(Не)настоящий парень

Глава 16

Ида

Из всех отстойных ночей, эта, пожалуй, займет почетное второе место. С первой конкурировать сложно: там были сопли, слезы и унитаз, над которым меня выворачивало, а тут просто тупая бессонница.

Хотя почему же тупая? Очень даже разумная, когда мозг все никак не хочет отключить функцию «думать» и доводит тебя до нервного истощения. Так что были и сопли на кулак, и слезы в подушку, и пару попыток словесного исторжения на объект негодования, но я не решилась. Слишком громким и жизнеутверждающим был его храп. Страдала молча и болезненно, в конце концов, отрубилась под утро.

Проснулась озлобленная, как ПП-шница в ПМС. Рано, мой псевдо-парень, по совместительству лицемер, как я здраво рассудила в темноте сегодняшней ночи, ещё спал, пуская слюни на наволочку с котиком.

Лохматый, с падающей на глаза белобрысой челкой и ужасно сексуальный.

Гадство!

Не будь за стенкой родителей, я б психанула.

Натурально так. Скинула мерзавца с кровати ногами. Прошлась по его «якорю» пяткой, а потом выставила за дверь в одних трусах.

Но у меня нет возможности психовать. Вот лежать и прокручивать в голове всю унизительность ситуации — есть, а показывать свой характер — нет.

Что может быть хуже того, что произошло вечером? Для молодой девушки, не связанной отношениями? Тереться своим… сорок пятым об меня, руками всю облапать, губами до сумасшествия довести и остановиться. Выстроить стену, захрапеть через пять минут.

Оправдать спецификой наших отношений не получилось. Да, все не по-настоящему, да, за деньги. Но он же не проститут, в конце концов, оба взрослые люди, оба хотели, никаких обещаний друг с друга не брали, счёт не выставляли. Почему нет?

Единственный вывод, к которому я пришла — он мудак. И дело не во мне.

После этого даже камень с души спал, слезы на щеках начали высыхать, и я уснула. А сейчас смотрю на это красивое лицо с вмятиной от подушки, на прямой нос с едва заметным проколом для пирсинга и подрагивающие ресницы, и опять начинаю путаться в мыслях. Не может быть проблема только в нем. Наверное, я что-то сделала не так, сказала что-то не то, как-то не так пахла. Не стоило брать его гель, не стоило с придыханием блеять, как долго об этом мечтала.

И так яро выражать свою к нему симпатию тоже. Папа всегда любил повторять, что мужчина любит дичь. Это инстинкт. Время от времени каждому хочется поохотиться, пострелять, изваляться в грязи по самые уши, промерзнуть до костей, чтобы награда была слаще и ценнее. Конечно, он почти наверняка не имел в виду никаких аналогий с доступными женщинами, но я всегда умела находить смысл между строк. И теперь жалею, что не постигла эту мудрость раньше. Просто так Вове не интересно.

А это, как я помню, девиз его жизни. Должно. Быть. Интересно.

Аккуратно переползаю через него, стараясь не зацепить длинные ноги и подозрительный парус посередине (может оно и к лучшему, что до главного мы вчера не добрались, вполне вероятно, ходить я бы сегодня не смогла). Смущённо отвожу взгляд, в конце концов, он мог подложить туда носок для вау-эффекта, как женщины с поролоном в бюстгальтере, и выскальзываю за дверь.

Нужен контрастный душ и кофе. Рецепт минимального счастья для этого утра.

В ванной я провожу неприлично много времени: буквально сдираю с себя горьковатый запах эвкалипта, мою голову, потому что мне чудится, что волосы тоже пропахли им и со злостью использую все, что стоит на бортике ванны. Гель, скраб, лосьон. Натираюсь до скрипа и блеска, чуть просушиваю волосы полотенцем и выхожу.

Квартира уже ожила.

Слышны приглушённые голоса, звон посуды и даже смех. Содрав с себя эпидермис, я чувствую себя менее раздражённой, поэтому практически без усилий натягиваю улыбочку и иду на свет.

