Полихромный ноктюрн

— Был ли он слизняком, или же нет — мне неведомо. Теперь это не имеет никакого значения. Но происходившее под усадьбой…

— Как по мне, в подвалах хранятся бочки, опутанные паутиной с пылью. Фу. Да и крысы, может быть, — поделилась облачённая в мглистое платье. — Только вот, а что если это они тронулись умом, а не Лицлесс? Сам подумай, столько золотых микатов хранится на расстоянии вытянутой руки. Бери — не хочу. Вот жадность и показала себя во всей красе. Поэтому лекарь и намазал эти художества под диктовку бреда. Головореза всяко проще грабить…

К ушам прикоснулся неясный сливающийся шум, каждый четвертый удар причинять боль, как при захлёбывании.

— Обойдёмся без «а что если». Так можно и до скачущих по радуге единорогов дойти, — Фель не сводил с ней глаз, нежным взглядом поглаживал её голову. — Столько шероховатостей. Я бы скорее поверил, что они по заказу других Домов хотели очернить репутацию Ванригтен. А хотя…и в это бы не поверил. Люди всё же пропадали взаправду. Вероятно, они там… в темноте, ещё живы в недрах.

— Хорошо-хорошо. Моё дело предложить. А помнишь то вино, что мы пили по вечерам? Оно же не всегда было таким. Виноград также проходил уродливые стадии изменений перед тем, как стать вином. Вот и с этими беднягами… то же самое. Разложение во благо. Такой изысканный аперитив — что-то особенное для особенного праздника.

В секретной комнате начало отчётливо ощущаться чьё-то зловещее присутствие.

Охотник смотрел на неё, пока ожившее воспоминание рассматривала листки.

— Хочешь сказать, и эти люди проходят через муки, чтобы стать чем-то большим? А кто тогда попробует это вино? У мира точно странное чувство юмора.

— Это не юмор, а скорее — порядок. Человек срывает яблоко с яблони, выращивает жизнь для её поглощения. Так что… всё на своих местах. Просто пищевая цепь протянулось выше. И вообще, я думаю, это небольшая плата за добро, которое семья Ванригтен сделала для Оренктона.

— Стол, шутки, композитор и вино. Есть в этом нечто извращённое, — молвив Фель, сняв, наконец, пенсне. — Сначала ты говоришь, что его лживые слова погрузили меня в морок хоривщины. А теперь подтверждаешь их правдивость. Мне не показалось?

— Нет, не показалось. Это такая фигура речи.

— Фигура речи значит, — хмыкнул он.

— Я вижу — тебя мучают сомнения. Это всё из-за встречи со лживым Хором. После неё ты начал видеть мир иначе. Но ничего, скоро яд его слов покинет твой мозг. Ты выберешься из мглы хоривщины. Раны, которые нанесла тебе болезнь, бесследно затянуться. Верь мне, пожалуйста, — туманница заботливо положила руки ему на плечи.

— Не нужно повторять каждый раз. Я и так всё прекрасно помню. Не такой уж и старый.

— Слышу подозрения в твоём голосе. Даже понимаю причину их возникновения, но без повторений никак. Я повторяла и буду повторять, потому что у тебя тоже случались провалы в памяти. А повторения удерживают тебя на верном пути.

— Мне всегда казалось, что никому бы не понравилось постоянно слышать о своей ране. Сыпать на неё соль… к дождю.

— Раны разума нужно обсуждать. Это так же необходимо, как смена раневой повязки. Разговоры прокалывают гнойники, позволяют гною заблуждений вытечь. Если угодно — можешь сравнить их с червячками, которые уничтожают термитов, проедающих твой дом.

Охотник слушал свою спутницу, слушал внимательно. Не отвлекался даже когда что-то начало тарабанить по потолку. Удар…ещё удар. Точно молотом по костяной шкатулке.

— Мне теперь… что, всё рассказывать? — спросил он, повторно осматривая комнатушку за стеллажом.

— Нет, конечно. Начни с малого. Например — расскажи о встрече с Хором. Каким ты его увидел? Вокруг него кружили вороны и пепел? Расскажи так, будто делаешь запись для себя. И только для себя.

