Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные

Проверка делом: материальные блага от современной Церкви

Но неужели выгоды от религии столь никчемны? Недавнее исследование Корейской христианской Церкви, расположенной в Хьюстоне, штат Техас – вот наше противоядие от списка Яннакконе (Kwon, Ebauch and Hagan 1997). Прихожане Корейской Церкви в Хьюстоне – это в основном недавние иммигранты, многие из которых прибыли в США без денег, не имея ни жилья, ни друзей и не зная английского языка. После вступления в Церковь они тут же были вовлечены в сеть социальных связей, в том числе и дружеских, получили помощь и ясные перспективы. Построенная на этнических началах, эта Церковь может учесть особые потребности своих прихожан. Вновь прибывшим помогают купить машину, найти жилье, трудоустроиться или получить рекомендации в семью на место няни; сведения о них подают в социальные страховые службы; им предоставляют переводчиков, их встречают в аэропортах, в случае болезни или родов навещают в больницах; детей регистрируют для поступления в школу; им оказывают содействие в обращении за получением гражданства или в ведении судебных дел, – перечень материальных благ можно продолжать долго[54]. Новых единоверцев зачастую принимают на работу те, кто уже укоренился в американском обществе и имеет свой бизнес; наниматели также выигрывают от такого найма. Приведенный ниже автобиографический рассказ подводит итог огромным материальным выгодам, полученным одним из прихожан:

Может показаться, что этот человек думал только о материальных выгодах, что и дало ему стимул для вступления в такую Церковь. Но не стоит спешить с такими выводами. Как мы уже отмечали, практическая сторона религии не отрицает других ее сторон – ни духовной, ни метафизической: они сочетаются и усиливают друг друга. Члены Корейской христианской Церкви получают духовные блага, которые считаются столь же важными, как и блага материальные, – эмоциональную поддержку, чувство принадлежности, уважение, которого так недостает в их статусе в американском обществе. Вот рассказ о мистере Киме. Он прибыл в Америку еще до того, как в Хьюстоне возникла Корейская Церковь, но тем не менее вступил в ее ряды уже успешным бизнесменом:

Возможно, мистер Ким, присоединившись к Церкви, получил и финансовую выгоду – прихожане могли стать его работниками или потребителями его услуг, – но я готов принять за чистую монету его признание об удовлетворении эмоциональных потребностей. Я не думаю, что люди руководствуются исключительно материальными интересами – и, тем более, только интересами эгоистичными (Sober and Wilson 1998; Wilson and Sober 2001). И то, что мистер Ким делился своим благосостоянием, обменивая доллары и центы на чувство причастности к чему-то большему, кажется мне вполне правдоподобным. А особенно остро человеку требуется уважение. Мистер Сон, 68-летний диакон церкви, в Корее был профессором колледжа, но американские университеты его не приняли, и в конце концов ему пришлось открыть цветочную лавку. Я нахожу убедительным, что уважение, оказываемое ему как пресвитеру церкви, было для него важнее материальных выгод. Возможно, он бы и по доброй воле потерял в деньгах, чтобы заслужить уважение. Потребность в уважении для человека – базовая, но корейцы особенно ценят это чувство, а к корейским иммигрантам его проявляют крайне редко – и потому Корейская Церковь в Хьюстоне учредила немало «официальных» должностей, наделяющих формальным статусом лиц, их занимающих[55].

В рассказе, приведенном выше, встретился термин «малая группа» (англ. cell group, «группа-ячейка»). Это новый тип социальной организации, так называемого пастырства в малых группах; в Южной Корее его не так давно начали развивать двое священников. Прихожане церкви проживают в городском округе Хьюстона, и в дополнение к еженедельным воскресным храмовым службам, которые проводятся в главном священном месте для всех, кто входит в Церковь, они встречаются каждый месяц в малых группах, от двадцати до двадцати пяти человек. В каждой ячейке – двое лидеров; они отвечают за координацию деятельности группы и за встречи, проходящие поочередно в домах прихожан. Цели встреч – богослужения, трапезы и просто досуг в хорошей компании. Новых прихожан приписывают к «малой группе», которая становится их семьей и отвечает за оказание им помощи в повседневных проблемах их новой жизни. Так Церковь активно участвует в социальных взаимодействиях в малом масштабе даже после того, как число прихожан возрастает многократно.

Малые группы весьма изобретательно интегрируются в большую Церковь. Хьюстон разделен на пять районов, к каждому из которых приписаны приходящий священник и пресвитер (Женева времен Кальвина примерно так же делилась на сектора). Ежегодно в границах каждого района члены одних малых групп переводятся в другие малые группы – так расширяется круг общения каждого прихожанина и предотвращается соперничество домашних групп друг с другом. Самое своеобразное новшество – система почтовых ящиков, установленных на входе в главное церковное здание. У каждого прихожанина свой ящик, а у каждой малой группы – свой отдельный кластер. Почтовые ящики не только доводят информацию от Церкви до прихожан – что ясно и так, – но и служат для наблюдения и контроля. Если церковный бюллетень остается в ящике, церковная администрация, лидеры малых групп и их члены знают, что кто-то не посетил воскресную службу. Обычно такому человеку на следующий день звонят по телефону и доставляют на дом бюллетень и пленку с записью проповеди. Одним ловким ударом Церковь быстро помогает своим заболевшим членам (состояние здоровья – одна из причин отсутствия на службе) – и в то же время все видят, что приверженность прихожанина ослабла (это другая причина отсутствия).

