Кожа саламандры

Глава 9

Судя по тому, как быстро прилетел вигонь, наша стоянка располагается совсем не далеко. Вот сейчас я и попробую чего мне стоит ожидать от совместного полёта. Насколько терпимым окажется такой близкий контакт с сидхе.

Лами снял с седла одну из притороченных к нему сумок и пристроил её за моими плечами. Я поняла, что в неё он собирается усадить Труми. Всё правильно. Третьему в седле совсем места нет. А поскольку тащить хитреца мне, значит меня усадят за спиной всадника. Ну, чтож, такое положение гораздо скромнее, чем впереди, в объятьях мужчины. Хотя, где-то в глубине души, мне хотелось оказаться именно там. Я уже почувствовала насколько меня взволновало то, как он прижимал меня к себе, в момент опасности в храме. И тогда, когда подхватил на руки, перенося через тёмный источник.

Правда, как только опасность отступала, сидхе отстранялся, как будто прикосновение к моему телу жгло его. И от этого мое сердце ощущало лёгкий укол.

— Я не хочу к нему привязываться, — злилась я, — ненавижу сидхе. От них не может быть ничего, кроме боли. Но не воспользоваться его предложением, было бы глупо.

Я уговаривала себя, что это именно так, сидя за широкой спиной мужчины, обнимая руками его талию и время от времени касаясь тихонько щекой его тёплой спины. Пахло от него сухими травами и хорошо выделанной кожей. Меня не доставал холодный ветер, а рассмотреть я могла бы всё что захотела, будь сейчас светло.

Труми, слушая все мои метания, только сопел и возился. А я вдыхала в себя терпкие запахи ночи и при каждом вираже вигоня теснее прижималась к Лами, стискивая руки вокруг его тела. В первый раз он вздрогнул, а потом только слегка напрягался от моих вынужденных объятий. Ну, может и не совсем вынужденных..

Когда полёт неожиданно быстро завершился и меня поймали в поднятые навстречу руки и, во всех смыслах, вернули на землю, я чувствовала себя в лёгкой эйфории, как поначалу у семи ключей.

— Это что, прикосновение всех мужчин так действует на женщин? — размышляла я, — Наверное так и должно быть. Ведь какой бы марки вино ты не пил, всё равно опьянеешь.

Мой взрослый жизненный опыт ограничивался, пока что, двумя представителями одной расы и сравнивать мне было не с чем.

— Лучше вытащи меня из сумки и дай рыбки, а то только и думаешь о том, чтоб с парнями тискаться, — заявил, хихикая, наглый плакальщик.

— Я вот тебе как дам сейчас! И совсем даже не рыбки… Прекрати копаться в моей голове!

— А ты не думай так громко. А то я сейчас сам полезу к сидхе обниматься.

Я зашипела, а белобрысая язва спряталась за, присевшего к погасшему кострищу, сидхе. Я вздохнула, взяла котелок и отправилась к ручью за водой. Хотелось есть и попить чего-нибудь горяченького. Ночью на болоте сыро.

Мысль о том, что завтра мы отправимся в путь и я смогу целый день сидеть за спиной Лами, заставила меня улыбнуться. Даже шуточки Труми вызывали только тёплую волну радости в груди.

— Дать ему рыбки, что ли?

Спустя недолгое время, мы сидели вокруг костра и грели руки о чашки с ароматным травяным напитком, в который Труми подбросил пару горстей чёрной болотной ягоды со сладким запахом, которую он обобрал с соседних кустиков. Лето только входило в свои права и спелой ягоды было не много. Но небольшая кислинка не дозревших плодов, только добавляла прелести напитку, хорошо утолявшему жажду.

Обсуждали мы, конечно, информацию полученную в течение этого насыщенного дня. Сначала обговорили судьбу проклятого племени. Возможность вернуть саламандрам человеческий облик… для меня это звучало гораздо лучше, чем простое убийство обезумевшей Матки.

— А вы уверены, что хотите, чтоб рядом с вами поселился такой воинственный народ? Да ещё и желающий владеть землями единолично? — остудил плакальщик наши с сидхе благородные порывы.

— Но, как же, ведь это мы пришли на их земли, — забормотала я, в чём-то отдавая должное словам малыша.

— Но не мы виной тому, что они были наказаны, — высказал мысль Лами, — и, возможно, в словах Труми есть резон. Когда Тёмный бог решит, что душа их перестала быть черна..

— Но и мы тоже ничего для них не сделали, — почему-то захотелось возразить мне, — если вигоню вечно твердить, что он таймах, то он точно никогда не взлетит. Может людям стоит показать детям Саота, что можно жить мирно тем, кто совсем не похож друг на друга.

— А вы уверены в том, что мы такой уж подходящий пример для других, мэги Лиира, — вдруг почему-то снова переходя на официальный тон, с кривоватой усмешкой, спросил сидхе.

Мы почти целый день уже называли друг дружку на ты и без официоза, а тут, вдруг, мои слова чем-то зацепили собеседника. И я не могла понять чем..

Какое-то время мы молча прихлёбывали питьё, а Труми возился между нами, как будто устроился между двумя иглокожими грызунами. И теперь наши иглы колют его с обеих сторон. Разговор больше не клеился и мы улеглись спать, так и не договорившись, когда нам следует быть готовыми к полёту.

Проснулась я поздно. Меня никто не будил, а потрясения вчерашнего дня измотали больше мою нервную систему, чем тело. Я думала, что, от падения в подземелье, на моей попе останется здоровенный синяк и отправившись купаться в ручье, всё пыталась рассмотреть свой тыл. Но, судя по всему, я строила из себя неженку или падение не было таким уж критичным, но ни боли, ни последствий на коже, я не обнаружила.

