Кожа саламандры

Глава 21

С мачехой мы так и не встретились. Не могу сказать, что меня это расстроило. А вот из-за размолвки с Лами я по-настоящему страдала. Мы договорились, что он будет ждать меня ежедневно после полуночи. На том же месте, где мы расстались.

Добираться туда по подземному ходу было не близко. Я не знала как мне помириться со своим, не в меру заботливым, другом. Хотя понимала, что была с ним жестока, но, по сути, чувствовала себя правой. Только не видеть его даже день, было слишком больно. Конечно, если он не захочет продолжать наши отношения, мне придётся к этому привыкнуть. Но, вот, сегодня, я просто должна посмотреть на него, хоть одним глазочком.

Я ушла в свою спальню рано. Труми, естественно, остался со мной. Я устроила ему уютное местечко среди своих детских игрушек. Он так мило смотрелся рядышком с ними, что если бы в мою спальню мог забраться чужой, то спокойно принял бы его за одну из них.

И в игровую, и в мою гардеробную можно было войти только через спальню. Эти две комнаты других выходов не имели. По крайней мере, я о них не знала. Любой дворец в состоянии удивить своих хозяев. Так как является жилищем не для одного поколения. Я и сама очень удивилась, когда обнаружила свою сокровищницу. Ход в неё оказался за мозаичным панно, где, очень предсказуемо, один из моих предков сражался с гигантской маткой саламандр.

Героические сценки не могли не притягивать внимание одинокой девочки, тогда мечтавшей о завоевании своего права назваться наследной принцессой. Я подолгу пялилась на чёрно-алое чудище и рыцаря в доспехе тех же цветов. Казалось огромное страшилище забавляется с игрушкой похожей на его маленькую копию. Почему нет? Ведь девчачьи куклы тоже похожи на человеческих девочек.

А огромная саламандра во время сражения поднялась на задние лапы и пыталась поймать левитирующего рыцаря. Казалось, будто она сама подбросила его в воздух, а теперь хочет подхватить обратно. Такая игра нравилась и отцу, и Гюнтеру. Да и мне, когда я, хохоча и брыкаясь, взлетала и снова падала в их протянутые руки. После неё мне чаще всего доставались отцовские поцелуи. А ещё, во время таких игр, меня учили левитации.

И не зря я просила у Магдариеля сделать мне щит. Что-то подобное я видела на этой старинной мозаике. Там тоже в руке принца-рыцаря был щит, от которого расходилось марево защитного заклинания. И в центре щита был явно артефакт. Но не такой как у меня. А обычный драгоценный лал ярко-алого цвета.

Конечно, артефактом являлся камень на настоящем щите, но и потрогать этот, на мозаике, мне тоже хотелось. А вдруг он тоже умеет творить какие-то заклинания. Тогда у меня никаких собственных артефактов не было. Только маленькое серебристое колечко с заклинанием привязки. Чтоб не потерялась. У родителей были такие же.

До той поры, когда мне пришла в голову идея поковырять камешек, левитация у меня получалась так себе. Но, как говорят, захочешь удачу за хвост поймать, то и не поглядишь к кому он приделан. До камешка я добралась, хоть и находился он в самой высокой части композиции. Но, вот, когда стена с мозаикой поползла в сторону, открывая тёмный проход, чуть было не сверзилась с высоты добрых двух мужских ростов.

Мозаичное панно оказалось тоненьким и камешек с другой стороны можно было так же легко нажать, как и с этой. Резонно предположив, что он и предназначен, чтоб вновь открыть проход, если дверь за мной закроется, я бесшабашно влетела в него и спешно опустилась на пол, пока задвигалась панель. Запоздало подумав, что там может быть темно.

Только, пока я сплетала, ещё плохо дающееся мне, заклинание светящегося шара, обнаружила, что с этой стороны мозаичное панно просвечивается насквозь. И из-за него можно наблюдать комнату, из которой я вошла.

