«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование (2-е изд.)

Ключевые концепции

Помимо описанных общих черт новоевропейский подход отличается тем, что ученые в его рамках активно используют ряд концепций, ставших базовыми для построения исследований и зачастую настолько очевидными, что они не требуют дальнейшего пояснения. Дабы не возвращаться к этим концепциям в ходе нашего последующего описания, кратко разберем их здесь.

Деление на эмический и этический уровни описания. Мы уже рассматривали теорию двух уровней научного описания во Введении. Здесь лишь кратко воспроизведем ее. Теория двух уровней научного описания — эмического и этического — была впервые сформулирована Кеннетом Пайком. Согласно ей, эмический уровень описания предполагает изложение утверждений, терминологии и концепций таким образом, каким их используют те, кого исследует ученый. Напротив, этический уровень предполагает изложение утверждений, терминологии и концепций самого исследователя. Принципиально важным здесь является проведение жесткой границы между двумя уровнями описания. Хотя впервые принцип деления был сформулирован для антропологических описаний, он стал активно применяться в различных сферах исследования западного эзотеризма в рамках новоевропейского подхода. Таким образом, для любого исследования вводилась обязательная проработка методологической базы, с необходимой дифференциацией между теориями адептов западного эзотеризма и научным их описанием.

Концепция «изобретенных традиций» Эрика Хобсбаума. Концепция «изобретенных традиций» была разработана английским историком Эриком Хобсбаумом и проиллюстрирована в сборнике 1983 года под его редакцией. Согласно Хобсбауму, «изобретенная традиция» представляет собой набор практик, открыто или негласно принятых правил и ритуалов реального или символического характера, которые стремятся посредством повторения прививать определенные ценности и нормы поведения, что автоматически предполагает преемственность с прошлым. На самом же деле, насколько это возможно, они обычно пытаются установить преемственность с подходящим историческим прошлым[348].

«Изобретенные традиции» следует отличать от «традиций реальных» и от «рутинных повторяющихся действий». «Реальные традиции» уходят корнями в далекое прошлое (как минимум к периоду, предшествующему эпохе модерна), хорошо прослеживаются в контексте исторического преемства и документируются. «Рутинные действия» являются прагматически обусловленным элементом человеческой жизни и необходимы для ее нормального функционирования. Так, например, действия пилота или водителя автомобиля перед полетом или поездкой носят чисто практический характер; одежда хоккеистов, гонщиков, функциональные элементы военной формы — все это нельзя именовать традиционным, так как с изменением прагматического назначения они могут подвергнуться кардинальной переработке. Настоящие же традиции, напротив, несмотря на все прагматические возражения, сохраняют незыблемость вопреки им: в Англии уже много столетий костюмы охотников на лис остаются неизменными, хотя ныне не несут никакой прагматической функции; запреты кашрута с точки зрения прагматизма могут вызывать сомнения, но для ортодоксальных иудеев непреложны. «Изобретенные традиции» являются достоянием эпохи модерна и возникают с XVIII века, бурное же их появление происходит в XIX и XX веках.

Здесь нужно остерегаться делать поспешные предположения, во-первых, о том, что старые формы сообщества и структуры власти и, следовательно, традиции, связанные с ними, не были приспособлены и быстро стали нежизнеспособными, и во-вторых, что «новые» традиции являются просто результатом неспособности использовать или адаптировать старые[349].

Хобсбаум отмечает: несмотря на то что «изобретенные традиции» представляют немалый интерес для историка и ранее не подвергались изучению, в обществе они занимают сравнительно малый объем, настоящие традиции и «рутинные действия» гораздо более распространены. То, что влияние «изобретенных традиций» на историю и культуру значительно, видно в том числе на примере западного эзотеризма. Ни Хобсбаум, ни его коллеги по сборнику не ставили в фокус своего внимания проблемы «изобретенных традиций» в религии, но во вступительной статье британский историк приводит один пример из сферы западного эзотеризма — масонство, характеризуя его как изобретенную традицию «огромной символической силы»[350].

Теория «изобретенных традиций» вызвала большой отклик у исследователей новоевропейского подхода, поскольку ее эвристический потенциал для объяснения многих аспектов западного эзотеризма оказался огромным. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что большинство движений в рассматриваемом поле, связанных с эпохой модерна, использовали в той или иной степени процесс изобретения традиции. В 2007 году, как бы в качестве продолжения сборника Хобсбаума, в том же издательстве Кембриджского университета был выпущен сборник «Изобретение сакральной традиции» под редакцией Джеймса Льюиса (James Lewis) и Олава Хамера (Olav Hammer). Редакторы сборника отмечают:

в самом деле, тенденция изобретения древних исторических традиций кажется особенно широко распространенной в религиях. Исследователь современного нью-эйдж, например, может быть поражен привычкой многих книг и сайтов атрибутировать сотни, если не тысячи, лет истории практикам и идеям, которые по стандартам светской историографии появились не позже 1970‐х и 1980‐х годов[351].