В этот раз я не устраивала длительных купаний. Чтоб снова не нарваться на вездесущего Лами. Такой эпитет я подарила ему, поскольку обнаружила рядом со своей котомкой уже упакованную кожу саламандры, приправленную небольшой дозой стазиса. В котелке свежий типс. В углях посвистывала паром, из растрескавшейся глиняной скорлупы, свежезажаренная болотная курочка. Сам Сидхе о чём-то трепался с Труми. Где-то в той же стороне ласковым бархатным голосом клекотал Витре.

— Что они там с ним делают, что он так балдеет? — с завистью подумала я.

— Вот-вот, не завидуй, — послышался в голове нахальный голосок плакальщика, — мы идём. Накрывай завтрак, поедим и вылетаем.

Моё плохое настроение улетучилось, едва мы взлетели. Такая вот тавтология. Но плетений из заклинаний не выбросишь. А полёты всегда доставляли мне радость. Под нами проплывала Трясина, по которой не нужно было шлёпать пёхом. А ещё над водным простором нёсся тонкий и тягучий запах расцвевшего краснолиста. Даже сидхе, всё ещё изображавший скорбь фамильного призрака, не раздражал так уж сильно. Он тепло и уютно прикрывал от, бьющего навстречу, ветра и перестал застывать каменным истуканом, при каждом моём объятии.

То расстояние на которое понадобилось несколько дней пути, заняло один перелёт. На привал мы остановились в Приболотье. Я попросила Лами спуститься на месте, где я вошла в болото и быстро отыскала припрятанные там припасы. Вьюк был довольно тяжёлый и мне не хотелось тащить его с собой. Ведь я собиралась охотиться и не хотела связывать себе руки лишним грузом. А теперь он нам пригодится. Один маленький проглот уже сожрал все запасы моей солёной рыбки и теперь сопел над тюком, втягивая носом воздух и небезосновательно полагая, что его сладкая, вернее солёная, нахлебническая жизнь удалась!

Забрав и приторочив поклажу, чем ещё больше загрузили бедняжку Витре, мы решили отлететь немного от болота, подальше от вездесущей мошки. Спать под щитом это одно, а возиться с делами на привале, щит всё же мешает. Вигонь устал. До сумерек ещё было пару часов и мы могли удобно устроить стоянку и пару часов просто поваляться бездельно. Как ни хорош полёт, а долгое сидение в одной, довольно напряжённой позе и нас утомило тоже.

Но долго лежать и грызть светлый сладкий кончик травинки, даже глядя на розовеющее предзакатное небо, мне наскучило. Сидхе не пытался быть приятным собеседником. Он всё больше молчал. А если и говорил, то с Труми. Я, конечно, могла понять контекст по мыслям, которые транслировал Труми, но ментальной речи Лами я по-прежнему не слышала и в разговор меня не приглашали. Ну я и не вмешивалась.

Хотя я всё ещё не утратила той наполненности магией, которую мы ощутили у Источника, радоваться я не торопилась. Мы ещё довольно близко к Трясине. Но, хотя мои магические возможности сильно увеличились, на ментальную связь с нашим лекарем это никак не повлияло.

Стоянку мы устроили с неширокой речушкой, несущей свои спокойные воды в болотистую пойму. На берегу её, в углублениях больших круглых листьев, раскрылись ночные бабочки. Эти прекрасные белоснежные цветки, по форме действительно напоминающие больших бабочек, пьющих из конусообразной лужицы в центре листа, так и подмывало сорвать и упиться их свежим, с кислинкой, ароматом.

Я сняла сапожки. Мой плотный комбинезон из ламии, я уже давно заменила мягкими замшевыми брючками и бирюзовой туникой с перламутровыми пуговками. Вода показалась тёплой, как парное молоко. Поболтав голой пяточкой в слабеньких набегающих волнах, я подвернула штанины и полезла за цветами.

Узкая длинная голова грязно-болотного цвета, как стрела выметнулась между листьев и пасть, во всю прорву своих острющих зубов, вцепилась мне прямо в грудь. Я завизжала так, что из прибрежных зарослей взметнулась стая птиц, уже устроившаяся на ночлег, и изо всех сил рванула впившуюся в меня здоровущую речную змею. Отбросив её в сторону, я в шоке от страшной боли и хлынувшей из рваной раны крови, стреканула в луга. не видя как метнулся за мной сидхе, с перекошенным от ужаса лицом, и не обращая внимания на, звучавшие в голове, вопли Труми.

Пробежала я довольно много, пока не упала, и не потеряла сознание. А пришла в себя и увидела ещё одну шокирующую картину. Я лежу на земле, вокруг головы высокая трава, туника на мне разодрана и залита кровью. А надо мной сидят два идиота мужского пола. Один на тощей белобрысой заднице, другой на коленях. И оба пялятся на мою голую грудь. И ладно бы какое-то желание или хотя бы смущение. Ну, пусть только у Лами. Но нет, оба придурка смотрят на меня, как будто я рыба у которой выросли рога..

А я-то всегда тешила себя надеждой, что грудь у меня хоть и не слишком большая, но красивой формы.

— Нет! Может мне её эта гадина напрочь оторвала? — я подхватилась в ужасе и с горящим лицом начала шарить по голому телу.

Проклятый сидхе, как-то то ли вздохнул, то ли всхлипнул и отвернулся.

— Саот Темноликий! — заорала я..