Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

Long-Term понимал, что подставляет себя, но у него не было выбора. Джим Рикарде попытался подписать с инспекционной командой Goldman соглашение о неразглашении; его в резкой форме проинформировали, что Goldman ничего подписывать не будет44. По словам Рикардса, инспекторы Goldman подключили к сети LTCM мощный лэптоп и загрузили себе все детали по его позициям. Goldman это отрицает, но очень скоро отдел собственной торговли банка продавал позиции, напоминающие позиции LTCM, кормясь за счет Long-Term, как гиена кормится за счет попавшей в капкан, но все еще живой антилопы. Фирма сделала только одну правомочную попытку защитить свои намерения. Один трейдер Goldman в Лондоне сказал: «Если вы думаете, что горилла должна продавать, конечно, вы захотите продать первым. Мы четко понимаем, где черта; ничего нелегального в этом нет». Сам Корзин признавал возможность того, что «действия Goldman на рынках могли повредить LTCM. Мы должны были защищать собственные позиции. За это я извиняться не собираюсь»45. Goldman защищался тем, что привилегированная осведомленность о «кухне» LTCM не влияла на их продажи и что инспекторы, посещавшие Long-Term, были отделены от трейдеров, управляющих собственным капиталом Goldman внутренними стенами. Подтверждения обратному не было, но некоторые игроки Уолл-стрит подозревали, что внутренние стены имели пористую структуру.

Меривезер с партнерами решили, что пришло время проинформировать Федеральную резервную систему о вероятности краха. Уильяма Макдонахью, главы нью-йоркской ФРС, в это время в городе не было. Окунуться в кризис выпало номеру два, Петеру Фишеру.

В воскресенье 20 сентября Фишер сел в джип своего помощника и отправился из своего дома в Нью-Джерси в Гринвич. Если кто и мог справиться с этим беспорядком, то именно он: эксперт предотвращения финансовых протечек, человек приятный и невозмутимый, он умел находить простые решения сложных задач. Но пока Фишер выслушивал подробности по позициям Long-Term, ни одно четкое решение ему на ум не пришло. Из-за большого объема заемного капитала LTCM владел расползающимся портфелем стоимостью в 120 миллиардов долларов, но это было только начало задачки. Что действительно смущало Фишера, это то, что портфель Long-Term включал несколько особенно концентрированных ставок: он выяснил, что позиции Long-Term по фьючерсам на британские государственные облигации, или «первоклассные ценные бумаги», могут представлять почти половину открытых позиций на этом рынке. LTCM владел похожей иностранной позицией по датской ипотеке, а его портфель опционов по акциям был просто громадным. Дело было не просто в том, что крах LTCM вызовет широкий обвал на рынках по всему миру. Фишер волновался, что некоторые отдельные рынки могут вообще прекратить торговлю46.

Согласно вычислениям Long-Term, при немедленной ликвидации фонда его семнадцатые по величине контрагенты верно теряли что-то около 3 миллиардов долларов. Но если ликвидировать холдинги LTCM в спешке, потери будут значительно больше. Более того, Фишер предположил, что крупные игроки на Уолл-стрит имели похожие торги по собственным книгам, поэтому, если Long-Term будет ликвидировать слишком быстро, это увеличит урон за счет огромного удара по теневому портфелю. Вероятность ускоренной и дорогой ликвидации была очень высока. В прошлых финансовых коллапсах с вовлечением разорившегося банка или брокерской конторы контрольнонадзорным органам удавалось взять на себя ведение оставшихся активов и избежать пожарных продаж. Но в деле Long-Term все было по-другому. Из-за того что это был хедж-фонд, у него не было активов, которые регуляторы могли бы забрать; вместо этого активы фонда держались брокерами в залог займов. Если Long-Term не мог выполнить обязательств хотя бы по одному кредиту, это автоматически давало старт перекрестным дефолтам во всех остальных. Соглашения о ликвидации полетят из тысячи факсимильных аппаратов, и право собственности по позициям Long-Term перейдет к его брокерам, которые молниеносно скинут позиции. Сидя в безлюдном окружении компьютеров в тихом офисе Long-Term, совещаясь с коллегой из казначейства, Фишер столкнулся с проблемой, осложнившей провал Askin Capital Management, проблемой, которая будет преследовать контрольно-надзорные органы в следующем десятилетии47. Фирмы, связавшие себя с десятками партнеров, бывают слишком туго запутаны, чтобы их было легко похоронить.

