(Не)настоящий парень

И как он себе это представляет?!

Дышать становится все труднее. Шея покрывается холодным потом, волосы неприятно липнут к коже. Нас поймают. Мне не отвертеться.

Закручиваю волосы в пучок, скрепляю резинкой, забытой Гелей у зеркала.

Соберись, Ида. И думай.

Шагаю на кухню, как на эшафот. Медленно, пытаясь дать себе отсрочку. Кидаю взгляд на дверь в прихожей. Если бы кухня не была прямо возле входа… Закусываю губу, представляя, что будет, если я просто открою дверь и удивлюсь, что Вова не в постели.

Ещё один отвратительный план.

Захожу на кухню и меня озаряет.

— Банки!

От моего вскрика мама, тихонько нашептывающая что-то папе, даже подскакивает.

— Я открыла балкон, — с чрезмерным энтузиазмом машу себе за спину. — Отнесете?

Пытаюсь не моргать так часто, но, когда волнуюсь и вру, веки сами работают, как дворники автомобиля в дождливый день. Поэтому я, как можно непринужденнее, прохожу в кухню и берусь за сахар, чтобы занять руки и была возможность отвернуться.

Так, папе три ложки. Маме — одна. Не звенеть так громко ложкой.

Слышу, как папа, кряхтя, поднимает поддон, мама комментирует, чтобы ухватился с другого бока. Они оба выходят, я несусь в коридор. Под их брань и звон банок аккуратно открываю замок и распахиваю дверь.

Да придёт спаситель!

Сильно помятый Вова с отпечатком постели на лице, проскальзывает внутрь, не произнося ни звука. Со скоростью анимешного ежа расстегивает куртку и скидывает ботинки. Я быстро пихаю его парку в шкаф, скомкав как попало, ботинки отшвыриваю к моим в угол.

Слышен хлопок балконной двери. Сердце подпрыгивает и учащает сердцебиение на пару сотню оборотов в минуту. Я разгибаюсь и утыкаюсь носом в голый торс. Что за???

— О, смотрите, кто проснулся! — в коридоре появляется папа, за ним мама.

— Доброе утро, — прочесывая лохматые волосы, зевает полуголый псевдо-парень.

Потягивается с громким стоном и протягивает отцу руку для приветствия.

Я все ещё пытаюсь прийти в себя. Мама, судя по взгляду, тоже. В коридоре довольно темно, но расписанный чернилами торс не усмотреть нельзя. Что за подстава, Курт?

— Не ждали вас так рано, — лучезарно улыбается он, закидывая руку мне на плечо.

Притягивает к себе и немного встряхивает, очевидно, пытаясь вывести из оцепенения. — Да, Заюш?

Я прилипаю к его обнажённому боку, вцепляюсь пальцами в проступающие ребра.

В нос бьёт сильный мужской запах. Видимо, бежал он долго и быстро. Пытаюсь растянуть губы в улыбке, но вижу мамино лицо, когда она опускает взгляд Вове ниже пояса, и возвращаюсь к оцепенению. Что она там увидела, что? Чем он вызвал этот суеверный ужас на лице?

Кидаю взгляд на наше отражение в зеркале и чуть не оседаю на пол. Вова успел стянуть не только верхнюю одежду и свитер. Перед родителями он предстал в одних семейниках с огромными якорями. И парус у этого корабля подозрительно раздувается.

— Что это такое? — шиплю я, отталкивая парня.

Родители только что скрылись в кухне, а я стараюсь не опускать взгляд ниже черты приличия. Хотя его туда тянет, словно магнитом.

— Это утро, детка, — подмигивает Вова. Тянется рукой на антресоль, где валяются шапки, и вытягивает оттуда свои штаны и свитер. Не будь он отъявленным жиголо, мог организовать курсы по скоростному раздеванию. Не могу не задаться вопросом: откуда такие навыки?

— Иди в комнату, оденься, — все так же шепотом говорю я.

— Ага, — он кивает, закидывает вещи себе на плечо и вальяжной походкой направляется к двери.

Я слегка зависаю на его расписанную чернилами спину и синие семейники, покачивающиеся в такт ходьбе. Кто вообще сейчас носит трусы до колен?

Спина с хвостом неведомого существа — я все ещё ставлю на дракона — скрывается за дверью, и только тут я выхожу из ступора. Комната ведь не та!

