Академия Дивинат, или Принцесса для Темного

35. Слепое доверие. Диана

Маленький белый комочек так мило лакает молоко из миски, что я готова смотреть на него всю ночь. Тихое мяуканье теплом отражалось в сердце. Отрада для глаз и услада для души.

А вот Деймон моего восторга не разделил. Милый зверек ему сразу не пришелся по вкусу, да еще и расстроил, расцарапав обивку кожаного кресла…

Но прогонять не стал. С усталым вздохом телепортировался куда-то в одних штанах и босой, а вернулся с миской и бутылкой свежего молока. От радости даже не стала спрашивать, где он его добыл. Налила живительного напитка и, расположившись на полу с поджатыми под себя ногами, принялась рассматривать это голубоглазое чудо, пока Дей старательно прятал в шкаф документы, которые, по его словам, мое чудо могло погрызть.

Он назвал еекошмарным созданием, как только мы вышли из душа, за что тут же был награжден уничтожающим взглядом.

Ну в самом-то деле!.. Как можно назвать этого голубоглазика кошмаром?

Вообще, обычно я равнодушна ко всем очаровательным зверькам и запросто прошла бы мимо еще одного, но…

… в этот раз не смогла.

Онапоявилась из ниоткуда, когда я сидела у замерзшей реки недалеко от проклятых эльфийских лесов, и быстро приластилась, ища в моих руках укрытие. По правде говоря, в поисках тишины и спокойствия я временами сбегала к эльфийским лесам, а если точнее — в заброшенный домик на берегу. Там уже давно никто не жил, поэтому я взяла на себя смелость присвоить его себе.

Думалось там хорошо. И не думалось тоже. Мой личный райский уголок, где на несколько мгновений можно забыть обо всех хлопотах и проблемах, в обычное время давящих на плечи.

Пусть на сей раз я была не одна, а в компании маленькой пушистой кошки, подумать и разложить все по полочкам мне удалось.

Самое главное: я поняла, что ничуть не уверовала в жестокие слова матери. И злилась вовсе не на нее и уж тем более не на Деймона, а на саму себя. За ту слабость, которую вновь проявила рядом с Церрией. За то, что сдалась эмоциям и сбежала, оставив волноваться единственного человека, который был на моей стороне.

Мне даже не хотелось, чтобы он объяснялся. Глупо? Возможно…

Слепое доверие. Но оно как никогда казалось правильным. Это то немногое, в чем я была уверена наверняка, — Деймон не способен на убийства невинных. А об остальном мне знать необязательно.

Белый и пушистый. Как этот же котенок. Иногда злой и суровый, но справедливый и терпеливый. Со своими тайнами, но у кого их не бывает…

— Ну что? — вздыбилась, вскинув на мужчину раздраженные глаза, всем телом чувствуя его недовольный взгляд. — Не смотри так. Это всего лишь безобидная кошка.

— Эта безобидная кошка… — он приблизился и ухватил мою прелесть за шкирку, — … одним махом может убить любого некроманта и чернокнижника.Даже насс тобой.

— Ей же больно, что творишь? — Выхватила котенка, прижала к груди, а она тут же вонзила коготки в шелковую ткань халата и взобралась повыше. — Глупости говоришь.

— Она мелкая, — бурчит, сложив руки на обнаженной груди. — Поэтому хватание за шкирку для нее безболезненно. Но ты бы лучше за себя переживала… Она к тебе не зря так прикипела.

— Ты боишься ее?

Было крайне странно наблюдать за такой реакцией обычно ко всему стойко относящегося ректора. Хоть он и говорил так, будто она самое опасное существо во всем мире, страха в его глазах не было. Лишь сомнение и бурный океан раздражения.

— Не совсем. — Умудрившись согнать с лица хмурость, приблизился, аккуратно погладил котейку по голове под ее пристальным взглядом и моим — напряженным. — Она очаровательна, но опасна. И гораздо старше и сильнее, чем ты думаешь.

— Ну и пусть. Раз сейчас она такая — маленький беззащитный котенок, — то нуждается в любви и внимании.

— Ты достаточно подарила ей внимания за эти два дня, — отчеканил тотчас. Уже осторожнее, невзирая на мой протест в глазах, взял ее на руки и отпустил на пол. — А я этого страстно желанного внимания был бездушно лишен. Иди сюда…

Не дожидаясь моего первого шага, хватает за плечи и решительно припечатывает к груди. Большие сильные руки сжимают в крепких, таких теплых объятиях, что на какой-то миг из головы вылетают все мысли.

— Жадный какой… — прошептала с глупой, несвойственной мне улыбкой. Обвила торс, прижимаясь грудью как можно сильнее, словно бы с ярым желанием слиться, и потерлась щекой о плечо, срывая с его уст тихий довольный вздох.

— Так и есть. Я ненасытен по отношению к тебе.

Повисла тишина. Чуткая, безмятежная, столь необходимая нам двоим, равно как и эти объятия. Не было в моей жизни еще ничего желаннее его тепла. И даже трон, все величие, какое он мог бы принести, меркли перед этой волнующей мое сердце, нежной и в то же время опасной близостью.

Поэтому я начала бояться лишиться ее. Отберут — а я дернусь следом, и неважно, куда и как далеко. Понимание этого прошибло тело легкой дрожью, которую Дей воспринял по-своему.

— Замерзла? — спрашивает, обжигая дыханием волосы, и тихо, как будто в попытке сделать это незаметно, втягивает в себя воздух.

Не дает сразу ответить: обхватывает за ягодицы, резко отрывает от пола, едва я успеваю переместить руки выше и обвить его за шею.

Взгляды встречаются, и почему-то на этот раз его особая внимательность не только обволакивает густым жаром сердце, но и заставляет его затрепетать от какого-то необъяснимого волнения.

— Я все расскажу тебе, — говорит, садясь на кровать и усаживая меня на себя. Серьезный, непреклонный тон не на шутку растревожил сознание. — Обо всем, чтобы развеять сомнения.

Сглатываю, как-то судорожно, нервно, не в силах отвести от него глаз, но и почти не имея сил на то, чтобы продолжать выдерживать тяжелый взгляд.

Мягко касаюсь твердых скул, вынуждая его на краткое мгновение затаить дыхание.

— Ты не обязан.

— Нет, обязан.

Перехватывает руки, несильно сжимая, подносит к губам. Целует костяшки — осторожно и нежно, так, что у меня все внутри сжимается в тугой узелок. В груди растекается приятное теплое чувство. Такое, какое никогда не забудется.

— Церрия отчасти права: в моей жизни действительноестьэльфийская женщина.

Деймон замолкает, и за эту мучительную для нас двоих паузу он, кажется, собирается с мыслями, а я перестаю дышать, предчувствуя, что последующие слова ни за что не оставят меня равнодушной.

Как же страшно… Сердце сейчас извернется и разобьет мне ребра.

Он крепче сжимает мои пальцы, словно в страхе, что я могу отпрянуть, и его голос понижается до глубокого полушепота.

— Но она не возлюбленная. Она моя мать.