Кожа саламандры

Глава 18

Свои обещания надо выполнять. Поэтому рассвет я встречала, уже вдосталь натанцевавшись, на заднем дворе с воображаемым противником.

Тонкая, свободная, полотняная туника стала влажной от пота и липла к телу. Все таки форму я слегка подрастеряла. Хорошо ещё догадалась плотно прибинтовать грудь, как всегда поступала в Ковене. Грудь у меня небольшая и не слишком мешает при учебном бое. Но мужская туника это не платье с плотным корсетом, и, без подобного ухищрения, да ещё во влажной от пота рубахе, я выглядела бы чуть ли не хуже, чем голой.

Я немедленно порадовалась своей предусмотрительности, когда наткнулась на внимательный взгляд Магдариеля, шедшего из дома по направлению к хозяйственным постройкам. Остановившись, вежливо пожелала сидхе доброго утра. И пошла расставлять поленца рядком на бревно для вечерних посиделок. Хотела пострелять в цель. Отсюда, с брёвнышка у стены дома, был чудесный вид. Частично на лес, частично на цветущую тундру.

Потянулась к арбалету, и замерла, зацепившись глазами за яркую, чисто-белую точку в небе. Старик проследил за моим взглядом и торопливо бросился в дом. Ещё несколько мгновений и во двор выбежал Лами. И даже Труми, о котором я думала, что поднять его, пока в доме не запахнет чем-то съедобным, не удастся даже с помощью заклинания левитации.

Очень быстро белая точка превратилась в пятнышко, потом в прекрасного, свободно машущего широкими крыльями, вигоня-альбиноса. Вот он, порывами ветра, от бьющихся мощных крыльев, поднимает в воздух клочья сухой травы и щепочки от колотых дров. Потом вскидывает голову и радостным клёкотом приветствует Лами и его деда, подхватывающих на руки, весело смеющуюся, высокую девушку, которая тут же начинает обнимать то одного, то другого.

Я разглядывала её с радостным восхищением.

— Не просто красивая. Удивительно милая. И светится неподдельной радостью от встречи с семьёй. Чем-то схожая с Лами, но с удивительно светлой, нежной кожей, сквозь которую кровь просвечивает розовым, как лепесток миндального цвета. И глаза чуть светлее, чем у брата, но такие же яркие и чистые. А ресницы почти полностью золотые, как и волосы. Только у корня тёмным ободком обводят глаза.

В общении Лантаниель оказалась простой и естественной. И я подумала, действительно, жаль, что она не стала моей мачехой. Папе бы она точно понравилась. И мы бы с ней подружились. Впрочем, ничего не мешало мне подружиться с Лани и сейчас.

Они были такие славные. Лами и Лани. Особенно, когда сидели за столом и беззлобно подтрунивали друг над дружкой, бросая замороженные ягодки кислицы в напиток, стоило кому-то из них отвернуться.

Всю неделю, пока мастер работал над обработкой кожи и кройкой доспеха, мы провели вместе. Я увидела все любимые места брата и сестры. С трепетом в душе, раззнакомилась с вигонем Лани. Девочку-альбиноса, окраски крайне редкой у птицеящеров, звали Белли. В ней не было строгости Витре. По характеру она, скорее, походила на свою хозяйку. Весёлая и игривая, она очень расположилась к Труми.

Мы вместе летали к стаду и возили припасы пастухам, которые с ног сбивались, следя за новорожденными кудумами. В это время вокруг стад, как никогда, много хищников. И стоит малышу отбиться от самки, как появляется карг или биргиннен, который рад полакомиться молоденьким телёночком.

Мы практически не оставались с Лами наедине. Я только случайно ловила мельком его ищущий взгляд. Да пару раз заметила, как тепло, и внимательно поглядывает на наши переглядки сестра.