— Эй, — снова шиплю на него, заглядывая в проем. — Ты куда поперся!

Вова прочесывает волосы и оборачивается. Глаза — предатели! — всё-таки приклеиваются к парусу спереди. Работает Гелина теория о размере ласт и пропорциональной зависимости… Твою ж ма-а-ать. Когда семейники подают признаки жизни и кивают в мою сторону, я подскакиваю на месте и закрываю глаза ладонью. Со стороны псевдо-парня слышен совершенно не джентльменский смех.

— Где мои вещи? — доносится его хриплый голос.

— Там, — машу я свободной рукой, не отрывая вторую от лица. — В Гелиной комнате. То есть в нашей.

— Окей, — говорит он.

Секунду спустя я чувствую руки на талии и горячее дыхание на макушке.

— Сдвинься-ка, — подвигает меня с прохода.

Бедра касается что-то неприлично твердое, я предательски заливаюсь краской.

— Сходи в душ, — кидаю в татуированную спину, открывая глаза. — От тебя запах…

— Я бежал! — шепотом возмущается Курт, поворачиваясь на полпути.

— И я это ценю, — прикладываю ладонь к часто бьющейся груди.

— Ладно, — цокает он. — Штаны захвачу, — поворачивает в комнату.

— И майку, — иду вслед за ним. — И вообще, обязательно было появляться перед родителями в таком виде? — очерчиваю рукой его силуэт.

— Слушай, они бы все равно увидели татуировки, я не могу два дня дома ходить в свитере, когда отопление ишачит на полную. А так получилось правдоподобно.

Вова перебирает вещи, скинутые накануне на злосчастный стул, и вытягивает светло-серые спортивки. Закидывает на плечо и оборачивается ко мне.

Мы устраиваем переглядки, замерев напротив друг друга. Я уговариваю свою зрительную систему не подводить и не идти на поводу у инстинктов, снова изучая якоря на парашютах снизу. Но маленькая комнатка, сильный мужской запах и эти, особенно зелёные с утра, глаза делают со мной странные вещи. Мне становится очень жарко, лицо снова краснеет, пульс отбивается в самых странных местах: в спине, запястьях, внизу живота.

Я не свожу взгляд с ярких глаз, заныриваю в эти чистые воды до полного опустошения в лёгких. Это странное чувство. Незнакомое, пугающее. Может так начинается сердечный приступ?

— Можно? — нарушает тишину Курт.

— Что?

— Душ, — отрезвляет он.

Я отступаю от проема двери, который в очередной раз загораживаю, и позволяю Вове проскользнуть мимо меня. В этот раз без лишних касаний. Обойдёмся сегодня без инфарктов.

— Мне нужно уже бежать, — резко вспоминаю я. — Постараюсь быстрее, но ты останешься один с родителями. Справишься? — говорю с его спиной.

— Обижаешь, заюш, — оборачивается он. — Я профессионал, — подаётся вперед и касается моего носа. — Трунь!

Он отступает, хлопает дверь ванной, а я все так же стою, никак не восстановив двигательную функцию. Слишком много впечатлений для одного утра. Слишком много. * * *

«Твоя мать полезла по шкафам».

Первая смс застаёт меня в момент, когда я раздеваюсь на работе под пристальным взглядом зав. кафедрой. Явно поражающейся моей наглости, ведь я не удосужилась прийти даже к началу рабочего дня. И оправдаться не смогла: перед глазами так и стояли синие труселя парашютом, как тут объяснишься перед незамужней сорокалетней тёткой?[3]

«Носками под раковиной впечатлилась, я ж говорил!»

Прилетает, когда я уже ношусь от кабинета к кабинету, сверяясь с расписанием кураторов. Взмыленная, растрёпанная, запыхавшаяся. И вызывает улыбку.

Представляю глаза мамы-перфекционистки! У нас в доме в жизни папины носки не валялись, я до встречи с Вовой вообще считала, что история про «пометить угол» — миф.

«А где у нас тряпка?»

Вводит меня в ступор на очередном повороте коридора. Блин, зря туфли переодевала, ношусь, как угорелая, а они меня тормозят. Стоп. Зачем ему тряпка?

«А, не парься, уже нашел».

