Морок и Пламень

Глава 19. Пламя и Страх

Мир в душе Салли постепенно уступал место тревоге, пока она смотрела в пустой проём окна, где только что стоял Джек. Так безоблачное небо заволакивают сначала лёгкие облачка, потом они сереют, наплывают, и не успеешь оглянуться — ты уже стоишь под сплошным низким пологом туч и пытаешься вспомнить: что это — голубое небо? Что это — солнце? Это было полчаса или полжизни назад?

Нет, Салли по-прежнему чувствовала непередаваемые уверенность и лёгкость, которые влились в её душу в огне Эостре. Грубый и ехидный внутренний голос, не её голос, сопровождавший её всё существование, замолк, как она надеялась, навеки. В голове не толклись беспорядочные мысли, не раздирали противоречия, и Салли бы ощущала свою душу как безмятежную гладь воды, но… Сейчас эту гладь возмущал внешний шторм: тревога за другого. А механическое сердце вторило неравномерной, то нарастающей, то затухающей пульсацией.

Салли попыталась сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас.

Вот Джуэл любезно приглашает Мэра на чашечку чая. Мэр сияет, как солнце-тыква, и идёт за ней. Вот Гарик получает собачью печеньку за бдительность. Вот ведьмы собираются уходить. Довольная Зельдаборн щебечет, как девчонка, которой подарили новое платье, и кокетничает направо и налево. Как будто не удушающий туман над городом и не загадочно пропавшие кости, которые сейчас, возможно, ходят по городу и невесть что творят, а внеочередной Хэллоуин. Вот хмурый Финкельштейн уже подпихивает её к выходу. На него её бесстыдные, чарующие взгляды никогда не действовали. Вот Хельгамина замыкает шествие, и её лицо, как всегда, непроницаемо.

Салли с некоторым отставанием пошла следом проводить ведьм. Если они сами к ней не зайдут, сидеть ей теперь в добровольном заточении до Вальпургиевой ночи…

Зельдаборн уже была у входной двери, Хельгамина чуть отстала, и до Салли донеслись тихие слова Дока с середины пандуса:

— Спасибо… Хельги. Я сожалею… О сделанном и о несделанном…

Хельгамина ответила понимающим кивком, чуть сжала его руку и, встретившись глазами со стоящей наверху Салли, слегка улыбнулась ей.

Повинуясь внезапному порыву, Салли сбежала по пандусу и крепко обняла сначала одну ведьму, потом другую.

— Спасибо! Вы спасли мне больше, чем жизнь!.. Вы… — И она разрыдалась, но как-то по-светлому.

Хельгамина гладила её по волосам, а Зельдаборн лукаво улыбнулась и весело сказала:

— А то! У нас на тебя большие планы! Раз Верховной ведьмой для тебя быть слишком мелко, мы не откажемся от такой шустрой подмастерья!

Салли рассмеялась сквозь слёзы. Как она привязалась к этим разным, озорным и по-своему заботливым сестрам! Никогда у неё не было ни матери, ни старшей сестры… Джуэл появилась недавно и не была ей близка, слишком послушная их создателю и закрытая как существо…

Ведьмы пожали Салли на прощание руки и ушли. И она опять осталась в такой привычной, такой порой ненавистной ей башне, которая, по сути, пока являлась её единственным домом. А будет ли у неё когда-нибудь другой — только Хэллоуин знает.

У двери стояла метла Птица, и что-то розовелось в её ветвях. Салли нагнулась и с удивлением обнаружила крохотный цветочек олеандра, запутавшийся в прутьях. Бережно взяла его и, вытащив из-за пазухи маленькую бузинную палочку, приложила цветок к ней. Бузина — символ жизни в смерти и смерти в жизни. Цветок с расцветшей мёртвой ветки. Единство и борьба противоположностей.

Я положу вас вместе, и вместе вы когда-нибудь напомните мне об огне Эостре и дне, когда я стала собой.