— Магия! — обрадовалась я, — и какая удобная! Ни по чём случайно не откроешь двери, если кто-то есть в комнате. Всё же видно. А заодно и начало тайного хода освещается. Я отошла от входа подальше и всё таки завершила упрямое плетение. Шарик правда получился корявый. И всё время менял форму, так ни разу и не став идеальным шаром.

Зато обследовала я ходы, полностью учтя, недавно усвоенное от Гюнтера, правило. В лабиринтах, подземных ходах и пещерах, нужно все время держаться одной стены, поворачивая постоянно в ту же самую сторону. Тогда не потеряешься и вернуться назад будет просто.

Да, старая история. Сейчас я, закрыв Труми в игровой, и сделав вид, что улеглась спать, погладила колечко Саота. Я взяла с собой доспех и поэтому шла, не прибегая к чарам невидимости. Дойдя до комнаты с батальной сценкой, огляделась. Убедившись, что сохранности моей тайны никто не угрожает, поднялась в воздух и открыла дверь. Удобно устроив в моей Сокровищнице, которая теперь, наконец, начала оправдывать своё гордое название, драгоценную добычу, быстро отправилась назад. Но покинула скрытые коридоры через другой выход.

Тогда, в детстве, я обследовала все ходы, ведущие к тайной комнате. Нашла ещё два прозрачных панно. Но окрыть их не смогла, сколько не искала ключик. Подглядывать через них было можно. И слышимость оказалась прекрасной. Одно находилось в парадной столовой. Другое в зале совета. В ту благословенную пору меня не интересовала политика государства. Но вот за зваными обедами, куда маленькую принцессу не приглашали, или, чаще всего, демонстрировали гостям и выпроваживали в детскую, я иногда умудрялась подсматривать.

Взрослые бывают забавными. Особенно, когда выпьют.

Второй выход я обнаружила в нижнем этаже. Поблизости от спуска в подземелья. Он находился в комнате, где играли в шары. Там стоял большой, обтянутый сукном стол. Небольшая открытая стойка для игровых приспособлений. Коробки с шарами, мелки, треугольник для установки пирамиды. Ещё были две стойки для киёв и рестов. И полочка для забитых шаров, чтоб удобнее было вести счёт. Это была старинная игра, пришедшая от Предтеч.

Чаще всего отец играл с Заром. Гюнтер эту забаву не любил. Слишком долго ему пришлось контролировать свой огонь. И после того, как смог обуздать, радовался открытому и яркому проявлению эмоций. А игра в шары требовала сдержанности и спокойствия. И Зар в этом был наилучшим.

Только на игры времени у них сейчас было гораздо меньше, чем тогда, когда отец был молод и почти беззаботен.

Вот и сейчас здесь было пусто и темно. И всё равно, я повернула перстень, едва закрыла за собой проход. Глянула на мозаику, где архимаг с ритуальным посохом уничтожал нежить. Его классическое навершие с золотистым топазом служило ключом в этой эпической композиции.

Стараясь ступать бесшумно, невидимость не избавляла от сопутствующих звуков, я вышла из комнаты, повернула направо и начала спускаться вниз по лестнице. Вдруг явственно услышала, что кто-то поднимается мне навстречу.

— На ступеньках не разойдёшься, — мгновенно сообразила я и повернула назад.

Но, юркнув обратно в игровой зал, услышала шаги с другой стороны. Ничего не оставалось, как забиться за кресла у маленького столика, в которых иногда отец с Заром отдыхали и закусывали фруктами, в перерывах между поединками.

Почему-то я даже не слишком удивилась, когда в зал вошла мачеха. Буквально, в этот же момент, дёрнулась тяжёлая штора и вошёл тот, от встречи с которым я едва уклонилась на лестнице.