Фишер вернулся в джип своего помощника, все еще размышляя о последствиях внезапной ликвидации. Восточная

Азия переживала рецессию, Россия быстро к ней двигалась, и полученная в результате рыночная суматоха уже нанесла серьезные убытки на Уолл-стрит48. Перспектива дополнительного трехмиллиардного удара по капиталу Уолл-стрит никого не обрадовала бы и в лучшие времена, но сейчас это было особенно неприятно, учитывая дискредитированную иммунную систему Уолл-стрит49. Уже ходили слухи, что Lehman Brothers балансировал на грани банкротства; если крах LTCM подтолкнет Lehman Brothers, этот коллапс непременно будет иметь дальнейшие последствия. Более того, шаткое состояние балансовых отчетов на Уолл-стрит снижало шансы лучшего решения для этого случая — частного поглощения Long-Term, которое спасло бы фонд от хаотичных пожарных продаж. Позже тем же вечером Джон Корзин позвонил Фишеру, чтобы предупредить о том, что попытки Goldman Sachs найти покупателя не приносят результата. Тем временем Long-Term терял сотни миллионов долларов в день. Дожить до следующих выходных было бы для фонда удачей.

Когда в понедельник Фишер приехал на работу, оказалось, что его страхи стали сбываться быстрее, чем он ожидал. Рынки в Азии и Европе падали, и казалось, Уолл-стрит готова последовать за ними. Телевизионные обозреватели рассуждали о том, что релиз видеозаписи показаний под присягой президента Клинтона по сексуальному скандалу с Моникой Левински, назначенный на это утро, вывел инвесторов из равновесия — теория, показавшаяся Фишеру угрюмо забавной50. Но правда была в том, что слово было сказано: каждая попытка организовать спасение LTCM разносила вести о его проблемах следующим хищникам, и теперь каждый банк, каждый брокерский отдел и каждый хедж-фонд кормились у истекающей кровью туши. Исполнительные директора Salomon сообщали, что отдел Goldman в Токио «выбивал дух» из Long-Term; исполнительные директора Goldman сообщали, что Salomon делает то же самое в Европе. К полудню атаки на позиции Long-Term по опционам на акции выросли настолько, что нужно было предполагать ежемесячное обрушении цен на опционы. К вечеру понедельника LTCM потерял 550 миллионов долларов, треть своих акций. Впервые его капитал опустился ниже отметки в 1 миллиард долларов51.

Фишер держал связь с руководителями трех крупных банков— Goldman, Merrill Lynch и J.P.Morgan. Он продолжал надеяться на частное поглощение, но было ясно, что одинокий банк не сможет безопасно с этим справиться. Если бы обособленный покупатель приобрел весь портфель LTCM, ему пришлось бы продать некоторые холдинги; зная это, другие продолжили бы продажу позиций ради опережения неизбежной ликвидации. Решением этой проблемы был консорциум для покупки портфеля: таким образом, каждый получил бы кусок, достаточно небольшой, чтобы его удержать, и гиены отошли бы в сторону. Загвоздка была в том, что давнее соперничество среди ведущих банков, казалось, исключало такой альянс — если только Федеральная резервная система не выступит посредником.

Поздним вечером понедельника Фишер пригласил глав трех крупных банков позавтракать следующим утром в здании ФРС. Собравшись за столом, все трое заявили, что готовы на совместные действия: это защитит рынки от хаоса и будет менее болезненным для каждого в отдельности. Вопрос был в том, как структурировать спасение. Каждый кредитор LTCM может купить часть портфеля, выведя ее из фонда. Или консорциум может влить капитал в фонд для стабилизации. После двухчасового обсуждения Фишер предложил банкирам разойтись и выработать план спасения, подходящий всем троим. Тогда Фишер соберет большую встречу в ФРС с участием более широкой группы кредиторов фонда.