Салли отнесла палочку и цветок в свою комнату и спрятала в тайник. Потом присела на кровать и задумалась. Спать не хотелось, несмотря на бессонную ночь, — огонь Эостре ещё струился во всём теле и наполнял бодростью. Кроме того, Салли подспудно боялась сна: а вдруг кошмар никуда не делся, неподвластный очищающему огню?.. Она зябко обняла себя за плечи. Надо пойти к Доку и попросить какой-то работы, а то так и с ума сойти недолго от беспокойства и бездействия… Салли встала, сделала два шага по направлению к двери и чуть не упала. Никогда ещё боль не была такой сильной. Как будто… её пронзили кинжалом в спину, и острие вышло через грудь. Дыхание остановилось, в глазах потемнело. Натыкаясь на стены, Салли ощупью выбралась из комнаты. Неровным шагом преодолела слишком крутой пандус. Рукоятка метлы. Как якорь в бушующем море. Уходящий из-под ног пол… Дверь… Вверх…

И резкий рывок за руку.

Салли попыталась сфокусировать взгляд на лице того, кто ей мешает. Опять он… Она вяло дёрнулась, но тот был сильнее.

— Пусти…

— Э, нет! Куда собралась? Тоже хочешь протаранить поле? Оно выдержит твоё захудалое тельце, поверь.

— Мне… надо лететь… к нему…

— Никуда ты не полетишь! Мало тебя чинили?! Только что «парой слов» обменялись, что, уже «разобралась в себе»? Сорок дней минуло?

— Может, он там умирает… Никогда… не было… так больно…

— С чего это тебе больно-то? Только что тут вещала, как самая умная.

— Вы не поймёте…

— А ты попробуй.

Салли с сомнением посмотрела на своего создателя. Соображала она плохо. Но почему-то вдруг решилась. После огня Эостре ей хотелось верить в лучшее, доверять окружающим… И она кратко и сбивчиво, насколько позволяла ей режущая боль в груди, рассказала Доку про механические сердца. Тот выслушал её, ни разу не перебив, и задумчиво почесал мозг.

— Как они выглядят? — спросил он негромко и как-то мирно. Но руки её не выпустил.

— Как… механизмы. Я не знаю… Странно, что вы не видели, ковыряясь во мне. — Салли попыталась вывернуться. — Пустите.

— Ладно, — неожиданно покладисто согласился Финкельштейн. — Тебе плохо. Ты не пролетишь и трёх метров. Пойдём в лабораторию, я тебе дам тонизирующее, и сразу…

Салли удивлённо опустила на него глаза, она-то думала, что придётся вырываться силой или опять обманом. Небольшая задержка, и она полетит.

Салли в нетерпении поднялась вместе с учёным в лабораторию и смотрела, как тот, повернувшись к ней спиной, набирает в шприц какую-то жидкость. Укол — дело привычное. Салли еле дождалась, когда игла выйдет из её плеча, и сразу вскочила, бросившись к выходу. Но не сделала и двух шагов. Пол вдруг оказался слишком близко, холодный и твёрдый, и руки даже не успели смягчить падение. А потом — темнота перед глазами, тёплая лужица крови из рассечённого лба и одеревеневшее тело. Цокающие каблучки прибежавшей на шум падения Джуэл. Обездвиженную Салли поднимают, кладут на стол, обрабатывают рану… Последнее, что она слышит:

— Будет в башне сидеть. Я сказал. Дых-ханье лягушки!..

И только потом — боль в груди, боль бессилия, боль обмана... И снова — беспамятство.

* * *

На Повелителя тыкв наступали скелеты разной степени сохранности. Кто-то спотыкающейся походкой, кто-то более ровной и мягкой. Обрывки одежды обнажали белые кости, глазницы смотрели с тупой злобой, рты щерились в оскалах.

Кое-кого Джек даже узнал — своих бывших соратников на службе у Уги. Эти станут самыми опасными соперниками, если нападут. Заметив у многих из них в руках кинжалы, он поправил сам себя: когда нападут.

По правде сказать, Джек не сильно боялся. У него был кинжал, огонь и ещё одно важное преимущество: он не был зомби-скелетом. Но не должны по Хэллоуин-тауну вот так запросто бродить толпы непонятно откуда взявшихся скелетов. Всё это очень дурно пахло. Как мешок с жуками.

Скелеты подошли уже совсем близко, и Джек разглядел потёки мутно-зелёной слизи, то тут, то там покрывающие их одежду и кости. Через прорехи и рёбра было видно, что в их грудных клетках копошатся мерзкого вида твари.

