Воздушная гавань

— Сажа и машинное масло, кэп, — ухмыльнулся Штерн.

— Полагаю, сегодня вечером вы развлеклись на славу?

— Еще как, сэр. Все прошло отлично.

— Рад это слышать… но я не могу позволить кому-то из своих аэронавтов разгуливать по хабблам в образе туннельной крысы. Приведите себя в порядок.

Штерн заулыбался, и его зубы показались ослепительно-белыми на фоне черноты.

— Немедленно займусь этим, сэр.

— Вот и прекрасно, — кивнул Гримм и зашагал к арке, которая вела внутрь хаббла Платформа.

Сореллин бросил взгляд за плечо, на черную фигурку невысокого аэронавта, поспешно взбиравшуюся по трапу.

— Что это было, капитан?

— Расплата по старым векселям, — загадкой ответил Гримм. — Вам известно, где размещается правление Гильдии?

— Если только оно никуда не переехало, — сказал Сореллин.

— В таком случае указывайте дорогу, сэр.

Боерожденный зашагал впереди, и только сейчас Гримм смог заметить непорядок в его облике.

— Вы и сами кажетесь несколько потрепанным, сэр. Тоже приняли участие в сражении?

— Немного, — повел плечом Сореллин. — Хотя одержать победу нам удалось только благодаря Гвен.

Гримм кивнул.

— В каком она состоянии?

— Рана от укуса совсем незначительна, но яд все же занесен. Еще, вероятно, Гвен могла сломать запястье, — напряженным тоном, но ровно ответил Сореллин. — Еще она получила жестокий удар по затылку и с тех пор не приходит в сознание. Ваш врач не смог сказать, есть ли трещина в черепе или обошлось…

Зубы боерожденного обнажились в кривой усмешке.

— Сложно вспомнить, сколько раз я пилил ее насчет твердолобости, надменности и упрямства. И вот она едва дышит.

— Крепитесь, мастер Сореллин, — сказал Гримм. — Я видел, как люди за день-другой оправлялись от тяжелейших сотрясений мозга. Мистер Бэген знает свое ремесло, а мастер Ферус владеет искусствами, о которых большинство из нас, рискну предположить, и понятия-то не имеет. Две очень веские причины не оставлять надежду.

Боерожденный сдвинул брови.

— Даже не знаю, утешили ли вы меня, сэр. Мастер Ферус немного… Не хочу показаться невежей, но этот человек…

— На расстоянии руки от штурвала? — предположил Гримм. — В десяти градусах от компаса? Парит в небесах без гогглов?

Стоическое выражение лица Сореллина дрогнуло, поддавшись удивлению и веселью, но юноша сумел вернуть ему бесстрастие.

— Слегка эксцентричен, сэр.

— Ничуть не бывало, — возразил Гримм. — Он безумен.

Бенедикт бросил на него короткий косой взгляд.

— Правда?

— Как и каждый эфирреалист, кого мне приходилось встречать, — сказал Гримм, когда они миновали наконец портовые постройки и оказались внутри самого Копья. — Что-то в энергетических потоках, с которыми они работают. Они сводят эфирреалистов с ума, только каждого — на свой лад, насколько я могу судить.

— Так он поэтому шарахается от дверных ручек?

— Полагаю, что поэтому, — ответил Гримм. — Вспомните эти его тележки. Я видел, как ученица собирала Феруса в дорогу. Он потребовал уложить пестрый набор самых странных предметов, исходя из только ему понятных причин. Теперь он настаивает на том, чтобы всегда иметь эту поклажу под рукой. А сама его девочка-подмастерье, если вы заметили, не в состоянии вести прямую беседу с кем-либо, за исключением самого мастера Феруса.

— Она тоже безумна?

— Выглядит достаточно милым ребенком, — сказал Гримм. — Но да. Безумна, надо полагать.

Несколько шагов Сореллин раздумывал над этим откровением.

— Сэр… а насколько безопасно иметь дело с подобными людьми?

— Будь они нисколько не опасны, копьеарх едва ли отправил бы их прямо в зубы врагу, — веско ответил Гримм. — Никто из участников нашей экспедиции не выглядит особенно безвредно, мастер Сореллин, включая и вас. Конечно, эти двое небезопасны. Настоящий вопрос в том, стоит ли им доверять.

— А вы… доверяете им, сэр?

Чтобы ответить на этот вопрос, Гримму пришлось молча шагать чуть ли не полквартала. Только тогда он сказал:

— Копьеарх облек их своим доверием. Я готов следовать его примеру.

— Даже если они оба безумны?

— Существует разница между безумием и безумием, мастер Сореллин, — рассудил Гримм. — Ферус и Чудачка — люди довольно странные, и лично меня это весьма утешает.

— Сэр?

— Опыт подсказывает, что наихудшие безумцы вовсе не кажутся странными, — пояснил Гримм. — Более того, они предстают как собранные, спокойные, разумные люди. Пока не раздаются крики.

Бросив косой взгляд на своего рослого спутника, Гримм увидел, что тот хмуро его разглядывает.

— Хорошо, давайте я объясню это иначе. Если когда-нибудь вам встретится эфирреалист, который не покажется вам странноватым, это станет веской причиной отнестись к нему с предельной осторожностью. Эфирреалист, который рассуждает о явлениях и предметах, видимых только ему самому, и который не в состоянии перечислить дни недели в верном порядке? Само собой разумеется. Возьмите теперь эфирреалиста, который элегантно одет по последней моде, разговаривает спокойно и учтиво приглашает к себе на чашечку чая. Вот кого на самом деле следует остеречься.