Изобретение традиции играет значительную роль не только в новых религиозных движениях, но и в древних религиях. Так, бесконечные споры ведутся об аутентичности хадисов, об авторстве и времени написания многих книг Библии, о подлинности изречений Будды и т. п. Достаточно вспомнить Средние века, где роль автора была невелика и, например, Аристотелю атрибутировалась масса идей, на которых произрастали новые, якобы укорененные в древней традиции теории. Но наибольшее значение концепция «изобретенной традиции» играет для исследования западного эзотеризма, поскольку конструирование прошлого и возведение своих истоков к глубокой древности здесь является почти общим местом. Редакторы сборника так иллюстрируют эту мысль:

Доктрины и практики ложно приписываются таким местам, как эзотерический Египет или древняя Индия. Практика проецирования своих убеждений на экзотических «других», возможно, особенно широко распространена в наше время. Последователи нью-эйдж, например, будут претендовать, справедливо или нет, что их практики возникли в таких местах, как Япония (целительские практики рейки), Индия (балансировка чакр), Гавайи (определенные стили массажа), индейская культура Америки (церемониальные сауны и медицинские колеса), Сибири и других регионов, населенных коренными народами (шаманизм). Основной предшественник нью-эйдж в XIX веке — Теософское общество — было основано людьми, которые также пытались возродить древнюю мудрость из Индии, Египта и мифических континентов: Атлантиды и Лемурии[352].

Подобных примеров можно привести очень много (укажем лишь истории розенкрейцеров, масонов, миф об учителях в теософии и ее ответвлениях, реконструирование языческого прошлого арийской расы перед приходом к власти Гитлера и т. п.). Главное — отметить одну важную особенность. Для исследователей новоевропейского подхода констатация того, что та или иная традиция является «изобретенной», не снижает ее ценности и не служит орудием для ее девальвации. Этот факт лишь формирует важную методологическую предпосылку для ее научного исследования, открывающую, в свою очередь, новые перспективы.

Prisca teologia и philosophia perennis — две концепции, играющие ключевую роль в становлении того, что понимается новоевропейским направлением как западный эзотеризм. Синкретизм эпохи Возрождения, ставший источником последнего, базировался на этих двух теориях. Prisca teologia (изначальное богословие) — теория, встречающаяся еще в начале нашей эры в текстах Августина, Лактанция, Ямвлиха, Прокла и других[353]. Она основывается на идее, что истинная философия и религия не начались с греков и иудеев, а имеют значительно более древние корни. Истинная философия и истинная религия вместе восходят к древней теологии, равной для всего человеческого рода и разделяемой всеми мудрецами прошлого. Это единение было утеряно и нам доступно лишь во фрагментах. Philosophia perennis (вечная философия) — концепция более позднего происхождения, сходная с первой, но имеющая ряд важных дополняющих черт. Она также говорит о единой мудрости древних, но утверждает ее непрестанную передачу через века. Philosophia perennis — вечно живая «Традиция» (слово, обычно употребляющееся с большой буквы), содержащая в себе все главные положения истинной религии (монотеизм, веру в Троицу, творение мира из ничего и т. п.[354]) и открывающаяся во всех трудах великих философов всех эпох. Синонимом philosophia perennis для ренессансных авторов вполне могло быть «христианство до Христа».

Теория культовой среды общества Колина Кэмпбелла. Социологическая теория, разработанная в контексте исследования новых религиозных движений американским ученым Колином Кэмпбеллом в начале 1970‐х годов, о которой мы писали в предыдущей части, стала активно использоваться представителями новоевропейского подхода. Кэмпбелл пришел к выводу, что бессмысленно изучать многообразие НРД, поскольку новые организации появляются так же быстро, как и исчезают. С научной точки зрения вернее выявить то общее, что их всех объединяет. Эту общую почву социолог и назвал «культовой средой». Напомним, что под «культовой средой» Кэмпбелл понимал «культурную прослойку общества, имеющую глубокие исторические корни и включающую в себя все девиантные вероучительные системы вместе с ассоциируемыми с ними практиками»[355]. Основными чертами культовой среды, определяющей ее единообразие, являются: ее девиантность к традиционным проявлениям религии, науки и культуры; внутренний синкретизм, выражающийся в активном заимствовании идей и положений различных течений внутри среды друг у друга; взаимосвязанная система коммуникации, выраженная в форме СМИ. Концепция «культовой среды» активно используется представителями новоевропейского подхода для описания состояния западного эзотеризма в XX веке[356], при этом попытки расширить ее, включив в ее рамки учения более ранних эпох, не предпринимались.

Итак, обобщив основные характеристики и теории, перейдем теперь к конкретным авторам, предложившим свои модели объяснения и исследования западного эзотеризма.