Джек извлёк свой длинный кинжал из ножен и тоже оскалился как можно более зловеще. На наступающих это не произвело ровно никакого впечатления, они даже не замедлились. Вперёд их гнала чужая воля, а инстинкт самосохранения они утратили после своей второй смерти вместе с разумом.

Доба и Боба, или как там их звали на самом деле, среди них не было, и Джек почему-то почувствовал облегчение от этого. Всё-таки они помогли ему в схватке с ругару…

Последние несколько шагов... Передний ряд скелетов лавиной накатился на него, стремясь смять и опрокинуть. У этих даже не было оружия, и Повелитель тыкв в буквальном смысле разбросал их несколькими точными и сильными ударами кинжала, оставив на земле бесформенные груды костей вперемешку с расползающимися во все стороны личинками.

Но дальше шли его бывшие соратники, которые тогда ничем ему не уступали в искусстве владения оружием, а в опыте даже превосходили — они-то не избегали кровавых поручений Уги… Джек понял, что пора зажигать огонь, надеясь, что не зря провёл предыдущие два дня, пробуя вызывать Хэллоуинское пламя на разные лады.

Он сосредоточился, ожидая ощутить внутри уже знакомый щекочущий жар… Но что же это?! Только лёгкий тёплый ветерок колыхнулся в грудной клетке, и вместо огненного шара на ладони мелькнула и исчезла искорка. То, что раньше проявлялось сначала нежданно и даже против воли, а потом всё более и более осознанно, но всегда ярко и мощно, теперь так же внезапно исчезло. Первая нелогичная мысль: "Я теперь смогу быть с Салли!" — угасла, как потухшая искра. "Да, если переживу этот бой". Теперь надежда только на сталь, ловкость и разум.

Враги, словно почувствовав неуверенность Повелителя тыкв, расплылись в злорадных оскалах (их или их кукловода?) и подняли свои кинжалы. Секунда — и они напали. Джек как будто вернулся в далёкое прошлое, когда все они днями напролёт бились друг с другом во дворе разрушенного ныне дворца Бугимена.

Внимание полностью поглотило сверкание клинков, звучный лязг стали о сталь, череда хлёстких ударов, блоков, плавных перестроений.

Джек мельком порадовался, что скелеты не сообразили навалиться на него всей оравой. Они только мешали друг другу, безоружные лезли под руки вооружённым и сами рисковали лишиться конечностей.

Пока Джек ещё справлялся: всё-таки зомби-скелеты были убиты, потом оживлены, полтора века пролежав в земле, и поэтому растеряли былое мастерство. Но не до конца. Джек чувствовал, что долго с такой сворой он сражаться не сможет. В перерывах между ударами он пытался оживить в груди Хэллоуинское пламя, но его жар еле теплился, как тлеющий уголёк, уже утративший багровый цвет. Дымный смрад вызывал жжение во рту, в глазницах, в груди. Его соперников, похоже, это не донимало.

В основном они не имели тактики, но трое знакомых действовали более слаженно, чем остальные. Не успел Джек среагировать, отвлечённый атакой, как пара скелетов зашла ему за спину. Раздался неприятный скрежещущий звук стали по кости, и в следующий миг Джек уже смотрел на острие кинжала, торчащее из собственной груди. То ли они забыли, что скелетам подобная рана не сильно повредит, то ли наоборот — знали слишком много…

Сердце… Мысль об этом придала Джеку сил, и он неистово крутанулся, своим телом вырывая оружие из руки пронзившего его. Рёбра треснули, но это не смертельно — при условии, что сегодня он выберется отсюда, не превратившись в сырьё для зомби-скелета.

Джек нырнул под кинжал второго, ещё вооружённого скелета, и неожиданным ударом снизу вверх вогнал свой клинок под солнечное сплетение так, что острие, пройдя внутри грудной клетки, глубоко вошло в череп через нижнюю челюсть. Он дёрнул — и грудь соперника распалась напополам, а челюсть отлетела на несколько шагов. Скелет с лёгким стоном осел на землю и больше не встал. Повелитель тыкв закинул длинную руку за плечо и вытащил из спины чужой кинжал, короче и шире, чем у него. Два клинка крест-накрест — и проткнувший его скелет лишился черепа.