Первый курс. If we could turn back time

Глава двадцатая. Рождество

24 декабря 1991 года. Уэльс. Понтервид

Они аппарировали вечером на задворки какого-то шумного паба, где за празднованием наступающего Рождества никто не расслышал бы хлопка аппарации. Ремус держал Пандору на руках — так было удобнее аппарировать, особенно при условии, что последняя не знала точки назначения. Пандора уже вполне уверенно держалась за шею супруга, пока тот нежно прижимал её к груди.

— Секунду, — Ремус аккуратно перехватил Пандору одной рукой, чтобы достать палочку и увеличить кресло, после чего аккуратно посадил её.

— Где мы, Реми? — спросила Пандора.

Она переиначивала его имя на французский манер, потому что так оно проще ложилось на язык, а Ремус был не против — так его звала только Пандора.

— В Понтервиде, — Ремус поцеловал её в щеку, обошел кресло-каталку и взялся за ручки. — Небольшая деревушка в Уэльсе, где-то в сотне миль от ближайшего крупного города. Я здесь вырос.

— О, — Пандора удивлённо обернулась к Ремусу, пока тот начал аккуратно толкать кресло по припорошенной снегом дорожке, выходящей к основной улице. — А что мы здесь делаем?

— Мне нужно забрать кое-что из моего старого дома, — уклончиво ответил он.

В этом была доля правды, но не вся: ему действительно потребовались его школьные записи — Сириус подвязал его на повторение крупного школьного проекта, а у Ремуса не было времени и желания вспоминать все источники, из которых он брал информацию, — он предпочёл бы провести вместо этого время с Пандорой и девочками. Но о чем он умолчал, так это о том, что его отец все ещё жил в том же доме, где и десять лет назад, и что они с большой вероятностью застанут его дома в канун Рождества.

— И ты решил воспользоваться случаем и пригласить меня к себе? — игриво спросила Пандора с усмешкой, заставив Ремуса покраснеть.

— Мои помыслы абсолютно чисты, — пробормотал он смущенно. — Но раз уж мы тут, давай я проведу тебе небольшую экскурсию по местным немногочисленным достопримечательностям.

Ремус аккуратно наклонил кресло, закатывая его на тротуар.

— Это, как ты могла догадаться, главная улица нашей деревушки...

— Главная, потому, что единственная асфальтированная? — со смешком спросила Пандора.

— Скорее наоборот, асфальтированная, потому что идёт через всю деревню и иногда по ней даже ездят машины, — ответил Ремус.

— Это маггловская деревня? — с интересом спросила Пандора, глядя по сторонам на россыпь разрозненных домиков, украшенных переливающимися гирляндами.

— Да, мы с отцом были единственными магами, кто жил здесь, — утвердительно кивнул Ремус, несмотря на то, что Пандора не видела его лица.

— А твоя мама?.. — неловко спросила Пандора, зная, что Ремус почти не говорил о семье.

— Мама была магглой, — с тихим вздохом произнёс Ремус. — Ты же знаешь, что я полукровка, Дора.

— Да, знаю. Но ты почти не рассказывал о ней, — негромко произнесла она, потупив взгляд. Хотя и говорила тихо, она прекрасно понимала, что Ремус услышит.

— Возможно, сегодня я расскажу больше, — так же тихо ответил он спустя несколько мгновений.

Снег скрипел под колёсами кресла, пока Ремус аккуратно катил его вперёд, избегая особо высоких сугробов. С неба падали мелкие полупрозрачные снежинки, переливаясь в свете редких фонарей. Пандора завороженно протянула руку вперёд, ловя снежинки раскрытой ладонью, и Ремус мягко улыбнулся этой идиллической картине.

— Я знаю, что ты улыбаешься, — не поворачивая головы, сказала Пандора. — Делай так чаще.

— Обязательно, — Ремус наклонился и поцеловал её в макушку, припорошенную снегом.

По правую руку от них начался кованый забор, и Ремус передернул плечами.