— Ты же знаешь, что я плох в складывании слов, — прошипел сомневающийся вполголоса. — Но так и быть, попробую. Покинув наш дом, я пошёл на службу Министерству, вышел на тропу. Нужно было найти его, как можно скорее. Не люблю медлить, особенно когда наград столь велика. Шёл за слухами, шёл за чёрными птицами. Посещая города и закоулки государства Вентраль, начинал понимать, почему Государь Венн планировал отказаться от формы империи. Столько разных людей не могут спокойно ужиться в одной, хоть и большой, но… комнате. Всё напоминает свалку, напоминает скомканный листок бумаги, на котором написаны названия всех пяти провинции и основы — …Серекард. Даже Межутковые земли в качестве свободных переходных линий, где с племенами была договоренность, не удержали потомков Первых людей от выяснения отношений. Зимний исход — наглядное подтверждение этому. Да, Дом Фалконет и Дом Игнаадарий веками точили друг на друга зуб. Никто из них уже наверняка не помнит причины своей вражды. Если это так, то не понимаю… почему они устраивали те побоища. Наверняка мне, сыну шлюхи, просто не дано понять этого. Но, в конце концов, Всемилостивейший Государь Империи Вентраль — Венн Сэнтэн, примирил их, накинул поводки. Мог случиться опасный прецедент, — проговорил охотник и понял, что уходит от главного. — В погоне за Хором оказался в лагере столичного легиона. Игнаадарий… их хлебом не корми — дай только сжечь что-нибудь. Я видел с каким восторгом эти свечки-шизоиды смотрят на «Козу». Вот так Министерство выполняет собственные запреты…

— Думаю, у них есть одобрение Понтифика Примуулгус, — оправдала их туманница. — Серекарду нужна сила для удержания людей на верном пути. Это для их же блага. Ну, а что произошло в том лагере?

— Игнаадарий договаривались с племенем великанов о проходе через перевал северного хребта. Здоровые такие, каждый высотой под восемь футов. Ну, или под два с половиной метра. Страшно уродливые — поколения кровосмешения — не иначе. Ещё разговаривают так необычно. Горловое пение знаешь? Ну вот.

— О! Это те со здоровенными губами и шишками на лбах? Слышала, они на рыб похожи. Особенно глазами… да и кожей тоже. Может, и спят с ними же? Впрочем, неважно. Я не думала, что они способны на переговоры…

— Они самые, — кивнул охотник. — Да, не способны, но не всегда. Необычный случай заставил детей Донного бога расширить свои, скажем так, способности. Великаны напали на обоз переселенцев. Всё ценное утащили в разрушенный оплот. Мужиков, каких успели отловить, уволокли туда же. Да и женщин тоже… Очень уж хотели свежего мяса. Но той же ночью к ним пробрался некий наёмник и попытался вывести тех, кого оставили про запас…

— Дай угадаю, — покачивая головой, попросила туманница. — Его поймали и тоже оставили про запас?

— Почти. Ему оторвали руки и ноги, а торс насадили на пику. Тайный проход перегородили валуном. Так оплот стал вообще не преступен. Через несколько дней, после этого, их вождь начал свирепствовать, забивать своих же. А у них подобное запрещено. По крайней мере, без причины. Шаман попытался исцелить того дымом, своим пением. Но ничего, ноль результата. Какая неожиданность. К тому времени над останками наёмника начинали кружить чёрные птицы. Их налетело столько, что шамана, облаченного в плащ из человеческой кожи, — никогда этого не забуду — посетило озарение. Вождя прокляли за убийство Гаврана, поэтому его можно было вылечить единственно-верным способом. Тому следовало облиться кровью, отправиться ночью на охоту и победить могучего зверя. Они в это верили…

— Заблуждениями полнится мир, — подчеркнула она. — Всех, кто хоть немного обременён искрой разума, так и тянет верить во всяких божков, приметы и суеверия. Не понимаю, как это возможно, когда есть истинный Все-создатель. Хоть они и невежи, но всё же усмирили одного из Гавранов. Ну, а что вождь? Охота же не помогла избавиться от проклятия?

