Мой первый роман про…

Глава 33

Георгий

Слава смотрит на меня так, словно средневековый человек встретил-таки собакоголового, о котором ранее только слышал, и теперь глубоко поражён увиденным, но, помимо потрясения, объят противоречивыми рассуждениями… следует ли начать проповедовать последнему свою веру? Но и этот вопрос вызывает сомнения, ведь остается неизвестным, есть ли у получеловека душа…

А мне хочется сказать, что, помимо души, есть ещё потребность в здоровом сне — невозможном на односпальной кровати, если вы вдвоём не пропагандируете анорексию.

Ещё пару подобных ночей и шея разрешит мне повороты «не на регулярной основе».

К чему бессмысленные мучения? Я же не номер для молодожёнов предлагаю, в котором нас испугают метровые мутанты-лебеди из простыней, заглушив на пару дней мысли о сексе — практиковал однажды в Египте с бывшей женой.

Или писательнице все еще настолько со мной некомфортно?

Неужели…

Но вчера она раскрылась, обнажилась, и ведь не только физически… я не мог обмануться… Не мог. Или я подвид дурака обыкновенного, поспешивший идиот, который сейчас, всю проделанную ранее работу по прокладке моста к ее доверию, разрушил односпальной кроватью и самолично херакнул обратно в пропасть?

— Ты считаешь, это не вызовет лишних разговоров? — краснея, спрашивает цветочек.

— Каких разговоров? — удивлённо уточняю.

Последнее о чём я беспокоюсь, это о том, как администратор Рита ошеломленно поворачивается к Ольге и, потрясено качая головой, заявляет: Нет, ты подумай, они заселились в один номер! К чему мир катится!

Но Славина цепочка мыслей оставляет мою далеко позади, прорисовывая будущее без всяких карт или стеклянных шаров:

— Это же командировочные расходы, за которые ты будешь отчитываться? А, значит, бухгалтер Эры всё увидит и поймёт. И если так, то, скорее всего, может узнать и Римма Константиновна…

Имя моей матери она произносит едва различимым шёпотом, с широко открытыми глазами, отчего хочется громко и весело рассмеяться, но это, опять же, мост в никуда. Поэтому я беру руки девушки в свои и уверенно произношу:

— Слава, мне давно не пятнадцать, и я предпочитаю считать себя взрослым мужчиной. Мою мать в свою личную жизнь я не часто посвящаю, потому что, признаюсь, после развода с женой, у меня не было ни с кем ничего серьезного. Не хотелось, не интересовали, не цепляли, да и не видел никакого смысла. Мне нужна была легкость и только…

— Легкость и только… — повторяет она, и я вижу по взгляду, что её мысли, не дослушав меня, свернули не на ту тропинку и теперь разочарованно крошат сиротливо валяющиеся пожухшие листья.

— Да, раньше, до встречи с тобой. — не в холле гостиницы я собирался ей все это говорить, но, по выражению лица цветочка, понимаю, тянуть нельзя. Проговариваю медленно и слегка сжимаю маленькие ладошки. — С тобой я хочу большего. И трезво осознаю, что ты можешь не захотеть того же со мной, потому что мало меня знаешь, не готова… Да, и потом, я не совсем свободен. У меня есть дочь, которая для меня сейчас является всем. Знаю, как женщинам важно чувствовать внимание мужчины и сразу буду честен, я не смогу уделять тебе сто процентов своего свободного времени, но не потому, что не хочу, понимаешь? Не поэтому, цветочек. А потому что никогда не смогу обделить свою Аню. Но, поверь, если ты согласишься попробовать со мной, я обещаю сделать всё от меня зависящее для твоего счастья. И моя мать, в скором времени узнает об этих отношениях. Знаешь почему? Потому что для меня они по-настоящему важны. Пожалуйста, не пугайся. Не удивлюсь, если мы сейчас выступаем пешками в ее шахматной игре.

— Римма Константиновна? — только и шепчет непорочная в ответ и опускает глаза. Из всего сказанного, моя мать оказывается важнее всего…

Член прискорбно сообщает о том, как сильно разочарован во мне и моей речи. Вот он ночью показал себя великим полководцем, а я не оправдал его ожиданий и, несмотря на количество прочитанных книг, не смог сказать ничего толкового, способного ублажить слух женщины… поэтому он вынужден покинуть меня и провалиться в спячку.

— Хочешь забыть то, что было вчера, — резче, чем мне бы хотелось, произношу я и добавляю, — Или мы попробуем?

Кто тянет меня за язык? Что за необходимость выяснить всё на месте? С каких пор импульсивная нетерпеливость стала моим верным соратником? До этой ночи так хорошо и устойчиво держался, но, попробовав сладость цветка, растерял самообладание, а выносливость унесло течением?

— Давай попробуем. — несмело произносит пунцовая Слава, возвращая мне присутствие духа, а коварный знакомый в штанах, объявляет, что поспешил со спячкой, да и зачем она ему в такую чудесную погоду понадобилась?

Нежно целую писательницу и быстро подхожу к стойке ресепшена, меняя два номера на один люкс, а затем беру свою девушку за руку, и веду завтракать.

Если бы я рассматривал ситуацию со стороны, предположим, читал бы историю или смотрел кино на большом экране, то обвинил бы героя в чересчур поспешных поступках и выводах. Не рано ли нацеплять статусы, когда знакомы меньше недели, когда не прожиты встречи среди обычных будней спешащей Москвы.

Разве смешит людей не тот, кто спешит?

Но в данном случае я не спешу. Нисколько. Мой дед рассказывал, что знал бабушку ровно день, до того, как решил сделать ей предложение, и я в свои семнадцать лет искренне над ним потешался.

«Чего головой размахиваешь? Смотри, оторвет. — смеясь, ворчал старик. — Мы и поговорить успели и поспорить, и пошутить, и поругаться, так что в гневе я ее порядком представлял и понял, устраивает меня Валюшка.»

А мне, должно быть, хватило одной водочной ночи… Ночи признаний одной непорочной писательницы порочных романов, которая заворожила своими откровениями и обернулась для меня самым желанным и загадочным цветком…

И вот я сижу и с улыбкой наблюдаю за тем, как она зачитывает своим юным поклонникам отрывки из новой книги, как они с интересом ловят каждое слово, а затем наперебой осыпают ее тоннами вопросов. Смотрю и понимаю, как боюсь одного важного момента.

Момента знакомства Славы с моей дочерью.

Ведь если она не понравится моей Анечке, я понятия не имею, что буду делать.