Кожа саламандры

Глава 5

Он держал в поводу вигоня, радужные глаза которого щурились от солнечного луча, пробивающегося в просвет между листьями. Как сидхе ушёл со стоянки и когда успел обойти поляну, видимо разыскивая своего летуна, скорее всего ловившего мелкую живность у края болота, я не поняла. И куда глядел мой нерадивый охранник тоже. Судорожно размышляя сколько времени этот гад мог наблюдать за ничего не подозревающей девицей, нагло влезшей голышом в неглубокую заводь, я ругала себя и Труми на чём свет стоит.

Себя — за собственную неосторожность и глупую доверчивость. А хитрого манипулятора, за то, что, очевидно, ему приспичило побыть сводником, для меня такой разочарованной и, как идиотка падкой, на красавчиков сидхе. Он, видимо, решил, что не один, так другой сможет побаловать девицу желанным романтизмом.

— Не нужно мне всё это! — внутренне запротестовала я, чувствуя предательскую горячую волну, пробежавшую по телу под этим одуряющим лиловым взглядом, — не хочу я быть женщиной! И не умею!

Я действительно так думала, вспоминая с восторгом нежную, но гордую прелесть мамы и яркую, завораживающе отточенную, красоту мачехи. Ведь отец так просто повёлся на это, искуссно созданное косметикой и нарядами, совершенство. А ведь маму он точно любил! Я в этом была абсолютно уверена, хотя и снова почувствовала обиду.

— Может мужчины просто не умеют любить навсегда?.. А я даже и не научилась быть настоящей женщиной. Глупая..

На секунду я вдруг вспомнила как, совсем малышкой, сотворила какую-то очередную опасную шалость, и отец, до смерти перепугавшийся от бестолковых панических криков, прибежавших за ним служанок, обнимал меня, залечивая магией сломанную ручонку. Я, бледная и кусающая губы от резкой боли, но не дающая себе расплакаться, смело хлопала ресницами, наблюдая за этим процессом и даже пыталась запомнить последовательность плетений, чтоб в следующий раз не пугать отца и полечить себя самой, если опять вляпаюсь в какую-то историю.

— Где твоя совесть? — увещевал меня папа, целуя подлеченную кисть. С внутренней стороны. Совсем как маме когда-то..

— Совесть, — серьёзно ответила ему тогда пятилетняя малявка, морща лобик, — это то-о-ненький голосочек внутри каждого человека, который никто не слушает.

И вздохнула, пряча ручонку за спину.

— Маленькая мудрая женщина, — покачал головой отец и добавил, — как вы умудряетесь быть такими глупенькими и такими мудрыми одновременно?

— Не знаю, — честно ответила тогда я и поцеловала папу в небритую щеку. Это были как раз те дни, когда он надолго исчезал в своих покоях, предоставляя меня гувернантке, которую я, даже в пять, умудрялась ловко обвести вокруг пальчика.

Я очнулась от нахлынувшего воспоминания и сморгнула. Мужчина, стоявший напротив, мог подумать что угодно, видя как я пялюсь на него столько времени и молчу. Как только я сфокусировала свои гляделки на нём, он вздрогнул и, как будто потушил свои глаза каким-то внутренним усилием и чуть отвёл их в сторону. Как будто не хотел смотреть на меня. Но я успела поймать его взгляд и… не поняла что за огонь он гасил. Какое чувство горело в этих стремительно темнеюще-фиолетовых осколках?

— Здравствуйте, мэги, — мягко сказал он, нейтрально обращаясь ко мне, как обычно на Чесмене говорят магиням.

Я не знала сколько пройдоха Труми успел наболтать обо мне, но свою королевскую принадлежность выпячивать не собиралась.

— Здравствуйте, меги Лиира, — вежливо ответила я, но привычно, по этикету, представилась первой. Ведь женщина имеет право не желать знакомится с незнакомым мужчиной, — Хотя, какой к Тёмному этикет на болоте?

— Шапюиламинаель, можно просто Лами, — быстро сказал он, заметив как я старательно пытаюсь запомнить его имя полностью.