Кухня вот уже второй раз за сутки напоминает вырезку из «Домашнего очага».

Мама с папой сидят за столом, горячо обсуждая какую-то насущную тему, у гарнитура стоит идеальный мужчина, рассыпающий чай по чашкам. Вова явно решил не шокировать моих родителей на дорожку и этим утром предстал перед ними в спортивных трико и футболке, висящей на нем балахоном. Он первый встречает меня взглядом, чуть сводит брови, вглядываясь в мое отстраненное силой духа лицо, и только потом здоровается.

— Доброе утро, Заюш, — делает шаг ко мне, мажет своими губами по моим и возвращается к приготовлению чая, уводя взгляд.

Голос звучал бодро и сексуально, но настолько фальшиво, что родители не могли не заметить.

— А вот и явление Христа народу, — шутливо подкалывает отец, замечая меня. — Мы уж думали, ты там утонула, хотели вызывать спасательную бригаду. Второй пошел, — отодвигает стул и встаёт, выходит из кухни.

— Зина, ну в самом деле, что можно так долго делать в ванной? — спрашивает мама.

— Она очень любит плавать с уточками, — влезает со своей остромтой Вова, ставя на стол две чашки с дымящейся жидкостью.

Бросает на меня ещё один взгляд, подмигивает. Я, не скрываясь, закатываю глаза.

— Утки утками, а она здесь не одна, — не понимает шутки мама. — Нам ещё на рынок заехать надо, позавтракали и в путь.

— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — отхожу к холодильнику, подальше от паршивца, безупречно отыгрывающего свою роль.

— Может, сначала переоденешься? — предлагает мама. Назидательно.

Бросаю свой взгляд на пижаму, ничего неприличного не нахожу, кроме выреза майки. Но, чтобы не распалять конфликт, все же иду в комнату. Мои лопатки провожает острый взгляд.

Скидываю пижаму, заматываю волосы в тугой пучок и накидываю домашнее платье. То самое, что надевала в прошлый их приезд. Не хочется натягивать штаны и футболку на влажную кожу, это неприятно, и тем более не хочется сливаться по образу со своим псевдо-парнем. Это странно.

На стадии поиска резинки или заколки для волос в дверь следует робкий стук.

Робость — это явно не про маму.

— Можно, — бурчу я, пока перерываю вещи на тумбочке. Господи, как мы умудрились за сутки такой бардак здесь развести?

— Как на счёт яичницы? — буднично спрашивает ввалившийся парень.

Прислоняется к дверному косяку, складывает руки на груди, впивается в меня взглядом. Чувствую его щекой.

— Хочешь сам приготовить? — спрашиваю, не оборачиваюсь. Блин, да где хоть одна резинка, когда она так нужна?

— Предлагаю тебе соорудить, а я поддержу морально.

— Пффа, — вырывается из меня фырканье.

Пришел тут, как ни в чем не бывало, про яйца задвигает. Неужели больше не о чем сказать?

Резко разворачиваюсь к нему лицом, опираюсь о тумбу позади. Волосы по инерции расплетаются из влажного пучка и опадают тяжёлой волной на спину.

— Ты ужасный человек, — полушепотом шиплю я.

— Без сомнения, — нахально улыбается он. — А ты та ещё фурия. Но это не отменяет того факта, что мы не закончили работу. Давай, соберись для финалочки, Заюш.

От «финалочки» по коже бегут мурашки, припоминая предыдущую партию нашего спектакля. Нет, повторять не будем, однозначно. Не после вчерашнего.

— Я собрана! — задираю голову повыше и выдерживаю раздражающе не верящий взгляд напротив.

— Не-а, — крутит он головой.

Как же он меня бесит!

Хватаюсь за одеяло, встряхиваю его, стягиваю с дивана. Иногда лучше молчать, чем говорить, меньше дров наломаешь. Вове эта истина неизвестна.

— Что ты делаешь? — спокойно спрашивает он.

— Ищу резинку! — рычу в ответ.

О, а вот и она. Наклоняюсь, тянусь до черной пружинки, вжатой в простынь.