Я всё время думала, а что же будет дальше. Ещё день-другой и я получу доспех вместе со специальным составом для склейки. Он используется один раз, поскольку подогнан и проклеен должен быть без единой щёлочки. Я уже познакомилась с особенностями яда саламандр. Он ни в коем случае не должен попасть на тело. Мы договорились, что Магдариель скроит и небольшой щит в который встроит артефакт, с возобновляющимся прикрывающим полем. По крайней мере, я не должна буду следить за протаиванием магической плёнки и её постоянным обновлением.

Артефакт мне сделал Лами. Из зубов и когтей убитого нами биргиннена. Каждый зуб или коготь усиленный металлической полукоронкой с петлёй, содержал одно заготовленное плетение. А в петельки были продеты шнурки из обрезков кожи саламандры разной длины. Они, полукруглой бахромой, свисали вокруг маски зверя, расположенной в центре щита и отчеканенной из того же металла, что и коронки.

Я не спрашивала Лами о его планах. Когда родится брат, мне придётся вернуться во дворец. А после в Ковен, чтоб закончить обучение. Наши отношения ещё не оформились во что-то серьёзное. И я не могла просить сидхе бросить все свои дела и привязать его к себе на верёвочку.

Когда он наблюдал за мной в Ковене, то это было его семейным делом. А я должна была ещё решить для себя, могу ли я, не имея достаточных доказательств, рассказать отцу о подозрениях сидхе, о возможном заговоре жрецов, что может разрушить его новую семью. А я хотела, чтоб папа был счастлив.

— Что мне делать, Труми? — спросила я плакальщика в один из вечеров, когда мы, после целого дня путешествий по лесу, так и не встретили никого из его соплеменников.

— В смысле? — малыш был озабочен собственной неудачей. Хотя плакальщики одиночки, но иногда они всё же общаются, встречаясь в путешествиях. А Труми довольно долго был совсем один. Здесь тоже не так легко встретить того, кто привык прятаться за мороками. Если бы маленький плакальщик был один, без нашей шумной компании, у него было бы гораздо больше возможностей встретиться со своими нелюдимыми родственниками. Мы просто продемонстрировали себя в лесу. Если поблизости кто-то из них есть, он сам может найти Труми.

— Я говорю, как ты думаешь, должна ли я говорить о заговоре отцу?

— Думаю, да… Он король. И мужчина. Ты не имеешь права скрывать такое. И вообще. Ты ведь была близка с отцом. Я считаю, что ты должна рассказать ему всё. Не скрывая. Ты же хотела, чтоб он принял твою взрослость и независимость. Сама-то ты ложь не очень жалуешь. А в твоей жизни произошли такие изменения, о которых отец вправе знать.

— А Лами?

— А что Лами? Он тоже мужчина. И решит за себя сам. Ты и не должна ни о чём его просить. Я ведь правильно понимаю, что тебя волнует именно это? Не торопи события. Когда придёт время отъезда, он вряд ли отпустит тебя. Без серьёзного разговора, по крайней мере. У тебя есть своя жизнь. У него тоже. И, если он захочет как-то объединить их, то спросит твоего желания.

— А ты, Труми? Останешься здесь или пойдёшь со мной? Тебе может быть непросто среди людей, дружочек.

— Ну, вот, ты сама всё и сказала. Если я твой дружочек, то не расстанусь со своей подружкой. И потом, с тобой интересно. А я любознательный.

— Скорее уж любопытный, — и на душе стало тепло. Я пощекотала малыша между ушами.

— Лучше рыбки..- промямлил он, хитро поглядывая исподлобья, и устраиваясь в своей любимой позе столбиком.

Выдурив у своей размякшей хозяйки солёную жирненькую спинку, быстро заснул, посасывая её, как младенец соску из сладкой древесной смолки.

— Как у него получается быть вне возраста? — умилялась я, глядя на трогательную позу спящего плакальщика.

А утром удивилась, не найдя Труми в комнате. Ещё плёлся предрассветный туман и я, поёживаясь от прохлады вышла на задний двор. Похлопала себя по предплечьям и решила сначала пробежаться, чтоб разогреть мышцы. Пристроила перевязь с мечом за спину и потрусила сначала тихонько по тропинке со двора, а потом, разогнав лёгкие, весело помчалась прямиком в тундру. С головок цветов на брюки липла прохладная роса.