— Очень приятно, Лами, — привычная чопорность, всё таки вбитого гувернанткой, этикета, помогала мне преодолеть неловкость от моих разбушевавшихся гормонов. Ещё бы, в моей голове предательски крутились сцены моего купания, которое он вполне себе мог наблюдать, благодаря мелкому предателю.

— И никакой я не предатель, ничего он там не наблюдал… чего раньше не видел, — не преминул всё таки поиздеваться тот, — Да, ладно. Не злись. Я всё время смотрел за ним, — подпрыгнул и обиженно буркнул Труми, которого я незаметно ущипнула.

— Благодарю вас, мойя Лами, вы спасли мне жизнь, — обратилась я к нему так, как сидхе говорят со значительно старшими и более мудрыми.

Таким обращением я, скорее для себя самой, попыталась поставить возрастную границу между нами.

— Ты б его ещё дяденькой сидхе назвала, — развеселился мой дружочек.

— Вот я тебя лучше дедушкой называть буду, — мысленно рыкнула я.

— А чего, называй… Буду дедушка Труми..- продолжать хихикать неугомонный плакальщик.

А фиолетовые глазища сидхе, почему-то понимающе лукаво вспыхнули и снова занавесились тёмно-каштановыми, с золотыми кончиками, шторками длиннющих ресниц.

— Саот! — ругнулась, вдруг вспомнив, — вот же дура, он сильный эмпат и все мои хитрости можно распрекрасно отправить под хвост таймаху. Если, конечно, найдётся особь, способная терпеть под хвостом все мои бесталанные уловки.

И лицо моё опять стремительно налилось румянцем.

Тем не менее, когда первая неловкость знакомства была преодолена, мы вместе позавтракали и разговор стал более свободным. Я ещё раз поблагодарила Лами. На этот раз за то, что он позаботился о моём трофее. Зная, что за доспехи из кожи саламандры берутся только сидхе, я, конечно же, поинтересовалась не порекомендует ли мой попутчик мне мастера. Уточнив предварительно, что к осени я должна вернуться в Ковен и продолжить обучение.

— Я знаю одного в наших краях, но до осени, с учётом того, что потребуется доработка исходного материала и время на изготовление самого доспеха, так как вы сейчас, — он помялся, — пешком… это нереально.

— А той настойки, что вы уже сделали недостаточно?

— Что вы, мэги, — он почему-то упорно не называл меня по имени, — я только избавил вас от возможности снова надышаться ядовитыми парами. Видите ли, яд в основном конечно находится в железах, по бокам головы, но и в коже есть малая доля. Голову я удалил и закопал. К сожалени. сжечь её невозможно, но яд в земле со временем разложится на составляющие и станет безопасен для природы. Кожу тоже можно было подержать в земле. Но такое обеззараживание потребует времени, а вы, как я понимаю, вряд ли получаете удовольствие от сидения на болоте.

Я кивнула и он продолжил.

— К счастью, сейчас как раз сезон сбора трав и здесь есть две нужные, чтоб ускорить этот процесс. В коже ещё останется небольшая концентрация ядовитых веществ, но она уже не опасна для человека, наоборот, даже способствует консервации. Уже сегодня вечером её можно будет упаковать и она прекрасно выдержит месяц, даже полтора, до окончательной обработки.

Я подумала, что придётся возвращаться во дворец, просить отца выделить мне вигоня… Отец может заартачится. Вигони безумно дороги и привязываются к хозяину магией. Своего у меня не было. До женитьбы отец обещал мне, что, как только я подрасту, он обратится к цвергам. Добыть птенца вигоня, пожалуй полегче, чем саламандру. И процесс вроде налажен. Но гнёзда высоко в горах и иногда охотники срываются со скал пытаясь добыть детёныша.

В неволе птицеящеры не размножаются. Поэтому птенца берут одного из всех выводков одного семейства, чтоб не погубить популяцию. Вигонь откладывает по одному яйцу в год. Приблизительно от двадцати до двадцати пяти раз. В зависимости от того, когда найдёт себе пару. Соединяется пара на всю жизнь и, если один погибает, то другой долго не живёт.

