«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование (2-е изд.)

Общие концепции

Проблема терминов. Как мы уже отмечали в предыдущих частях, проблема терминов поначалу не занимала исследователей западного эзотеризма. «Эзотерика», «мистика», «оккультизм» и аналогичные понятия зачастую ставились в синонимичный ряд и выражали нечто интуитивно ясное всем. Термин брался без рассмотрения его исторического генезиса и употребления, без соотнесения с содержанием, он был изначально якобы понятен и исследователю, и тем, кто читает исследование, и тем, кого исследуют. По мнению представителей новоевропейского подхода, такая невнимательность породила путаницу и привела к тому, что в основу концепций предыдущих исследователей было положено шаткое основание — определение, воспринятое без должной рефлексии и считающееся само собой разумеющимся. Между тем и исследователи, и читатели, и адепты вкладывали в само это определение подчас взаимоисключающие смыслы. Именно поэтому много времени и страниц текста представители новоевропейского подхода тратят на уточнение терминов, а некоторые из них даже предлагают отказаться от идеи содержательного наполнения термина и рассматривать их как «пустые означающие»[344]. Другие тратят массу сил на прояснение происхождения терминов и на основании этого перестраивают все представление о западном эзотеризме. Одним из продуктов такой работы стало различение между «эзотерикой» и «эзотеризмом», легшее в основу новоевропейского подхода, который с определенного момента в академической среде стал именоваться «исследованием западного эзотеризма».

Ad fontes. Второй ключевой ошибкой исследователей, представляющих предыдущие подходы, было поверхностное отношение к первоисточникам. Зачастую к ним обращались, лишь чтобы подтвердить уже существующую в голове исследователя гипотезу. Таким образом, не исследование формировалось на источниковой базе, а, напротив, источниковая база подгонялась под исследование. Это привело к значительным упрощениям, обобщениям и ошибкам в интерпретации западного эзотеризма. Общей позицией исследователей, придерживающихся новоевропейского подхода, является возвращение источникам их основополагающей роли. Во многом этот процесс можно считать естественным следствием формирования институций, занимающихся научным исследованием темы.

Для этого прежде всего ученый обязан владеть языками, на которых эти источники написаны, и иметь доступ к фондам библиотек, их хранящих. Именно поэтому столь много внимания в институциях по изучению западного эзотеризма теперь уделяется языкам и контактам с крупными библиотеками. В процессе такой работы можно говорить о возрождении текстов, ранее считавшихся ясными и однозначно истолкованными, при детальном анализе которых была обнаружена масса нюансов, ускользнувших при поверхностном рассмотрении.

Критика идеологий. Следуя духу объективности в научном исследовании, представители новоевропейского подхода попытались отмежеваться от каких-либо идеологических предпосылок в исследовании и сосредоточиться на чисто научном анализе материала. На практике это значило, что исследователи не имели права проводить свои симпатии, антипатии, личные взгляды или убеждения в рамки исследования. Поле исследования западного эзотеризма не могло быть использовано для отстаивания идей той или иной группы адептов или как система миссионерского воздействия, равно как не могло оно использоваться и в качестве оружия демистификации и разоблачения суеверных заблуждений[345]. Во многом такая переориентация связана с общей трансформацией в культуре и в академических исследованиях. Вот как в отношении сходной темы конспирологии суть этой трансформации выразил в одном из эссе Славой Жижек:

Проблема не в том, что уфологи и конспирологи опустились до паранойи и не в состоянии принять (социальную) реальность, а в том, что сама реальность становится параноидальной. Сегодняшний опыт вновь и вновь сталкивает нас с ситуациями, когда мы вынуждены замечать, насколько широко наше ощущение и отношение к реальности опирается на символические фикции[346].

Акцент на интеллектуальную историю. Важную роль для новоевропейской школы сыграло наследие французских интеллектуалов, в том числе идеи Мишеля Фуко. Это совсем не значит, что ученые данного направления являются постструктуралистами[347], однако ряд идей Фуко был принят к рассмотрению и серьезно осмыслен в рамках новоевропейского подхода. Во многом это влияние проявилось в стремлении уйти от описания фактической истории движений и личностей в историю идей, формирующих определенные типы мышления, ориентации и взгляды; в ориентировании на генеалогию понятий, описание социальных условий возникновения тех или иных учений; признании факта, что религии есть феномены, созидаемые в рамках конкретного времени и пространства. Фактически большинству представителей этого подхода сфера изучения западного эзотеризма представляется сферой интеллектуальной истории, оформившей и сконструировавшей историю фактическую.

Стремление уйти от обобщающих моделей. Необходимым следствием осознания вреда идеологий и возвращения к источникам стало стремление отойти от построения обобщающих моделей, желающих кратко рассказать о «Вселенной». Можно сказать, что это диаметрально противоположная представлению об унификации западного эзотеризма в рациональном подходе установка. Новоевропейские исследователи отказываются от притязаний на выстраивание общих теорий мистики, эзотерики, оккультизма, прежде всего фокусируясь на детальном изучении отдельных case studies, многие из них даже не стремятся подняться на больший уровень обобщений. Те же, кто притязает на большее, герои текущей части, делают это с максимальной осторожностью и полным осознанием того, что они предлагают не более чем объяснительную модель, которая вполне может не дать ответы на все вопросы.