К концу дня банкиры сошлись на мнении, что нужно влить средства в Long-Term. Выведение частей портфеля фонда не сработало бы: «тихий омут» торгов LTCM был слишком запутан. Но если нужно вливать свежий капитал, кто за это заплатит? Цена вопроса росла: еще в августе, когда Меривезер завтракал с Соросом и Дракенмиллером, LTCM нуждался в 1 миллиарде долларов, три недели спустя Меривезер просил Корзина изыскать 2 миллиарда, теперь для стабилизации портфеля требовалось вливание 4 миллиардов долларов. Вместе банкиры понимали, что выложить 4 миллиарда было не самым плохим вариантом, ведь если они позволят LTCM пойти на дно, его массивный портфель обрушится на рынки, что влетит в копеечку всем крупным игрокам Уолл-стрит. Но каждый банк хотел прокатиться бесплатно — переложить на соперников издержки по рекапитализации.

Когда во вторник вечером Фишер собрал 16 ведущих контрагентов LTCM в здании ФРС, заключить сделку было невозможно. Три крупных банка предложили план, по которому 16 ведущих кредиторов должны были выложить по 250 миллионов долларов каждый. Естественно, более мелкие банки потребовали, чтобы их доля была облегчена. К 11 вечера никакой надежды на принятие решения не было, и Фишер предложил сделать перерыв до 10 утра следующего дня.

Переговоры возобновились, но легче они не стали. Lehman Brothers не без причины ссылался на то, что его балансовый отчет был настолько хрупким, что не осилил бы 250 миллионов долларов. Два французских банка отказались принять свою часть ноши, предложив по 125 миллионов долларов каждый. Самый сильный удар нанес Bear Stearns, ведущий брокер Long-Term. Несмотря на то что в хорошие времена банк получал от Long-Term комиссии на миллионы долларов, Джимми Кейн, генеральный директор Bear Stearns, решительно отказался давать даже доллар. Филип Персел, председатель Morgan Stanley, заявил, что участие «зайцем» неприемлемо, а Дэвид Комански из Merrill Lynch разразился гневной речью в сторону Кейна. Обсуждение стало таким неприятным, что Петер Фишер мысленно начал проигрывать последствия тупика. «Помню, я подумал, если это не сработает, я встану на стол и скажу: «Не прикасайтесь к своим мобильникам. Закройте дверь. Сейчас мы составим отчет о том, что сделки не будет», — позже вспоминал Фишер. Отсутствие помощи столкнуло бы мировые рынки в свободное падение. Нельзя было позволить банкирам, являющимся заинтересованными сторонами, продавать раньше обычных инвесторов52.

Но в итоге Фишеру не пришлось вскакивать на стол. Одиннадцать банков согласились увеличить свой вклад до 300 миллионов долларов каждый, а меньшие суммы от Lehman Brothers и французов привели к общей цифре 3 миллиарда 625 миллионов долларов. Денег вполне хватало, чтобы объявить о спасении. Long-Term будет приобретен, и мировые рынки будут спасены, хотя Меривезер с партнерами, державшие в фонде так много собственных средств, увидят, как их личные состояния сократятся практически до нуля. «Мы верили в себя, — скажет позже консультант LTCM, Джим Рикарде, — здесь не было лицемерия. Мне приятно говорить, что мы потеряли деньги в старомодной манере: через честный и тяжелый труд»53.

ПОСЛЕ ТОГО КАК LTCM ОКАЗАЛСЯ В БЕЗОПАСНОСТИ, начались споры о смысле этого спасения. Во время заседания 1 октября члены комитета конгресса по финансовым услугам возмущались по поводу угрозы экономической стабильности из-за кучки скрытных трейдеров. Демократ Пол Канжорски, представитель от Пенсильвании, заявил, что зарубежным противникам страны больше не нужно изобретать оружие массового поражения: они могут принести гораздо больший вред Соединенным Штатам, сотрудничая с хедж-фондами. И все же, несмотря на всю ярость, дебаты, последовавшие за провалом LTCM, в большинстве своем были просто эхом споров, последовавших за коллапсом рынка облигаций в 1994 году. Ведущие государственные регуляторы были вынуждены признать, что хедж-фонды действительно представляют собой риск. Но для его сокращения не было сделано почти ничего.