Сумасшествие без всех (часть II)

Глава 2

В этой пляшущей толпе,

В центре праздничного зала,

Будто свечка по тебе,

Эта женщина стояла.

Встала и белым-бела

Разом руки уронила,

Значит, все-таки, была,

Значит, все-таки, любила!

Л.А. Филатов

— Худший враг профессора Снейпа — сам профессор Снейп, — заявляет на следующий день Рональд.

Они с Гарри носят с чердака коробки с ёлочными украшениями. Вручную, потому что заклятие левитации может отказать в самый неподходящий момент. Я уже разбила таким образом пару чашек. Должно быть, дом всё ещё сопротивляется засилью гриффиндорцев.

Лично мне он вообще объявил войну — всеми лестницами, дверями и люстрами. От подвала до флюгера всё здесь лихорадит. Напольные часы пытаются пробить мне голову кукушкой. Злобное привидение с безумным лицом повисает надо мной и таращится в упор, стоит мне лечь в ванну. Ступеньки проваливаются то там, то здесь, норовя поломать мне ноги. Гриффиндорка, к тому же магглорождённая — прочь, прочь!

Ничего, справлюсь.

Гарри падает на диван возле горы коробок, утирая вспотевший лоб.

— Очень оригинально, — отвечает он на глубокомысленную реплику своего друга. — Профессор Дамблдор говорил так про Волдеморта.

Рональд плюхается рядом:

— А я на что намекаю?

Конечно, все продолжают обсуждать необычное окончание семестра. Об этом гудит уже вся Магическая Британия. Прежде мне удавалось не размышлять о Северусе сверх меры, чтобы не бередить раны. Но теперь (и с чего бы?) эти мысли идут постоянным фоном, и я не в силах от них отделаться.

К сожалению, приходится учитывать не только хорошее, но и плохое. Даже то, о чём не хочется вспоминать. Я пытаюсь понять его, пытаюсь понять тебя, Северус… Но ты постоянно ускользаешь.

Сейчас начнут собираться гости, и мы продолжим обсуждать, предатель ли он, Пожиратель ли он… А я отыскала обручальное кольцо на подлокотнике кресла. Думала переодеть его на другую руку, но в результате подарила Джиневре на Рождество. Так правильнее во всех отношениях. И объяснять ничего не надо. Не сейчас, по крайней мере.

— Достали уже своими шутками! — заявляет серьёзная Гермиона, сосредоточенно перекрашивая портьеры из изумрудного в пурпурный. Рождество решили справлять в гостиной — с балкона удобно запускать фейерверки.

Видимо, Тунья права — мы безалаберная семья! У неё наутро после переезда были бы прибиты все крючочки и всюду красовались бы вазочки. Двадцать пять вазочек на одну гостиную. А у нас с Гарри за полгода не дошли руки тут обжиться.

Пока я лежала в больнице, Гарри пребывал в таком шоке, что не хотел оставаться один, и гостил в Норе. Потом началась учёба в Хогвартсе. Потом хотели успеть всё в последний день. Но Долиш повторно явился в школу только сегодня — объявил, что его люди закончили первичные мероприятия, и Хогвартс-экспресс волен отправляться. Пока они не начали вторичные мероприятия, все устремились на станцию. Но как мы ни спешили, дома оказались лишь ближе к вечеру.

Дома нас встретили проклятия Вальбурги и ворчание Кикимера на тему того, что праздничный ужин не готов, и не будет готов, так как я заранее не снабдила его меню. Я пообещала сама сделать пиццу и пасту, если он пробежится по забитым до отказа кладовым. Но суровый домовик воспринял это как личное оскорбление. Никак к нему не привыкну! Или он ко мне. В Гарри всё же течёт кровь чистокровных волшебников, а со мной Кикимеру трудно сжиться.

— Вот-вот! Скандал на всю страну! Что тут смешного?

Рассуждая о скандале, Джиневра сдирает со стены фамильное древо династии Блэков. Я решила, наконец, избавиться от прогнившего гобелена. Насилу упросила Кикимера помочь! Пришлось заверить безутешного домовика, что гобелен поступит в его распоряжение и будет избавлен от кощунственных высказываний случайных гостей. Кикимер поворчал, но щёлкнул пальцами, снимая чары вечного приклеивания, и зашаркал прочь.

