Книга шороха

Гарон покачал головой и на некоторое время замолчал, думая о том, как именно ему следует решить проблему. Панту видела его насквозь – сомневающегося и потерянного человека, ввязавшегося в грязную игру, но еще пытающегося сохранить свою честь теми путями, которыми ее сохранить невозможно.

Потирая сморщенный лоб, старуха добавила:

– А пущай девку эту чернявую отправит. Неча ей под ногами тут путаться. Задом чую, накопает она.

– Это можно, – согласился Гарон и тихо добавил. – А как бы кстати сейчас пришелся Шелест… Подослать к Омашу ночью, и все тайны, всё! Всё на ладони.

– Ну! Будет! Раньше думать надо было. Теперь неча! Пожинай плоды.

Он отмахнулся и взял Книгу шороха:

– Тогда иди, старая, передай Дже мои слова. Пусть копает.

Панту тихонько крякнула в кулак, будто откашлялась; похрустывая косточками встала, поклонилась и без лишних слов ушла, оставив Короля одного среди навек замолчавших Книг шороха.

* * *

Догорев, свеча бесшумно потухла в расплавленном воске, погрузив дом в кромешную тьму. Ян вскочил, оставив чтение, и босой зашагал по ледяному полу в сени, к кладовке.

На каждом шагу спотыкаясь в захламленном коридоре, он дошел до стеллажа при входе, как вдруг кто-то настойчиво заколотил в дверь. Ян от неожиданности вздрогнул. Громкий стук и хрип хлипких петель напугали его. Бормоча под нос проклятия, он потянулся левой рукой к засову, пытаясь правой нащупать на полке свечу.

– Ну что ж так долго-то?! – недовольно поинтересовался с улицы хорошо знакомый ему голос.

Через несколько мгновений он открыл дверь.

– Вэл, – раздраженно прогнусавил он, впуская внутрь разъяренную женщину, замотанную в теплый бордовый плащ.

Ян точно приветствовал ее, назвав по имени.

– Нет, не Вэл, это боженьки к тебе пожаловали. Ведьма серебряная к тебе приперлась. В сотню играть будем. Делать же им больше нечего.

– Как и тебе?

Она закатила глаза и невнятно проскрипела что-то про благодарность. Ян молчал.

– Ну конечно, – она прошла к обеденному столу и села на расшатанный стул. – Я знаешь, случайно забрела. Дай, думаю, проведаю дорогого друга, новостями какими поделюсь. А тут...

Ян зажег свечу и вопросительно посмотрел на Вэлари, ожидая продолжения.

– Ага, так-то, – она взяла протянутую им свечку и поставила на стол. – Ты сам-то расскажи сначала, как у тебя и чего, а то давно не виделись. Месяц или сколько?

– Три недели, – скрестив на груди руки, ответил он. – У меня все как обычно.

Вэл плавно кивнула:

– Да-да, вижу. В доме так же грязно. Чего это ты не присядешь? Ждешь, когда я уйду?

В золотых глазах Вэл притаились хитрые искорки.

Ян тяжело вздохнул и, подойдя ближе, облокотился о стену, по которой танцевала остроликая тень.

– Если ты не заметила за все эти годы – я обращу твое внимание: у меня тут только один стул, и ты на нем сидишь.

Вэл поежилась.

– Что есть, то есть, – сухо добавил он. – Какие новости?

– Ага! – Спохватилась она. - Новости! Я тебе что сказать хотела, Ян, вот только вернулась с дела одного в окрестностях Края мира, а там деревенька, знаешь, есть? Маленькая такая, неприметная, только из-за резчиков по дереву известная. Работка дерьмовая, утомительная была. Дождаться мужичка, стырить у него пакет с какими-то бумажками. Не особо интересно. Ну, так вот, дело-то не в этом. А в том, что за две недели до того в деревню приехала девочка молоденькая, лет шестнадцати, не скажу, что она богато выглядела или бедно, или чем выделялась. Нет, я как-то не подметила поначалу ничего, саму ее увидела, когда в пивнушке местной торчала. И вот только через несколько минут бросилась мне в глаза, Ян, одна интересная штука. Можешь, что хочешь думать, что я умом тронулась или пьяная тут рассиживаюсь, но я-то точно в себе уверена. Та маленькая дрянь как бы ускользала от внимания. Я не могла остановиться на ней, постоянно отвлекалась на другие вещи.

