, ни славнаго имени вовеки!».

Чрезвычайный интерес в этом варианте Основной редакции представляет перечисление людей, видевших великого князя во время боя. Князь Владимир Андреевич опрашивает воинов — не видел ли кто-нибудь из них Дмитрия? Это место здесь читается так: «…реша ему первый самовидец Юрка сапожник… вторый самовидец Васюк Сухоборец… третий же рече Сенька Быков… четвертый же рече Гридя Хрулец…» и уж после них, как обычно, — Стефан Новосильцев (здесь Степан Новоселцов). Академик М. Н. Тихомиров пишет по поводу этого места Забелинского варианта: «Перед нами имена безвестных героев Куликовской битвы, а в их числе ремесленник— сапожник. Нельзя лучше представить себе всенародность ополчения, бившегося с татарами на Куликовом поле, чем назвав эти имена».[759]

Конец рассматриваемого варианта Основной редакции такой же, как и в группе «У».

Мы видим, что большинство эпизодов, включенных в этот вариант Основной редакции Сказания, — явление позднее. Характер их наводит на мысль, что они имеют в своей основе какие-то устные предания, которые, (в свою очередь, были созданы на материале реальных исторических фактов. К числу таких устных преданий может относиться и перечисление «самовидцев» великого князя… Но также можно предполагать, что в данном случае нашло отражение чтение первоначального, авторского текста произведения.

Несмотря на то, что текстологические наблюдения над рядом эпизодов данного варианта свидетельствуют о их позднем происхождении, мы имеем все основания утверждать, что в этом варианте отразились и такие особенности первоначального текста, которые в остальных вариантах Основной редакции дошли до нас в более позднем прочтении. Наиболее красноречиво свидетельствует об этом архаическое чтение имен гостей-сурожан именно в этом варианте Основной редакции.

Несомненную ценность рассматриваемого списка Основной редакции Сказания представляет его демократический характер. Это проявилось в перечислении имен «самовидцев» великого князя московского — людей из народа, в отношении автора к московским боярам, когда он рассказывает о переправе через Дон, во введении им в Сказание ряда эпических мотивов — пир у великого князя, рассказ об Андрее Попове сыне Семенове, отдельные фразы и сравнения.