Из неприятного остался только портрет Вальбурги в прихожей, но тот висит насмерть. Мы его шторочкой занавешиваем. Уж очень он скандальный.

Были Блэки — и нет Блэков... В комнате Сириуса теперь живёт Гарри, а в комнате Регулуса у нас что-то вроде музея. Повесили там портреты обоих братьев, разложили их личные вещи. Для Гарри крёстный был, как отец. Ему нужна память.

— Куда эту ветошь? Пока на чердак, да? — уже выходя из комнаты, Джиневра заканчивает прерванную мысль: — Речь о чести Хогвартса, между прочим. Бедная профессор МакГонагалл!

— Тогда уж бедный профессор Снейп! — напоминает Гермиона.

— Снейпа ничем не прошибёшь… — заверяет Рональд, брезгливо стряхивая с себя паутину. — Тьфу! Терпеть не могу этих восьминогих! А за тобой, Гермиона, я давно замечаю подозрительную симпатию к Снейпу. Ты его всегда защищала, даже когда он не был героем-разведчиком.

— Думай, что болтаешь! — сердится Гермиона, оглядываясь на своего декана, то есть на меня. — Профессор Снейп в моей опеке никогда не нуждался. Я лишь стараюсь быть объективной.

— Ну да, ну да, — недоверчиво повторяет Рональд. — А кто уже начал сбор подписей в его защиту? Тебе только дай повод побороться за чьи-нибудь права! И ладно ещё, когда это были безобидные эльфы…

— Я, в отличие от других, ещё помню, что являюсь старостой школы, в которой он работал!

— И вот так семь лет. Я уже оглох на оба уха, — меланхолично сообщает мне Гарри, взмахом палочки раскрывая коробки с праздничными шарами. — Так, возвращаясь к Рождеству. Мам, может, всё-таки волшебством всё развесим? А то времени в обрез.

— Не думала, что молодое поколение так обленилось! Последнее дело — вешать игрушки, не беря их в руки! — я осторожно опускаю волшебную палочку (вроде бы, ёлка стоит ровно, но если рухнет — виновата не я, а дом). — Нас много. Если что, гости помогут!

— Просто на это два часа уйдёт…

— Гарри, возьми шарик. Пожалуйста.

На лице моего сына в очередной раз появляется неуловимое выражение, которое я пока не могу разгадать. Он молча кивает и начинает аккуратно разбираться с мишурой и лампочками. Хотя времени и правда впритык.

— Вот здесь — то, что мы накупили в Косой Аллее, — добросовестно докладывает Гарри, извлекая на свет подмигивающих Дамблдоров и хлопушки-сюрпризы из «Волшебных Вредилок». — А здесь — то, что валялось на чердаке. Осталось от старых хозяев. Если отобрать те, которые без змей, то есть симпатичные. Странно, что Сириус их не доставал, когда мы в прошлый раз встречали тут Рождество!

Было и такое, да? Я не знала. Но друзья понимающе кивают — с ностальгией и грустными улыбками.

— Он ведь терпеть не мог своё наследие! — напоминает Рональд. — Зато искусственные сугробы были что надо — хоть с разбега прыгай!

— Сначала проверь всё на сглаз! — кричит из другого конца комнаты Гермиона.

Если бы не война, у Гарри были бы самые красивые ёлки. Вообще всё самое лучшее. Но самое лучшее осталось в Годриковой впадине, вместе с моим настоящим домом. А теперь мой выросший сын с искренним удивлением разглядывает волшебные игрушки. На самом деле редкая красота — произведения искусства вековой данности! Прозрачные замки с непонятно как подвешенными мостами, объёмные снежинки, словно сплетённые из стеклянного кружева — каждая со своим узором.

Ёлочные украшения — сродни настоящим сокровищам. Все сразу оставляют дела и подтягиваются их разглядывать. Гермиона пытается угадать, на каком заклинании держатся снежинки. Рональд, более привычный к магическим изыскам, копается в только что купленных хлопушках и фигурках.