– И что? – уныло прогудел Ян.

– А то, что я сразу тебя вспомнила. Кто не оставляет воспоминаний? Он никто и ничто, увидел – забыл. Меня все что можно отвлекало, я проходила мимо и теряла девку из виду. А потом по деревне пошел слух, что у подножия гор в расколотой пещере поселилась одна из Серебряных ведьм.

– Да-да, сказки. Конечно.

– А что сказки? – Вэл недоуменно подняла брови, а ее зрачки сузились до вертикальных палочек. – Миленькая такая девочка, знаешь, хорошенькая собой.

– Сама говоришь, не разглядела ее.

Вэлари утомленно откинулась на спинку стула.

– Я, может, лица не запомнила, но не слепая же. Глаза не пропила еще.

Ян присел на холодный пол и прислонился к стене, спрятав левую руку под нижней рубашкой.

– Не верится мне, Вэл. Не бывает так, чтоб Серебряная ведьма преспокойно разгуливала на людях. Или баишь, или не Серебряная ведьма. Перебрала ты, небось.

Она развела руки в оправдании. Задетое волной воздуха, дрогнуло пламя свечи, и резко дернувшиеся тени изменились.

– Может, стоит сходить к этой расколотой пещере. Ну, вдруг Ведьма?

– Вдруг, – не открывая глаз, кивнул он.

– Да тебе что? Сходи да проверь.

– Далеко. Через Проклятый лес, да и… – он кивнул на развернутое письмо, которое читал до ее прихода. – Вот. Лето передал запрос от Рудида.

Вэл внезапно злобно улыбнулась:

– Та девчонка? Маранова дочка? Безвольная, которая тени за собой таскает? Лето что-то такое говорил, что, раз безвольная она, надо бы ее на Ким-Лор отправить, к Сердцу, в Дом шепота-то. Она?

Ян разочарованно выдохнул:

– Она самая.

– И нас пошлют?

– Нас, – он поднялся, пряча левую руку за спину. – Ладно, Вэл. Ночь на дворе, завтра поговорим еще. В дороге.

Она обиженно нахмурилась:

– И где твое гостеприимство? Я думала было, мы с тобой друзья, а друзьям и место у себя предложить можно под бочком. Тем более час поздний уже.

– Место под бочком предлагают не друзьям, – процедил сквозь зубы Ян, медленно подходя к двери.

– Почему нет? На то они и друзья, чтобы поддержать в трудную минуту. Всеми силами и...

Он поднял руку, делая ей знак замолчать.

– Мне не кажется, что ты в трудном положении, если говорить о чужих койках.

Она, шутя, всплеснула руками:

– Не дай мне боженьки быть в положении! Тем паче в трудном. Ладно, не хочешь, так и леший с тобой. Завтра увидимся.

Ян кивнул и раскрыл перед ней дверь.

Вэл утомляла его. Даже после того как она ушла, ее звенящий голос еще долго звучал у него в голове.

Он отошел от запертой двери, обдумывая предстоящую беседу с Лето, взял со стола оплывшую свечу и пошел в комнату, надеясь еще выспаться.

Завтра ему предстоял долгий тяжелый день – встреча с колдуном и новым Шелестом.

* * *

Дже сидела на ступенях прохода, ведущего к Летнему саду Дворцового города. В ее пылающих глазах спала легкая доброта. Ей было хорошо и мирно, прохладный весенний ветер обдувал голые руки, забирался под черные буйные волосы и обнимал шею.