Это был, не знакомый мне, высокий метаморф. Не красивый, а соблазнительный, с лукавыми проблесками в тёмно-карих глазах. Но улыбка его, казалась приклеенной к лицу чуть кривовато, как раз под тоненькими, как будто нарисованными, усиками. Очень резкие чувственные губы. Смуглая кожа и гладко прилизанная, даже, кажется, намазанная каким-то составом, иссиня-чёрная грива волос, забранная в хвост. Вся одежда облегала его так, что расстёгнутые на груди пуговицы, казались оторванными из-за вырывающегося из одежды тела.

Гладкая кожа обрисовывала рельефные мышцы. И мачеха, которая быстро подошла к нему вплотную, жадно бегала глазами по открытому треугольнику груди.

— Лора, — без титулов и предисловий мурлыкнул этот прирождённый совратитель, — ты мне грудь сожжёшь..

— Какой ты чувствительный, Гариб, — слегка язвительно ответила мачеха.

— Я чувственный, — поправил ночной гость бархатным баритоном, — но, к делу, дорогая. Зачем ты звала меня?

— Моя падчерица во дворце. А вы проморгали такой удачный момент избавиться от девчонки. Она вернулась с доспехом из кожи саламандры. Понимаешь, что это значит?

— Девочка умудрилась выполнить одно из требований к наследнику престола..

— И не только. Вы могли безнаказанно убить её в Трясине. Кто бы стал разбираться, погибла она, сражаясь с саламандрой или её придушили твои идиоты. Меня не так бы волновало жива она или мертва, родись у меня нормальный ребёнок, а не этот урод.

Она брезгливо искривила губы, как будто говорила не о собственном ребёнке, которого девять месяцев носила под грудью, а о куколке мияги.

— Я предложила своему благородному муженьку объявить его мёртворождённым. И даже не предлагала уничтожить этого монстра, зная его глупую щепетильность. Вся родня моей няньки и повитухи, держит семейный Дом Услад. Они бы дорастили урода до того возраста, когда его можно было бы продавать любителям маленьких мальчиков. У него столько достоинств для такой работы!

Слепой, значит не станет слишком страдать от вида некоторых посетителей. А чуть подрос бы, так зрелые сластолюбицы были довольны его стерильностью.

Слышал бы ты как возмущался мой муженёк. А отчего спрашивается? Знает ведь, что у нашей расы эта профессия не считается недостойной. Мы возвели любовь в искусство.

Мне стало понятно о чём мог думать отец, когда я озвучивала подозрения по поводу мачехи. Я была уверена, что если заговор был, то она о нём знала.

— А теперь пойдут гулять разговоры среди простолюдинов, — между тем, продолжила она, — ты смотри, Гариб, чтоб твои люди не провалили всё и тут. В народе не должны даже помыслить, что в этом есть хоть толика моей вины. Всё должны приписать мужской несостоятельности короля. Припомните его мёртвого ребёнка. И поверните молву куда нужно. А там можно и снова попробовать родить. Только теперь я найду для этого любовника.

— Почему не меня? Нам было хорошо вместе, дорогая..

— Не хватало мне родить жгучего брюнета. Нет уж. Попрошу няньку поискать блондинистого мальчонку пожарче. А ты, Гариб, — она шаловливо пощекотала кончиками пальцев ложбинку на его груди, — тоже в накладе не останешься. Нам и вправду было хорошо. Только вот рожать от тебя я не стану.

И она бесстыдно потёрлась бёдрами о его бёдра, обхватив мужчину за талию и чуть откинувшись назад. Тот наклонился и пошарил губами в её декольте.

— Щекотно, твои усики, — противно захихикала мачеха, и я почувствовала ещё один рвотный позыв, которые подкатывали во всё время этого мерзкого разговора.

Мужчина подтянул вверх подол её платья и начал гладить ноги и ягодицы мачехи.

— Твой муж не станет искать тебя в спальне? — с пробившейся в голосе хрипотцой спросил он, торопливо и грубовато освобождая из корсета грудь мачехи и жадно обхватывая губами её сосок.

Она застонала и проворковала.