Приближаясь к тебе

Глава 9. Принципы

— …а ушки у него мохнатенькие, фиолетовые, приятные на ощупь. Если почесать его там, он так забавно фырчит, — мечтательно вещала Луна, не глядя на своего единственного несчастного слушателя.

— Любой зафырчит, если его за ушами погладить, — согласился Снейп, отчаянно скучающий по Грейнджер, Поттеру или даже идиоту Уизли. В общем, по любому, кто способен говорить не только о несуществующих в природе зверюшках.

— А еще они обожают вальсы. Я обычно пою им вот этот: Та-та-та-та-тааа, та-та, та-та… — Луна подняла вверх правый указательный палец и принялась дирижировать самой себе, прикрыв глаза и покачиваясь в такт незнакомой Снейпу мелодии.

— Мисс Лавгуд, — забеспокоился вдруг зельевар, — вы же понимаете, что на самом деле этих ваших морщерогих кизляков не существует?

Луна замолчала на полутакте, замерла и недовольно уставилась на него.

— Вы совсем как Гермиона, — обвиняющим тоном заявила она. — Та тоже верит только подтвержденным фактам.

“И правильно делает,” — одобрил Снейп про себя.

— И вообще есть неопровержимые доказательства его существования, — назидательно продолжала Луна. — Папа смог купить его рог. О, он очень красивый, жаль, я его так и не увидела, но папа мне рассказал. Такой огромный, изогнутый, витой…

— Серый? С бороздками? — заинтересовался Снейп, пораженный внезапной догадкой.

— Серый. С бороздками, — гордо подтвердила Луна.

— Поздравляю, мисс Лавгуд, ваш отец приволок в дом рог взрывопотама, — мрачно изрек Снейп, в душе дьявольски завидуя идиоту Ксенофилиусу, который умудрился раздобыть столь ценный ингредиент для зелий.

— Гермиона тоже так сказала, — безмятежно улыбнулась Луна. — Не поверила папе, и рог от обиды взорвался. Полдома нам разнес, между прочим.

Снейп не нашелся, что на это ответить. Он просто не знал таких слов.

Лавгуд снова запела, и Северус обреченно прикрыл глаза рукой.

Грейнджер не приходила уже два дня. Наверное, дуется на него из-за Беллатрисы, решил Снейп, вспомнив ее горячие поцелуи на своем лице и мучительно осознавая все неправильность данной ситуации. Его целовала ученица! Без принуждения, любовного зелья и прочей хрени. Целовала так пылко, будто от этого зависела ее жизнь, будто ей не все равно, будто она его любит. А самое ужасное заключалось в том, что ему понравилось.

Снейпа многие, и малочисленные друзья, и многочисленные враги, считали абсолютно беспринципным человеком, хотя кое-какие жизненные принципы у него все же были. Как то: не носить красное, синее и желтое (ужасные цвета, категорически ему не идут), не варить любовных зелий даже на продажу (впрочем, он подумает, если сумма будет впечатлять количеством нулей) и не спать со своими ученицами, даже бывшими. Вследствие последнего принципа число его потенциальных любовниц стремительно сокращалось, ведь каждый год из Хогвартса выпархивало несколько десятков юных девушек, готовых вступить в новую для них, интересную взрослую жизнь. И не то чтобы никто из них никогда не бросал на него игривые многообещающие взгляды или не флиртовал при случайных встречах. Были такие. Чаще всего, конечно, слизеринки, но бывало и представительницы других факультетов намекали Снейпу, что не прочь с ним не только о зельях поболтать. Он, конечно, был далеко не красавцем, но образ создал себе все же впечатляющий: умный, язвительный, загадочный, всегда в черном. Да и закрытость образовательного учреждения делала свое дело — все они, и ученики, и учителя, были вечно на виду друг у друга. И в конце концов, всегда это было, есть и будет — ученицы влюбляются в своих учителей и наоборот. Таким образом у Снейпа было много возможностей разнообразить свою сексуальную жизнь, но пока он держался. Отрезвляло еще и понимание, что женщины наверняка будут обсуждать с подругами его размер, предпочтения и цвет трусов. Это реально пугало, и Снейпу было легче и безопаснее поддерживать вялотекущие интрижки со старыми знакомыми, ну и заходить порой на огонек к Розмерте, которая с давних пор питала к нему некоторую слабость.

А тут Грейнджер, наглая храбрая и невозможно кудрявая Грейнджер, со своими дурацкими поцелуями заставила его задуматься о целесообразности своего главного принципа. И ладно бы поцелуи были сногсшибательными, а не эти неумелые лобзания. Почему же ему так понравилось? Его тело откликнулось на ее незатейливые ласки, и это было очень-очень плохо. Упаси его Мерлин связаться со своей ученицей, тем более гриффиндоркой, тем более Грейнджер.

Память вдруг услужливо подсунула ему неприятное воспоминание, как Сириус Блэк бросал оценивающие взгляды на Гермиону еще тогда, на ее пятом курсе, когда главу рыжего семейства покусала змея, и Орден Феникса чуть ли не ежедневно собирался на Гриммо, 12. А проклятые дети носились по лестницам, путались под ногами и делали вид, что не подслушивают взрослые разговоры. Блэк тогда объявил себя их предводителем, распевал рождественские песни, был заразительно весел, немного пьян и казался еще большим придурком, чем обычно. Он смотрел на Снейпа с неизменной ненавистью, на Поттера — с отцовской любовью и гордостью, а на Грейнджер — с чувством, с которым ни в коем случае нельзя смотреть на шестнадцатилетних девушек. Снейп тогда аккуратно влез в его голову, блохастый даже ничего не заподозрил, отряхнулся и пошел себе дальше. Ничего особенно ужасного в его мыслях не было, только робкие ожидания вроде “Вот вырастет эта девочка и тогда…”, но зельевар запрезирал его с удвоенной силой.

А теперь, получается, он сам ничем не лучше мерзкой псины, он сам смотрит на девчонку совсем не с невинным интересом, старый извращенец. То, что Грейнджер была не по годам зрелой, прошла войну, и вообще ей давно уже не шестнадцать, Снейп в расчет не брал. С какой стороны не посмотри, ситуация, прямо скажем, так себе.