Я и так смотрела на Витре, вигоня Лами, с плохо скрываемой завистью. Как и на Самира — отцовского красавца, управлять которым отец доверял мне только сидя за моей спиной и страхуя собственной хозяйской привязкой. Себе я хотела девочку. Если самцы имеют оперение цвета мёда, то самочки золотые. Пёрышки на теле тёмного золота, а чешуйчатый хвостик гораздо светлее. А Самира, боюсь мне он не даст.

Видя, как я задумалась и прекрасно догадавшись о чём я могу размышлять, сидхе вдруг как будто что-то решил.

— Мэги, я закончил сбор трав и, если вы сочтёте возможным… я могу предложить вам свои услуги. Витре прекрасно справится. Вы такая маленькая.

Я покраснела до самых ушей. И не потому что он смутил меня, назвав маленькой. Просто представила как мы с ним часами летим верхом на птицеящере, тесно прижавшись друг к дружке. Летая с отцом, я была ещё совсем крошкой. Он крепко обнимал меня одной рукой за талию, а второй держался за луку седла. Вигонь не предназначен для полётов с пассажирами и седло у Лами одинарное. Значит мне либо нужно будет сидеть за его спиной и, прижимаясь как можно ближе, обнимать его руками, либо сидеть как с отцом впереди, чуть ли не на коленках у чужого мужика. Даже хуже, чем на коленках.

Но предложение было такое заманчивое. И я стала перечислять в голове преимущества, чтоб успокоить свою совесть и разыгравшееся воображение.

— Во-первых время. Я выиграю кучу свободных дней до учёбы. Во-вторых, меня представят мастеру, что, вполне возможно, позволит мне обойтись собственными деньгами. Я экономила их целый год. Не то чтоб я не могла попросить у отца, да ещё и на такое дело. Но для этого я должна буду сказать ему, что наврала и не собиралась даже проводить лето у в принципе не существующей подружки. В общем дополнительных проблем образуется море.

Что в-третьих? Да я просто обожаю полёты на вигоне. А то, что мне нравятся остроухие, совершенно не причём. И вообще не правда. Хотя романтики мне так и не досталось.

Я вздохнула. Потом снова вздохнула. Потом опять набрала полную грудь воздуха… и согласилась.

— Спасибо, мойя Лами, — опять поставила я хлипкую перегородочку между нами, — доверяю себя чести вашего рода и предлагаю бессрочный каор за спасённую вами жизнь и помощь, которую вы уже предоставили мне и предоставите в дальнейшем.

Каор, да ещё бессрочный… Это я, как принцесса, пожалуй, даже загнула. Принять обязательство предоставить ему любую услугу, не зависимо от того когда она ему понадобится..

Поэтому мужчина даже опешил. Он сжал зубы и скулы на его точёном лице, как будто окаменели.

— Я не могу принять от вас такое обязательство… мэги… Лиира, — он с каким-то трудом выдавил из себя моё имя, — это слишком большая плата за то, что я бы сделал и так.

— Я вижу в вас человека чести, — на всякий случай польстила я ему, хотя к своему куцому жизненному опыту у меня претензий было больше, чем опасений за его непорядочность, — и знаю, вы не потребуете ничего такого, чего я не смогла бы для вас исполнить.

Вот теперь бедному мужичку останется только узенький мостик, чтоб его честь, не вывалилась за перила.

За поеданием жаренного мяса и наблюдением моих психологических экзерсисов, во всю веселился Труми.

Догадываюсь, моя маленькая хитрость не осталась тайной и для сидхе, поэтому по его лицу прошёл приказ “отомри!” и, даже дёрнулся уголок губы, в тщательно удавленной улыбочке.

За чашкой моего фирменного типса мы даже договорились смотаться по быстренькому и посмотреть на развалины. Покуда шкура всё ещё отмокает, а нам обоим это жуть как интересно!