Крылья пепла

* * *

Стеша едва не закричала в голос, когда ее плеча коснулись рукой, и она, вздрогнув и подняв голову от книги, увидела перед собой темную тень.

— Что сидишь в темноте, — пробубнел дядюшка и, подволакивая ноги, пошел зажигать лампы.

Стеша выпрямилась. Руку отлежала напрочь, она не гнулась сама и казалась ледяной. Пальцы брякнули о столешницу, соскочив с края старой тетради, что была у Эйта в руках, когда он их с дядюшкой в кухне за секретами застал. Выпрямилась и случайно уронила лежащий на коленях рисунок. А дядюшка тут же его цапнул. И как успел?

Лампы разгорались неохотно. Стеше даже помочь захотелось, но она сдержалась. Дядюшка пытался рассмотреть рисунок, но у него не выходило.

— А вы что так долго? — попыталась отвлечь его Стеша, а то сейчас к лампе подойдет, рассмотрит и разворчится опять.

— Потому что, — туманно ответил дядюшка. — Храмовники с ума посходили. Засуха им, так эльфы виноваты, изловили кого-то и устроили… а кто рядом попался, заставили смотреть.

И Стеша сообразила, что дымом пахнет не от лучинки, которой дядюшка лампы зажигал, а от него самого. Страшным дымом и болью. Пока она сражалась со своими старыми страхами, Тома подошел к лампе, рассмотрел рисунок. И надпись. И в два шага оказался у стола, припечав несчастным листом прямо перед Стешей.

— Он тебе не ровня, не пара и не друг, глупое дитя! — воскликнул дядюшка и закашлялся, отвернулся, потом оперся на стол руками в синеватых венках и пятнышках, поднял покрасневшие от чтения слезящиеся блеклые глаза. — Он твой палач. Он клятву дал, Долг Служения, и его этот Долг изнутри живьем жрет и сожрет, если не будет исполнен. Не он один такой искатель, но он — первый из всех. И меч в запертых ножнах — для тебя. Или забудь, или сразу шею подставь.

— За что… Почему…

Тома вытащил ту самую тетрадь, которой во время сна касались Стешины пальцы, раскрыл, положил перед ней поверх рисунка и ткнул в страницу.

Достаточно было разобрать первое, написанное от руки, в таких же завитках и хвостиках, как на рисунке Эйта, слово — виен’да’риен, то, что должно прозвучать — как зашептал в ветром в ушах голос из сна, проговаривая все остальные.

— Потому что я — возрожденное пламя, — горько проговорила Стеша, отвечая сама себе, вытягивая вперед руки с пляшущим на ладонях огнем, в ярком свете которого блекли и выцветали на руках узоры из ало-голубых нитей. — Пламя, которое хотело быть весной… Чьей-нибудь… Пусть и не первой. А дождалась палача.

Едва Стеша усмирила дар и собиравшиеся хлынуть слезы, входная дверь скрипнула. В темном коридоре запнулись о коврик и ругнулись задницей, потом в проеме появился Эйт.

— А вы чего в темноте сидите?

Блики от так и не разгоревшихся как следует ламп двумя светляками отразились в его глазах, мигнули на сережке, прыгнули на гладкие навершия торчащих из-за плеча рукоятей.

Что она там хотела? Поцеловать, как только он войдет? Или сразу шею подставить?