Полихромный ноктюрн

Положив спящего рядом со станцией переливания крови, исполнивший свой долг сваливается сам, упирается лопатками в колесо. Вот он — подходящий момент для удовлетворения столь желанной прихоти. Достаёт из кармана плаща трубку, которая к удивлению не сломалась, забивает смесь в чашку, после закуривает. Когда вдыхал едкий дым, к нему подковылял мистер сломанные часы и сел возле него. Наступили мгновения покоя.

— Нужны новые сапоги. Обувь — это хорошо, — утвердил Полурукий, почёсывая макушку, глянул на любителя цилиндра без цилиндра.

Левранд заметил как в глазных колодцах друга поселилась пустота. Ни малейшего намёка на огонёк разума. Там ничего не осталась.

— Прости меня за свою руку, — эти слова он выдавил из себя с настоящим, не показным, сожалением. — И за Ивву…прости…

— Мои сапоги — мои принцы. Их больше нет у меня. У меня? А кто я?

— Хорошо, добрый друг. Я только переведу дыхание, и отправимся дальше. Может в Инговани найдётся подходящая пара сапог, — утешение пробралось сквозь зубы.

Юноша очухался, поднялся из оврага беспамятства, молча приподнялся, смотрит в даль.

— Как необычно. Что это за мерзкий гул? Кажется, меня от него выворачивает. Но мне нравится.

— Это отголоски гибели целого города. Оринг обезглавили.

— В каком смысле гибель целого города? Как это произошло?

— Вопросы потом, а сейчас помоги мне с телегой. Нам нужно к перекрёстку, — проговаривает и поднимается на ноги.

— Думаю, продолжу путь в одиночестве. Так будет лучше.

— Низковат ростом чтобы решать за всех. К тому же, сейчас можно топать либо к Оренктону, а ты не хочешь в нём оказаться, поверь, либо в противоположенную сторону.

— Тогда пойду на юг…или на север…

— Для одиночки ты слишком невнимателен. Я же сказал, что только два варианта.

— Как такое возможно? Да что там произошло? Я, конечно, благодарен за помощь, но либо рассказывай, либо не задерживай меня.

— Не сейчас, позже. Однако не могу позволить тебе уйти. Рисковал не для того чтобы ты отбросил копыта где-нибудь там… спустя лягушачий чих. Будешь брыкаться, переломаю ноги и мешком закину на спину. В любом случае пойдёшь за мной. Ясно выразился?

Юнец, на удивление, холодно отреагировал на унизительную угрозу. Взвесив все за и против, кивнул и собирался озвучить свой ответ. Его план разрушился кашлем, и не просто кашлем, а его изнурительным приступом. Он с трудом справился с неудержимым и однотонно произносит: — Понял. Вопросы потом, но их будет много, а сейчас достаточно того, что я, вроде бы, тебе должен, — и цепляет рукоять тележки с полумёртвым мифом. Левранд сделал то же самое, вместе покатили телегу. Тайлер последовал за ними. Отходя от усадьбы, юноша оборачивается к покинутой обители алхимиков и говорит всего одно слово: — Морт. — Назвав своё имя, должно быть, таким образом, признал встречу со странниками не однодневной, даже важной. Те воочию могли увидеть своего спасителя, но тому уже было не суждено сбыться.

Чем дальше отдалялись от Оренктона, тем отчётливее становилось возвращение мира в привычную форму. Саккумбиева ночь, торжественный пир, проведённый в честь прихода новой эпохи, забрал множество жизней. Их голоса будут услышаны, не будут забыты. Об этом позаботятся выжившие, что подготовятся к следующему разу. Так сказали бы сказители из монастыря Атнозирог Ыноротс, но жизнь далека от сказов. Об этом забудут уже через год, или же тот день назначат траурным до конца времён. Оба варианты имеют для себя место.

Светало. Воздух перестал жалить лёгкие, вдали обычно летели птицы, а тёплый ветер беззаботно играл травинками. Звуки природы казались Левранду неестественными, даже пугающими. Его пребывание в Эпохе Далёкого Огня играло с ним шутку. Только вот совсем не смешно, когда обычный мир начинает вызывать отторжение.