Пробежав почти до опушки леса, увидела две маленькие тени, смешно подпрыгивающие в траве. Немножко нелепый, странно ритмичный танец-ритуал. Я остановилась и присела в траву, узнав Труми и ещё одного незнакомого плакальщика. Или плакальщицу? Больше всего я боялась напугать малышей и прервать их общение. Но они вдруг повернули в мою сторону и устроили что-то вроде весёлых догонялок. И я повернула колечко и повесила ментальный блок.

Мне было очень неудобно, что пришлось наблюдать, ненароком, такое интимное зрелище. Я покраснела, как будто влезла в чужую спальню и стою за занавеской. А Труми остановился и приник к своей подружке, ласково поглаживая её плечики и тихонько урча. Я закрыла глаза. И очень долго боялась открыть их снова. В голове было совершенно пусто. Ныли затёкшие ноги.

Наконец, я приподняла веки, но посмотрела сначала в сторону дома. Во двор опускался ещё один незнакомый вигонь. Осторожно глянув туда, где резвились плакальщики, я никого не обнаружила. Поэтому повернула кольцо, поднялась, и побежала к дому. Пока добралась до тропинки, увидела, как в седло садится незнакомый парнишка. Совсем молоденький. И на вигоне почтовый знак.

Служба на королевскую почту приравнивалась к армейской и оплачивалась очень хорошо. Не удивительно, что молодёжь из семей, которые не могли позволить себе купить для подростка вигоня, с удовольствием отрабатывала несколько лет в почтовой службе, отдавая год для выездки птенца, ещё год для обучения под руководством опытных наездников, а после ещё четыре-пять лет, в зависимости от величины первого взноса, выкупая птицу в своё пользование. Некоторые за такое время привыкали к работе и оставались насовсем почтарями.

Это случалось часто, ещё и потому, что вигонь допускал к управлению только людей с проснувшимся даром. Он мог быть совсем небольшим, но птицеящер, каким-то образом подтягивал ментальную магию до нужного ему уровня. А поскольку, как правило, это были небогатые молодые люди, то, выкупив вигоня, кто-то хотел заработать на обучение в Ковене, кто-то, чей уровень был не слишком высок, собирал на выкуп за невесту. У сидхе этот обычай всё ещё практиковался. Как и у цвергов.

Правда цверги имели к вигоням совершенно определённое отношение. Они добывали птенцов. Но никогда не летали сами. Вообще, летать на птицеящерах, из всех рас, позволяли себе только сидхе и хомо.

Когда я вбежала в калитку, то мне осталось только проводить взглядом улетающего молодого вигоня, очень тёмного окраса, с чёрными подпалинами на кончиках перьев. В сарае за домом клекотали и волновались Белли и Витре. Наверное, им тоже хотелось полетать.

На бревне, сложив руки на коленях, сидел Лами. Он как-то нелепо горбился и болезненно щурил сонные глаза. Я с разбегу шлёпнулась рядом, так, что оказалась очень близко к нему. Наши плечи соприкасались и я почувствовала тепло его тела. Он был ещё слегка растрёпанный со сна и такой незащищённый, что хотелось прижаться к нему и погладить, рассыпавшиеся по спине золотые пряди. А ещё лучше проснуться рядом, головой на его плече и лежать, тесно прижимаясь к бедру, пока он не потянется к тебе, и не обнимет крепко и требовательно.

— Какие новости? — отвлекла я себя от таких притягательных мыслей, полагая, что уж, если почтовый вигонь опускался у дома Магдариеля, значит новости точно есть.

— У королевы родился сын, — убитым голосом, и с каким-то перекошенным оскалом, ответил Лами.

— И… почему у тебя такой странный вид? Чем тебя так уж расстроила эта новость?