— Что здесь было? — спросила Пандора, заметившая лёгкое вихляние кресла.

— Моя школа, — ответил Ремус. — В детстве я ходил в маггловскую школу, потому что отец решил, что Хогвартс для меня будет закрыт из-за ликантропии, и пытался вырастить меня так, чтобы я смог вписаться хотя бы в маггловской общество. Но это было сложно с учётом того, что я «болел» каждый месяц, а в семь лет даже трех дней достаточно, чтобы твои друзья о тебе забыли, — печально произнёс Ремус. — Так что очень скоро моими новыми друзьями стали только книги. А дети не любят заучек, — усмехнулся он.

— Да уж, живо могу себе представить маленького тебя, уткнувшегося в книжку за последней партой, и шумных одноклассников, перекидывающихся твоим портфелем или придумывающих обидные прозвища, — с сочувствием произнесла Пандора. — Со мной в школе училась магглорожденная девочка, с которой обращались именно так.

— Видимо, дети во всех странах одинаково жестоки к тем, кто не похож на них, — улыбнулся Ремус и продолжил толкать коляску дальше. — Только у меня отбирали не портфель, а пенал в форме щенка, сшитый для меня мамой: она пришила к нему лапы, хвост и голову с ушами. Одноклассникам казалось это смешным, так что они отобрали его в первый же день и вернули крайне потрепанным. Мне было стыдно показывать маме, во что всего за день превратился её подарок...

— Но она же увидела? — неловко спросила Пандора.

— Разумеется, спустя пару недель она заметила, что я искал при ней карандаш просто в рюкзаке и спросила, почему я не пользуюсь пеналом. Пришлось показать его: потрепанный, подранный и испачканный. Я хранил его в ящике письменного стола и держал там свои любимые цветные карандаши.

— И как она отреагировала?

— Она у меня была волшебницей и безо всякой магии. Она отправила меня в школу, а когда я вернулся вечером, в столе меня ждал чистый и заштопанный пенал, почти как новый. И она не злилась, что я позволил испортить её подарок...

— Она была замечательной, Реми, — тепло сказала Пандора, накрывая его руку, державшуюся за ручку рядом с её плечом, своей.

Они поднялись на небольшой мост, переброшенный через замерзшую речку, которая протекала через весь город. Пандора невольно засмотрелась сквозь резные перила на переливающийся в лучах фонарей лёд, причудливыми узорами сковавший узкое устье.

Ремус много говорил в тот вечер, захваченный воспоминаниями и ностальгией. Рассказывал, как мама учила его кататься на коньках, а отец — водить маггловский автомобиль; как они чинили этот самый автомобиль в гараже всей семьёй; как мама учила его танцевать вальс под песни по радио; как она готовила домашние неуклюжие торты на дни рождения Ремуса и даже отправляла их ему в Хогвартс... Но он старательно избегая темы её болезни. Не озвучивал вслух обратную сторону воспоминаний, связанных с родной деревушкой. Как угасала и слабела мама; её трясущиеся руки, выводящие все более неровные буквы «С днем рождения, Ремус»; письма отца с потекшими чернилами в местах, где на пергамент капли его слезы, пока он писал сыну все как есть — Хоуп оставалось совсем недолго. Ремус не рассказывал, как после шестого курса он вернулся домой, а мама не вышла встречать его на крыльцо, потому что больше не могла ходить. Не рассказывал о комнате, превращенной в больничную палату; о том, как он помогал отцу передвинуть постель ближе к окну, чтобы мама могла смотреть на свой любимый сад, за которым продолжал ухаживать отец. Не рассказывал о той боли, которая защемила его сердце, когда он увидел маму после курса химиотерапии: без волос, без бровей и ресниц. Видел Мерлин, она боролась с болезнью до конца! Но её все равно не стало. И Ремус прошёл мимо ворот кладбища с максимально прямой спиной. Сегодня он был не готов навестить маму.

Сегодня он планировал навестить отца, который не ждал, что Ремус будет не один.