Выжившие остановились у предельной линии рощи, там слышалось журчание ручья. Им захотелось смочить горло. Левранд поковылял к воде, а Морт отвлёкся, как дитя, увидевшее бабочку. Свернул, обогнул дуб, или что-то на него похожее, а там — чрезвычайно длинный и тяжёлый клинок воткнут в землю. Таким без проблем можно разрубить крылатых ящеров переростков из рассказов старушек, живущий на окраинах Оринга. Только вот без чудовищной силы человек едва ли смог бы поднять его. На лезвии выгравирована история об отце из трёх разливов, что десятилетиями бился против чудовищного карпа; и победил. Морт внимательно читал о нём, не пропускал ни буквы. Там же узнал: этот меч принадлежал его сыну, который вышел против судьбы, сопротивлялся её решениям, выбирался из каждой западни. Отважный воин шёл по своей собственной стезе, что протянул и натянул сам гнев. Победитель сотни не останавливался, даже когда лишился глаза и руки. Всё ради отмщения, всё ради шанса вернуть разум в Шлем. А продолжение не удалось узнать, всё было потёрто. Но аккуратно, так что эта история вполне может быть дописана.

Левранд делает несколько глотков, случайно замечает мерцающие чёрные точки. Мошкара вынуждает оглядеться. Когда морок исчезает, вновь склоняется над потоком воды. Спустя вздох она окрашивается в алый цвет — течение приносит головы чёрных птиц, одну из них выхватывает появившийся из ниоткуда человек. Лицо неизвестного закрывал бледный капюшон, но откидной убор не помешал узнать шутку, когда она начала утолять свой голод. Позади жрущей твари вырисовывается министерский убийца, Хексенмейстер. Неужели мухи добрались и сюда? Тут же почти из-под ног вынырнул Днарвел, оттянув руку, выписал Левранду пощёчину. Удар оборвала совсем не театральное представление последствий Оренктонских событий. «Зритель» отпрянул и тем самым привлёк внимание юноши. Морт помог подняться, потому что мужчина не мог преодолеть бессилие, левая часть тела отказывалась слушаться, да и говорил он с трудом. Возвратившись к телеге, продолжили оканчивающийся путь.

Достигли перекрёстка, встали на дороге, её окружали жёлтые цветы. Подсолнечники ревностно и с обожанием смотрели на свой идеал, которым им не суждено стать. Их судьба заключалась в ином: сгореть в попытках дотянуться до него.

Знаковый головной убор, колпак рыцаря Капиляры, упал на землю и следом тело его носителя. Ему плохо, обливается холодным потом,

— Найди грёбаного лопатника, скорее, — нечётко произнёс он.

Морт с некоторым пониманием слов, но без понимания зачем, осмотрелся. Глаза споткнулись об человекоподобную куклу в длинном плаще, что стояла в поле. Пробираясь через высокие и жёсткие стебли однолетних растений, приблизился. На ступеньке надежного основания стоял оберег в тёмной широкополой шляпе. Пугало зашевелилось и, повернув голову, посмотрело на него. Нет, вот прям зыркнуло.

— Я знаю твой плащ, но не знаю тебя, — сказал мужчина с густой щетиной на щеках. Он спрыгнул вниз, поправил пенсне, затем затих в ожидании ответа.

— Мне нужно найти грёбаного лопатника, это ты?

— Грёбаного ло… Тогда точно знаю чей это плащ. Где он? Веди меня к нему.

— Следуй за мной. Он недалеко, — Морт указал на центр перекрёстка и в спешке рванул обратно. Пугало поднял огромную лопату похожую на инструмент для казни, и пошёл за ним.

В ровных рядах жёлтых цветов отбивала тяжёлая поступь. Нет, не такая уж и громкая. Источник всё приближался, Леврнад в ожидании устремил взор на подсолнечники. Те расступились, и вышел Пугало.

— Один из охотников Министерства, призванный на службу для отлавливания и последующей казни тех, кто называет себя «Вороны». Враги не единого народа Государства Вентрааль. Вестники Хора, дитя Старой войны, пожирающие целые города. Все истории сказителей, церковных гнилоустов, значит, оказались правдой. Что ж, вы оправдали ожидания…

— Мы не этого хотели. И ты тоже знаешь это. Иначе не говорил бы со мной, — проговорилось не внятным образом.

