«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование (2-е изд.)

Влияния и критика

Как бы там ни было, но из проведенного выше разбора должно стать ясным, что и в работах научного периода Февр все же во многом продолжил следовать методологии круга Эранос, вернее ряда его представителей. Ему не так близки идеи Юнга, в большей степени его учителями являются представители второго поколения, в первую очередь Элиаде и Корбен.

Идеи Генона о традиционных и нетрадиционных сообществах, об инициации и контринициации, быть может воспринятые через призму Элиаде, ярко видны в целом ряде положений Февра. Так, рассуждая о шестой характеристике — «передаче духовного знания», он прямо употребляет термин «регулярность»[394], говоря об аутентичности традиции и ее ясной системе передачи. Этот термин не этический, он эмический и относится к регулярному типу масонских лож, тех, что возводят свое преемство к первой Великой ложе — ложе Англии[395]. В целом общее направление рассуждений в этом пункте достаточно показательно. Так, Февр отрицает идею самоинициации как чуждую эзотеризму, хотя некоторые его представители высказывались в ее пользу[396]. Все это происходит потому, что у автора есть четкая система оценивания различных вариантов эзотеризма и их разделения на истинный, традиционный, и ложный, самопровозглашенный. Косвенным подтверждением тому служат оценочные суждения, употребляемые по отношению к Новым религиозным движениям, которые даже именуются «псевдоинициатическими»[397], или выпады против идей Эриха фон Дэникена о богах-инопланетянах и обвинение того в новом эвгемеризме[398]. Все это указывает на противопоставление конструкта «истинной традиции», черты которой были описаны выше, и новомодных подделок. Это суждение оценочное и во многом идет в русле анализировавшихся в первой части идей Элиаде. Ученый здесь вновь выступает как морализатор. Еще одним подтверждением влияния Элиаде может быть такое же деление эзотеризма и оккультизма, где последнему присваивается практическое измерение первого.

Второе важное влияние связано с заимствованием Февром у его друга и учителя Анри Корбена теории о «воображаемом мире». Концепция mundus imaginalis изложена Корбеном в докладе 1964 года и сводится к следующим положениям. Mundus imaginalis не тождественен миру воображения, толкуемому современным словоупотреблением как мир нереальный, выдуманный. Это реально существующая сфера бытия, лежащая между материальным миром и сферой рационального познания. «Этот мир требует своей собственной способности восприятия…»[399], которую Корбен называет «активным воображением»[400]. Это чистая духовная способность, орган духовного познания, дающий реальное когнитивное постижение иного мира[401]. То есть это признание действительно существующим иного измерения реальности и постулирование возможности человека войти в эту реальность, а это одна из основных идей Февра, пронизывающая все шесть его базовых характеристик западного эзотеризма, в особенности третью и четвертую. Ведь активное воображение является не чем иным, как реальным опытом приобщения к иному миру.

Так же отчетливо прослеживаются в теории Февра следы концепции Жильбера Дюрана о разделении двух сфер бытия — мифоса и логоса, где мифос связан со сферой воображения, а логос — с рациональностью. От эпохи Платона до Нового времени последнее подавляло первое, глубинная социология Дюрана предлагает изменить эту ситуацию, перевернув полюса, и начать с изучения логоса через мифос. Последний определяется как «структурная совокупность архетипов и символов, отражающая глубинные свойства воображения»[402].

Интересно, что в целом у последующих исследователей концепция Февра вызывала положительные оценки. Так, в своей первой работе Воутер Ханеграафф напрямую ссылается на нее как на базовое концептуальное осмысление феномена западного эзотеризма[403]. После выхода в свет идеи Февра стали классическими. Из этого следует, что они не были простым продолжением теорий Эраноса, поскольку последние уже давно имели ненадежную репутацию в академической среде. Февр впервые создал единую систему характеристик, описывающих феномен эзотеризма, демаркировал понятия, используя при анализе критико-историческую методологию, при этом оставив оценочные суждения и личные представления, но убрав с них определяющий акцент, то есть не используя их как основу теории. К тому же теория Февра была плодом многолетней работы на первой кафедре, полностью посвященной исследованию эзотеризма.

Критические замечания, высказываемые в адрес Февра, касаются в основном избирательности и узости его системы характеристик. Прежде всего, многим не нравится сужение сферы до западного феномена, ведь очевидно, что все Средние века, да и начало Возрождения были полем для неослабевающего диалога культур и их взаимообогащения, поэтому отделить исламский и иудейский мир от западного не представляется возможным, а следовательно, нельзя сужать сферу применения теории лишь до христианоцентричной культуры Западной Европы[404]. Сходная ситуация наблюдается и в начале XIX века и продолжается вплоть до сего дня: идеи ориентализма столь тесно сплетаются с представлениями западных адептов эзотеризма, что тяжело провести хоть какое-то разграничение. Да и можно ли вообще определять это явление через принадлежность лишь к западной цивилизации? Такие вопросы возникают в основном у американских исследователей[405]. Следующая серия критических замечаний связана с узостью системы характеристик, очевидно сформировавшихся у Февра на почве изучения немецкой теософии начала Нового времени, которой он и занимался большую часть жизни. Все эти черты удачно подходят для ряда течений, возникших в конце Возрождения и начале Нового времени, но плохо работают или не работают вообще при рассмотрении течений XIX века и современности; вызывает серьезные вопросы, насколько они могут быть применимы к средневековым реалиям. У последующих представителей новоевропейского подхода серьезные сомнения вызовет и сама идея выделения каких-то неизменных характеристик западного эзотеризма, ведь любая попытка определить сущность явления есть сужение поля исследования. Более детальный и скрупулезный анализ источников, лишенный предустановок, может показать неработоспособность той или иной базовой характеристики в каждом конкретном случае. Поэтому последующая европейская традиция предпочла отказаться от системы Февра в пользу альтернативных подходов, при этом считая ее важным вкладом в историю исследований западного эзотеризма.

Итак, проанализировав теорию западного эзотеризма Антуана Февра, мы можем заключить, что, с одной стороны, в ней прослеживается попытка построить четкую научную систему определения объекта исследования и его характеристики, базирующуюся на историко-критическом методе. С другой — в творчестве французского исследователя очень сильно видно влияние круга Эранос в лице Элиаде, Корбена и Дюрана. Это влияние смещает акценты в исследовании с научных в оценочные и заставляет Февра менять фокус исследования, зачастую переводя его в плоскость философских или эмических рассуждений, что сильно снижает ценность и самостоятельность теории. При этом важно заметить, что хотя Февр в течение двадцати лет после выхода работы «Ключ к западному эзотеризму» принципиально не менял своих взглядов и его теория во всех книгах предстает в одном и том же виде, в последней работе «Западный эзотеризм: Краткая история» (Western Esotericism: A Concise History), где излагаются те же положения, почти исчезли эмические суждения и влияние Эранос сведено к минимуму. Французский исследователь сам немало пишет о вреде перенниализма как методологии, искажающей систему научного исследования[406], и признает, что целью ученого является не создание некой общей объяснительной системы, а новый анализ концепций «путем их историзации»[407]. Главное не построить модель, а победить инертность научного сообщества, не желающего пересматривать свои старые взгляды лишь потому, что они стали частью некой традиции. В этих рассуждениях, да и во многих других замечаниях, представленных в последней книге, Февр идет полностью в русле новоевропейского подхода, при этом признавая значимость работ своих продолжателей и новых исследователей, к анализу которых мы и переходим.