Приходит, когда я уже накатала половину ответного полотна. Стираю, все, что написала, кладу телефон в задний карман джинс и несусь дальше. Ещё два курса разнести нужно.

Когда возвращаюсь на кафедру, чувствую, что мне не помешал бы душ. Мало того, что бегала по этажам, как сумасшедшая, так ещё и перенервничала, представляя, что сейчас происходит дома.

— Анастасия Сергеевна, я всё, — тараторю, надевая пуховик. — Договоры, зачетки разнесла. Всех проинструктировала. Заявление написала, вот, — кладу листок с моей просьбой о неоплаченных отгулах на сегодня-завтра. — В пятницу буду. Спасибо Вам огромное! — вдеваю ноги в сапоги, хватаю сумку и направляюсь к двери. — До свидания!

Вылетаю за дверь, когда слышу очередной сигнал о входящем сообщении.

Задираю куртку чуть ли не до пупка, роняю сумку на пол, чтобы добраться до заднего кармана. Мимо проплывает группа студентов, кидают в меня ошарашенный взгляд и хохочут, стоит отойти на метр. Детский сад, честное слово. Но я всё равно заливаюсь краской. Вот так зарабатываешь репутацию, зарабатываешь, а потом один нелепый случай и все, никакого авторитета перед учениками. Хотя я всего лишь секретарь кафедры.

«Кажется, я спалился».

Не прибавляет мне настроения.

«Что? Как?»— пишу на ходу.

«Твоя мама попросила ноут что-то посмотреть, а я сказал, что у нас нет».

«И?»

Реально же нет. Я пользуюсь планшетом, у Вовы из имущества только спортивная сумка вещей и телефон.

«А у нее очень хорошая память и она заранее погуглила, что такое фриланс».

Черт. Я же сказала, что он вчера работал допоздна. Мама ничего не упускает.

«Скажи, что работаешь на планшете! У меня в комнате лежит в столе».

«Да поздняк уже».

Добивает он.

«Они спать пошли».

В метро еду, как на иголках. Соображаю, как красиво съехать с темы Вовиной работы. Придумываю тысячи диалогов, проигрывая коварные мамины вопросы и мои четкие и лаконичные ответы на них. У нее удивительная способность чувствовать ложь и бить точно в цель своими вопросами. Детектор лжи отдыхает.

А мы, как оказалось, очень посредственно подготовились.

Открываю дверь ключом, заготавливая счастливую улыбку, но не для кого.

Родители ещё отдыхают, дверь в мою бывшую комнату закрыта. Тихо раздеваюсь, прохожу по квартире. Вова обнаруживается на кухне.

В ушах наушники, смотрит что-то на телефоне. На нем огромная свободная футболка с Нирваной, и я невольно расплываюсь в настоящей улыбке. Знал бы он, как близок сейчас к совершенству. Опираюсь бедром на дверной косяк и впитываю момент. На моей кухне настоящая лохматая реинкарнация Курта Кобейна.

Вова чувствует мой взгляд или просто решает поднять глаза и натыкается на меня. Отвечает улыбкой на улыбку, выдергивает наушники из ушей и говорит фирменное хриплое «Привет».

Отлепляюсь от косяка, прохожу к столу, ставлю чайник.

— Завтракали? — спрашиваю его.

— Ага, — откидывается на спинке стула и потягивается. — Но я б ещё поел.

— Кто б сомневался, — фыркаю я. — Сейчас переоденусь и сделаю что-нибудь.

Организуешь чай пока? — открываю верхнюю полку пенала, тянусь за пачкой чая.

Очередное «ага» сопровождается скрипом ножки стула по полу.

Я тихонько крадусь в комнату Гели, достаю свои вещи, которые успела перенести сюда вчера частично. Переодеваю домашние штаны и футболку. Теперь мы очень гармонично смотримся с Куртом. Оба в монохромной гамме, оба одомашненные до безобразия. Распускаю «учительский» пучок на голове, с минуту оцениваю, оставить так распущенными в знак протеста маме или быть хорошей девочкой и не провоцировать ее. А потом вспоминаю, как Вова перебирал мои волосы пальцами, расправляя по спине и плечам, как сравнивал с фурией, нашептывая на ушко мурашечные слова, и оставляю волосы так. Для него.