— Ты прав, знаю. Всё это в прошлом, теперь я просто «грёбаный лопатник», а вы — полупокойники, — сняв шляпу и отведя руку с ней в сторону, представился, — Фаленберг, к вашим услугам.

— Нам нужно попасть в Инговани.

— Знаю. Я получил записку, которую принёс пернатый. Правды вы шли дольше, чем я думал. Коротал время за варкой чеснока, много раз, — вернув шляпу на голову и посмотрев на небо: — Дилижанс будет через двадцать одну минуту, а пока мы ждем, ответь мне. Неужели сбор апперитовых монет был бессмысленным?

— Нет. Всё получилось, просто тебе кажется, что видишь нас.

— Хо-хо. Понял. Ну, хотя бы язык у тебя на месте. И это немного удивительно. Выглядишь как мертвец из подземной мучильни. Да воняешь так же. Но не об этом сейчас. Ещё доберёшься до куска мыла. Что теперь будете делать? Что дальше?

— Я не знаю, — выдул Левранд.

— Ладно, продолжим разговор позже. Будет ещё время. А пока отдыхай. — Пугало в знак приветствия кивнул Полурукому, тот никак не отреагировал. После чего медленно подходит к телеге, будто опасается увидеть то, что находится внутри. Ухватившись в обод, осторожно нависает над почти правдоподобными мертвецами. — Вам-то, господин Хор, известно, что будет дальше?

***

Звенят колокола Серекарда. На Приамиантову площадь приходят жители столицы. Вид у них скорбный: совсем не ждут благих вестей. А как иначе? Династия Венн закончилась, а наидостойнейший Наместник, Садоник, был варварски убит в самом сердце Серекарда. Неужели не осталось безопасного места в Вентраль, где можно жить в мире, покое и безопасности? Однако все гнетущие мысли развеялись, они позабыли обо всех тяготах, когда на белокаменный балкон вышел лимн. Имя его — Инспир, голос его — тёплая перина для ушей, он погружал каждого слушателя в раствор понимания и наставнической заботы. К такому нельзя не прислушаться, такому нельзя не верить. Инспир поставил белейшую фарфоровую чашку с чернейшим чаем и заговорил:

— До нас дошли вести, что мятежники разбиты. Одна из голов Оринга пала, а вместе с тем и их союзники усмирили свой пыл. Хороша новость, правда? Не спешите в своих суждениях, держите эмоции на поводке, как и подобает. Так делали Первые Люди, и мы чтим предком, ровняемся на них. Они-то знали о чести, знали о достоинстве. А в падении Оренктона нет чести. Есть только злой рок, о котором мы и Примуулгус предупреждали. Соберитесь с силами, поищите их внутри — там обнаружите бездонный, бескрайний океан несломимости. Я не смею торопить вас, отнеситесь к этому со всей ответственностью. А пока я жду, с вашего позволения, наслажусь этим замечательным напитком, — поведал Инспир. — Готовы? Превосходно. А теперь…вот почему нам не следует радоваться. Какими бы не были действия союза Артсинтиум…они бились за то… во что верили. Верили в Наследие Государя, только видели его несколько иначе. Мы — стороны одной монеты. И теперь наша война с самим собой окончена, — провозгласил лимн, протягивая руки. — И конец ей положила жертва Оренктона, — серекардцы заострили внимание, казалось, забыли о дыхании. — Город у Глухого моря… Вороны истребили его жителей. Была настоящая резня. Детей, женщин, стариков, да и мужчин, пожирали прямо на брусе троп под темными шпилями. Пожирали…как свиньи помои. Нет, и того хуже. Выродки Анстарйовая никого не жалели, им не знакомо это чувство. Точно бешеные псы. Но будьте спокойный, здесь никогда такое не случиться. Наши защитники дали бой Хоривщине и победили. Остались только осколки, мы отловим их и отомстим за Оренктон, отомстим за людей нашего Госудраства! — пообещал Инспир. — А теперь, вынужден откланяться. Но вот вам ещё белокаменное обещание — всё будет хорошо, ибо у нас есть приемник нашего Министра-наместника. Уже вечером… он предстанет перед вами на том же самом месте, где сейчас стою я. С нашей общей помощью… он положит конец мукам неопределённости. Мучения закончились! Всё, мой долг на сегодня выполнен. Всех вам благ, берегите себя. И помните… Да дойдёт наш шаг по тропам до Сахдибураг.