Пастырство в малых группах работает настолько эффективно, что и другие христианские деноминации рассматривают возможность заимствовать этот организационный прием (равно так же копировали пять веков назад социальную организацию кальвинистской Церкви). Вместе с этим оно не позволяет корейским иммигрантам полностью ассимилироваться с американским обществом. Возможно, по этой причине оно не столь популярно у второго поколения «американских» корейцев. Вот как молодой человек описывает религиозную вовлеченность родителей:

Итак, та же самая Церковь, что предоставляет возможности недавним иммигрантам, может ограничивать возможности для их детей. К этой проблеме я вскоре вернусь.

Этот пример даст нам несколько прекрасных уроков, когда мы начнем оценивать современные обществоведческие труды, посвященные религии, с более общих позиций. Во-первых, он показывает, что нам не нужно углубляться в прошлое на пятьсот или на две тысячи лет, чтобы найти Церкви, которые дают «своим» твердую чистую прибыль, выраженную в исключительно материальной форме. Во-вторых, он позволяет предположить, что материальными выгодами все дело не ограничивается. У людей есть душевные нужды, но те потребности, на которые указали Квон и другие прихожане (эмоциональная поддержка, чувство причастности к чему-то большему, уважение), отличаются от более привычных «религиозных радостей», перечисленных Яннакконе, и более знакомы нам. В-третьих, он демонстрирует, что выгоды и степень строгости Церкви, необходимая для предоставления благ, зависят от обстоятельств. Корейская Церковь в Хьюстоне не очень строга, несмотря на свою искусно устроенную систему почтовых ящиков. И ей не нужно такой быть: у ее прихожан и так мало перспектив. При этом выгоды, столь ценные для недавно прибывших иммигрантов, становятся ничтожными для их детей – ведь даже духовные блага они могут получить и в другом месте. Строгость не требуется, чтобы удержать родителей, и никакая строгость, сколь угодно великая, не смогла бы удержать многих детей. Этот вид зависимости от обстоятельств нельзя игнорировать при изучении религии.

Блага, предоставляемые именно этой Церковью (для родителей), выглядят столь очевидными, что нет нужды их измерять. Однако предположим, что скептик скажет: измерьте эти выгоды. Тогда мы идем на автобусный вокзал в Хьюстоне и отслеживаем первую сотню прибывших корейцев. Пятьдесят из них не имеют ни денег, ни социальных связей. Другие пятьдесят тоже без денег, но связи у них есть, и к Церкви эти связи отношения не имеют. Возможно, их родственники в Корее имеют деловые интересы в Хьюстоне и уже позаботились и о жилье, и о работе. Вся сотня хорошо умеет подсчитывать затраты и прибыли, о чем бы ни шла речь – хоть о материальных нуждах, хоть о привычных духовных ценностях. Пятьдесят корейцев без социальных связей тут же решают присоединиться к Церкви. Так решают поступить и некоторые из второй «полусотни»; оставшиеся пользуются своими социальными связями. Как ученые, мы покорно сравниваем материальное и духовное благополучие тех, кто стал частью Церкви, и тех, кто к ней не присоединился.

Разумеется, такое сравнение некорректно. Если наша сотня корейцев и правда проницательна и умна, тогда те, кто не присоединился к Церкви, преуспеют более, чем те, кто стал ее частью: в конце концов, у них была возможность присоединиться, и они воздержались. Но есть и приемлемое сравнение, просто оно более тонко. Мы должны сравнить материальное и духовное благополучие присоединившихся с мнимым представлением о том, каким бы стало их благополучие, если бы они не присоединились к Церкви. Возможно, задача потребует усилий, даже если мы измеряем разницу между процветанием и нищетой. Вероятно, для сравнения мы можем найти город, принимающий корейских иммигрантов, но без Церкви, столь замечательно «приспособленной» к их нуждам. Может быть, у нас получится измерить благосостояние корейских иммигрантов, прибывших в Хьюстон до того, как там возникла Церковь. Или мы можем положиться на то, что некоторые иммигранты в Хьюстоне об этой Церкви даже не слышали. Для того чтобы верно сравнить те случаи, когда люди разумно совершают выбор с учетом нескольких ограничивающих факторов, требуется осторожность – особенно если многие из этих ограничений исследователю неизвестны.

На первый взгляд, я проанализировал Корейскую Церковь в Хьюстоне, словно расчетливый экономист, которого волнует лишь итоговая сумма в графе «максимизация полезности». Однако мой анализ совершенно с другой планеты. Он не имеет ничего общего с экономическим подходом к религии в ее современной форме. Вся проблема – лишь в теории рационального выбора: она прекрасно предсказывает последствия максимизации общей полезности в широком плане, но оказывается слабой, когда нужно предсказать конкретное содержание полезности. «Запитайте» теорию рационального выбора от материальных выгод и нескольких привычных духовных ценностей, и она сама придет к тем выводам, какие вывел я. «Подключите» другие виды пользы – и выводы будут иными. Возвращаясь к сравнению с кораблями, с которого я начал главу 2, скажу, что теория рационального выбора похожа на мощный флот эсминцев, утративших верный курс. Чтобы вернуть этот флот под контроль, нам нужно знать кое-что о специфическом содержании общественной полезности. Именно здесь, где потерпела неудачу теория рационального выбора, эволюционная теория может достичь успеха.