Некстати вспоминается, кто и как ее с меня вчера стягивал. Зараза.

Выпрямляюсь, снова собираю волосы на макушке, прижимаю их резинкой, оборачиваюсь к наблюдающему за мной Вове.

— Пошли, — говорю я, делая шаг к нему.

— У тебя тут, — он прокашливается и проводит пальцами у себя вокруг шеи.

— Что?

— След, — переводит взгляд в окно.

— Какой ещё?..

Наклоняюсь к зеркалу на тумбе, осматриваю шею. Да чтоб тебя! Два отчётливых краснеющих следа от зубов. Кидаю гневный взгляд на Вову, он по-прежнему делает вид, что увлечен декабрьским рассветом. Стаскиваю футболку с кресла, натягиваю поверх платья, прикрывая ключицы.

— Я должен извиниться, — неожиданно подаёт голос мой псевдо-парень. — Это было более чем непрофессионально, — взмахивает ладонью, показывая на меня.

Чудесно. Именно таких слов я и ждала, чтоб почувствовать себя ещё большей дурой.

— Мы неплохо сработались, а мухи с котлетами я не смешиваю. Надеюсь, ты понимаешь.

Интересно, в этой красочной метафоре я муха или котлета? И так и так звучит отвратительно и бьёт по самолюбию. Я все ещё не плачу от обиды только потому, что от злости волосы на макушке натянуты так сильно, что моргать тяжело.

— Ничего личного, только бизнес, — сипло повторяю фразу, что однажды слышала из его уст.

— Ты все понимаешь, — приподнимает уголок губ Вова. — За секс мне ещё не платили и переступать эту грань мне бы не хотелось.

Я понятливо киваю, хотя не понимаю. Я бы и не стала платить ему за секс, даже мысли такой не возникало! Или его смущает, что все могло произойти, пока мы в товарно-денежных отношениях, а значит, приравнивается к проституции?

За завтраком я много думаю об этих его последних словах и том, какой смысл сама в него вложила. Обманываться я не привыкла, но будет глупо, если я даже не спрошу.

Мы провожаем родителей с двумя сумками, полными банок, до машины, по сложившейся традиции машем вслед удаляющейся машины. Как только та выезжает со двора, делаем шаг друг от друга.

Вова достает телефон из кармана и разблокирует его. Читает какое-то сообщение.

— Ну что, — вяло подаю голос, кутаясь в ворот пуховика. В спешке шарф натянуть забыла. — Соберём твои вещи и провизию?

— Ага, — что-то печатает на телефоне, разворачивается к парадной. Я плетусь за ним.

В лифте он продолжает супер важную переписку, не поднимая головы. В квартире расходимся по разным сторонам: он в комнату, я на кухню, так и не обменявшись ни словом. Достаю заготовленные заранее контейнеры, раскладываю по ним еду из холодильника, основываясь на уже изученных мной предпочтениях Вовы.

В коридор мы выходим одновременно, у него в руках большая спортивная сумка, у меня пирамида из контейнеров. Глупо ли надеяться, что на этот раз он сочтет это достаточным поводом для встречи вне нашего договора?

Я прикусываю щеку изнутри и переминаюсь с ноги на ногу, пока Вова одевается. В голове уже тысячи вариантов фраз, которые стоит бросить, и вопросов, которые поставят точку в моих сомнениях.

Курт выпрямляется, застегнув ботинки, и я понимаю, что время истекло. Мое с ним, его со мной. Сейчас или никогда.

— Мы на Новый год организовываем общий сбор, — передаю ему контейнеры. — Будет типа вечеринки. Толпа малознакомых людей, еда, — захожу с козырей. — У тебя есть планы на Новый год?

— Не особо, — хмыкает он, перекидывая спортивную сумку через плечо.

— Тогда приходи. Будет классно.

Вова смотрит на меня долгую пронзительную минуту, зелёной стрелой добираясь до самой души, а затем кивает.

Его «угу» отбивается в ритм сердца вместе с хлопнувшей дверью.

Он придет. Никакого самообмана.