Яркое синее небо переходило в бирюзу у горизонта и покрывало столицу Кан, окрашивая крыши домов в недвижимые и колкие, но живые цвета. Джаху полюбила прохладу и свежесть уходящей зимы. Там, далеко в Джендали, в ее родном Хаш'Дауре, злобное жирное солнце жарит песок и плавит крыши маленьких домиков. Под его напором стонут даже громадные ворота Ночного Хода, сейчас наверняка запертые для случайных путников. Там никогда не бывает зимы. Тысячи раз Джаху обращала взгляд на Верхний город Хаш'Даура, вырубленный в заснеженных позвонках горной цепи Монад, и ровно столько же раз мечтала побывать там. Не имея должного положения в обществе, она могла лишь тайно думать о подобной роскоши, оставаясь в душном округе рынков Нижнего города. Кто бы мог подумать, что настанет день, и она окажется во Дворце Кан, в самой столице Аренора. Несколько лет назад, уже готовая к смерти, она не знала, был ли Мирк ее спасением или наказанием, а ныне Дже могла сказать точно, что он не был ни тем, ни другим. Он привнес в ее жизнь новое и свежее, как воздух Аренора, чувство. Он дал ей ложную, но свободу. Пусть лишь по Дворцовому городу, но она могла беспрепятственно ходить, где угодно.

Позади раздался тонкий писк, и из-за колонны вышел маленький белый котенок. Джаху, обернувшись, улыбнулась и медленно потянулась к нему.

– Опять с кухни удрал...

Дже взяла котенка на колени и скрыла его в складках подола.

– Малявка, – ласково произнесла она, осторожно поглаживая дрожащий белый комочек шерсти.

– Прохлаждаешься?

Дже вскрикнула и едва не подскочила, услышав отвратительный надтреснутый голос. За спиной стояла Панту. Старуха ехидно улыбалась, сверкая слепыми глазами.

– А что ты на меня зенки вылупила, аки я змеиный клубок? Неча на старых так глазеть, поглядим еще, какой сама будешь. Сомневаюсь вообще, что жопу с кровати еще подымешь, – Панту мерзко хохотнула, но в глазах ее не было ничего, кроме жалости.

Джаху проглотила замечание, как подушечку с иголками и постаралась придать своему голосу как можно более спокойный тон:

– Что я могу для вас сделать?

– Для меня? – вскинув брови, переспросила Панту. – Дело у меня к тебе. Ступай за мной, побеседуем.

Дже содрогнулась, и внутри у нее как будто все умерло. Смиренно опустив голову, она отпустила котенка и пошла за старухой.

Над черными ветками голых груш кружили вороны. Дже показалось, что они кричат слишком громко и зловеще, как не кричали еще никогда.

– Так... – прошептала Джаху, – так приходит беда.

Старуха в который раз напомнила, какое место в круговороте дворцовой жизни занимает Джаху. Человек, который ею владеет, приказывает быть подстилкой для нужных ему людей. Она продала себя.

"От краденых яблок я все-таки добралась до крупной торговли", – часто повторяла Дже, думая об этом, но успокаивалась тем, что продала себя лишь однажды.

Голубой стеклянный воздух резал глаза. Весна везде, и везде, во всем мире, она другая. Где-то незаметно протекала по барханам, считая песчинки; где-то яростно сражалась с задержавшимися снегами, а здесь – каркала вороньими глотками и кривлялась, капризничая без причины, напоказ выставляя свою лень. Но, так или иначе, она наступала. В Летнем саду снег оставался у стен и кустов, лежал в грязи и трусливо прятался от солнца в холодной тени.

Старуха привела Дже к своим покоям, распахнув двери вошла, и плюхнулась на жесткую скамью.

– Чего стоишь? – взгляд Панту неприятно резал и проникал в самые глубокие уголки души. – Проходь.

Джаху стояла на пороге в нерешительности. Внутри витал едкий желтый дым от зловонных курений, призрачный и жуткий. Такой же дым вечно клубился в лачуге, где жила Дже, будучи еще свободной.

Панту раздраженно нахмурилась:

– Пройди и сядь, как подобает. А то ишь, эка фря, ступить боится, где пахнет не по-ейному.

Повинуясь старухе, Джаху подошла и присела на край тяжелого красивого стула, вырезанного из красного дерева.

– Я не боюсь.

– Да ну? Поди, пахнет чем знаешь, а?

– Растения из пустыни?

Старуха посмеялась в кулак.

– Конечно... Блуденица да остролик, – разочарованно протянула она, – тебе и не знать. Ты же что же, из Верхнего города в низинки Хаш'Даура гуляла по гадалкам и живая осталась? Или и ходить туда не захаживала, а сама отраву жгла?