После получаса прогулки они подошли к небольшому двухэтажному домик на отшибе деревни. Ремуса захватил острое чувство ностальгии, когда он увидел аккуратно подстриженные кусты живой изгороди, за которыми продолжал ухаживать отец, знакомый «Форд» на подъездной дорожке, покосившиеся качели. Он был дома.

— Рем! — Лайелл распахнул дверь всего через несколько секунд после того, как тот постучал, и сразу же сграбастал сына в медвежьи объятия.

Ремус искренне ответил тем же.

— Привет, пап, — мягко сказал он, снова чувствуя себя школьников, вернувшимся домой после долгой разлуки.

— Сколько мы лет не виделись? Пять? Шесть? А ты поднабрал! — усмехнулся, отпуская сына, Лайелл. — Нашёл, наконец, достойную работу?

— Нет, удачно женился, — ответил со смешком Ремус, отступая на пару шагов назад и открывая вид на Пандору, которая осталась сидеть у подножия крыльца, чтобы не мешать воссоединению семьи. — Познакомься, это моя супруга, Пандора.

По лицу Лайелла промелькнула какая-то тень, но всего на долю секунды, так что Ремус решил, что ему показалось. Лайелл спустился с крыльца и, подойдя к Пандоре, наклонился, чтобы поцеловать тыльную сторону её ладони.

— Рад знакомству, миссис Люпин.

— Лавгуд, — мягко поправила она его. — Но можете звать меня просто Пандорой. Ремус много о вас рассказывал.

Лайелл перевёл на сына недоумевающий взгляд, который можно было трактовать и как вопрос про фамилию, и как интерес, что же о нем рассказывали.

— Ремус Лавгуд-Люпин, — пожал он плечами и, судя по опустившейся брови отца, он все же угадал, на какой из немых вопросов стоило ответить.

— Что же, я надеюсь ты мне расскажешь эту историю, — миролюбиво заметил он и, обойдя кресло Пандоры, уверенно взялся за ручки. — Придержи дверь, Рем.

На крыльце и, как догадывался Ремус, на лестнице в доме все ещё были тонкие пандусы, которые они с отцом прибивали, чтобы можно было аккуратно спускать кресло с мамой, когда той хотелось подышать свежим воздухом. И сейчас по этим же пандусам Лайелл закатывал супругу уже своего сына с горечью в глазах, которая не укрылась от цепкого взгляда Ремуса.

— Всё хорошо? — тихо спросил он, когда отец поравнялся с ним.

— Позже поговорим, — одними губами ответил Лайелл, закатывая коляску в дом. Ремус зашёл следом, закрывая дверь.

Дом почти не изменился с момента его ухода. Привычно скрипнула пословица, пока Ремус разувался и менял зимние сапоги на домашние тапочки, а затем наклонился помочь разуться Пандоре. Она тем временем сняла с плеч пальто и привычно охватила за шею Ремуса, когда тот наклонился, чтобы поднять её и забрать лишний для дома элемент одежды.

Лайелл наблюдал за этой сценой со стороны, недовольно нахмурившись, но стоило Ремусу перевести на него взгляд, как на его лице вновь расплылась вежливая улыбка.

— Не желаете чаю, Пандора? — спросил он несколько натянуто и явно не понимая, о чем вести разговор со свалившейся на голову невесткой.

— Не откажусь, — мягко согласилась Пандора, поправляя подол зимнего платья.

— Схожу поставлю чайник и выйду до магазина. Ремус, покажи пока гостье дом, — Лайелл скрылся за дверью кухни, пока его сын покатил кресло супруги в противоположную сторону.

— Здесь у нас гостиная, напротив — кухня. Из-под лестницы выход в гараж. А на втором этаже спальни и кабинет отца.

— А покажешь мне свою комнату? — обернулась с просьбой в глазах Пандора.

— Конечно, — легко согласился Ремус, подводя кресло к лестнице и аккуратно ставя его на направляющие.