— Ух ты! Погляди, Гарри — тут и ты есть! На метле. О! И Снейп есть! Миссис Поттер, а профессора Снейпа вешать?

Я отвечаю, что места всем хватит.

Как раз в это время возвращается Джиневра с намерением продолжить прерванный разговор.

— Я тут подумала — есть две приемлемые версии, — сообщает она, пристраивая на подоконник (больше некуда) поднос со свежими вафлями. — Угощайтесь — это лишние. Кстати, Кикимер просил узнать, какое подать вино… Ну так вот — либо это ошибка, либо он просто не смог отвертеться от какого-нибудь поручения Волдеморта. Ой, либо его подставили! Три версии получается… Что, Гарри?!

Гарри вешает ей на шею Рождественский венок и вручает коробку с лампочками.

— Джинни, вот это всё надо развесить по гардинам. Справишься?

— Уж как-нибудь, — отвечает она слегка обиженно.

— Без магии.

Секунду Джиневра глядит на него с удивлением, потом понимающе кивает и больше не спорит. Поудобнее перехватывает свою ношу, и отправляется устраивать Рождество. Возвращается с полдороги, целует Гарри, что-то шепчет ему на ухо и опять отходит к окнам, сжимая вафлю в зубах.

А я вспоминаю своё прошлое Рождество. Гарри и тогда был в восторге от снежинок и шариков — всё норовил сдёрнуть их с ветки и запихать в рот. А мы с Джеймсом вдвоём украшали ёлку. Без магии, потому что так было веселее — путаться в гирляндах, и целоваться, и снимать с него очки липкими от смолы руками. И хотя бы на один день забыть о войне. В те времена со мной не случалось такого — чтобы всё хорошо, а мне плохо. Или это оттого, что не так уж всё хорошо?

Без видимой причины я неожиданно понимаю, что страшно устала. Я убеждена, что лучше притворяться счастливой, чем быть несчастной, но внезапно сознаю, что не могу больше. Ни больше, ни меньше. Всё. Мой муж в могиле, мой любовник в тюрьме. Мой сын и его друзья считают меня полоумной, и весь этот дом меня ненавидит. С Рождеством, Лили!

— Посмотрю, как дела у Кикимера, — объявляю я и выскакиваю за дверь.

Спускаюсь на кухню, как всегда, споткнувшись на лесенке. Но смотреть ни на что не хочется. Я сажусь с краю за стол, превращённый домовиком в поле боевых действий для муки и скалок, и опускаю голову на руки. Слёз нет — реву я, как положено, по ночам в подушку. А сейчас на меня находит отупение.

— Миссис Поттер не устраивает работа Кикимера? Кикимер готов всё переделать, — оскорбленно произносит эльф, материализовавшись рядом с ложкой в одной руке и тёркой в другой.

После долгого ворчания он всё-таки соорудил праздничный ужин из тридцати блюд. Не переставая ворчать.

— Что ты, Кикимер! Ты — золото. Или серебро. Если тебе так приятнее, — отвечаю я устало.

— Тогда почему миссис Поттер пришла наблюдать за работой Кикимера? — осведомляется он своим каркающим голосом.

Так. Выгоняют.

— Я хотела сказать, Кикимер, что хватит готовить. Иди отдохни и переоденься. Мы сами всё расставим и помоем посуду, — говорю я миролюбиво.

Тем более что обеденный стол ещё завален коробками. И стулья тоже. Я — никудышная хозяйка. Не чета Вальбурге Блэк. Вот и домовик глядит на меня с острым неодобрением — ничего-то я не понимаю!

— Кикимер никому не отдаст свою работу. Он вовсе не настолько стар и немощен, — сообщает он в глубокой обиде.

— Но ты же не будешь сидеть за столом в муке с головы до ног? Все расчихаются!

С полминуты мы в упор глядим друг на друга. Он не понимает меня, а я его.

— Кикимер сядет за рождественский стол? — домовик роняет тёрку. А за ней ложку.

Я поднимаю ложку и протягиваю ему, тёрку он подбирает сам. И роняет снова.