— Помогла, — удивил её Фель. — Охота избавила его не только от проклятия, но и от жизни в целом. Великана нашли мёртвым, вывернутым наизнанку. Само собой, его перетащили в оплот. Вот поэтому и были переговоры. Рыбоморды поставили условия: хотите пройти, то унесите бесконечного из оплота. Таким образом надеялись избавиться от проклятия. Легионеры выделили на это дело отряд. Я пошёл с ними. Мы прибыли туда в тот момент, когда великаны проводили похоронный обряд. Проще говоря — собирались сжечь вождя на еловом алтаре. Нам пришлось смотреть, ждать окончания. Рыбоморды, сжимая факелы, начали петь. Тогда шаман подпалил алтарь — дым водой растёкся по развалинам. Вонь стояла такая, будто жгут прущие грибы. В тот же момент тело вождя зашевелилось…

— Неужели великан был жив? — встормошилась туманница, прикоснувшись к губам.

— Рыбья кожа разверзлась. Человек медленно поднялся из трупа. Из его спины росли крылья из алых ветвящихся нитей. Он взмахнул плащом, капли ядовитой крови разлетелись в стороны. И тогда дым задрожал трусливым кроликом, хвалёные солдаты Дома Игнаадарий сразу потеряли свою любовь к сожжению, просто убежали. Наверное, тактически отступили для перегруппирования. Ха! Рыбоморды, продолжая петь, вдруг взвыли: «Хор!». Да так, словно их потрошат. А потом тоже убежали, но не все. Хор успел обрушить свой гнев на шамана. Не знаю, как это произошло, но когда открыл глаза — он стоял на едва живом великане, прижав дуло столичного огора к его морде. Дальше ничего, наступила кромешная тьма, свист и давящий гул. Страшно произносить, но Хор — сам по себе ходячий Рефлект. Все воспоминания самого кровопролития пропитали его. Невиданные битвы происходят вокруг него в один единственный момент…

— Сказители были правы! Вот он — настоящий проклятый зверь Старой войны. Прогрызатель времени, чей гневный шаг оставил след, ставший Пепельными болотами, — тихо произнесла она. — Но что было дальше?

— Когда тьма рассеялась, Хор стоял напротив меня, держа на руках тело Ворона.

— Он же заговорил с тобой? Как он выглядел, глаза были какого цвета, ярко-серые?

— Нет, они были цвета неба, в котором отражаются океаны и моря, — рассказал Фель. — Я мог тогда попробовать добыть его голову, но тело не слушалось. Заметив сомнения, Хор сказал мне: «Вселенная хочет нашей смерти. Она жаждет нашей плоти. Ты можешь пойти за мной, я научу тебя разговаривать с тенями. Вместе помешаем урожаю созреть».

— Разговаривать с тенями? — туманница окунулась в воды непонимания. — Это что-то вроде — вот стоит стул, отбрасывает тень. Типа, с ней можно разговаривать, вести светские беседы? Несусветная чепуха. Ну, а что было потом?

— Поведал о существах, о монстрах, называя их — Р’одум. Поняв мой немой ответ, сказал: «Если мы встретимся вновь, постарайся сохранить человеческое лицо». И пошёл к воротам оплота. Там его ждали трое. Девчушка в мужском плаще, и двое мужчин. Один в цилиндре, другой — крутил часы на цепочке. Все они были Воронами, Гавранами…

— Говори, я вижу, ты сдерживаешься. Не нужно тайн.

— Тот в цилиндре назвал его имя. Настоящее имя.

— Произнеси это имя.

— Не знаю, это может оказаться шуткой. Ведь «Путник глубин»…

— Скажи мне его имя.

— Ладно. Я знаю твою настойчивость. Так же и будешь повторять, если не скажу. Рам…дверт.

— Гони прочь мысли о его правоте, — потребовала спутница из медальона. — Вот, это и есть морок! Хоровщина! Мы нашли корень! Его нужно вырвать, нужно выкинуть его прочь. Люди не живут тысячелетиями! Забудь это поганое имя! Его не должно существовать…