Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные

Пример 2: Иудаизм

Иудаизм входит в число наиболее влиятельных мировых религий благодаря как своим собственным достоинствам, так и тому влиянию, которое он оказал на христианство и ислам. Иудейская религия уже привлекла внимание эволюционных биологов, заинтересованных в поведении людей – отчасти потому что немногим культурам удалось сохранить свою идентичность на протяжении столь долгого времени или оставить столь обстоятельные документальные свидетельства о законодательстве, верованиях и истории (Hartung 1995a, b; MacDonald 1994, 1998a, b). Я проведу анализ иудаизма, но рассмотрю эту религиозную традицию в целом, а не какое-то ее отдельное направление, характерное для какого-либо времени или места. Такое увеличение масштаба не должно оставить в тени ту существенную неоднородность, что имеет место в иудаизме – впрочем, как и во многих иных религиях.

Я уже отмечал, что религиозные предписания, те же Десять заповедей и Золотое правило этики, явно адаптивны на уровне групп. Почти до боли очевидно, что группы, соблюдающие эти правила, будут действовать как адаптивные единицы – по сравнению с группами, которые таких правил не придерживаются. И чем больше изучаешь иудаизм, тем больше подтверждается это впечатление. Десять заповедей – лишь вершина айсберга предписаний, которые, по крайней мере в намерениях, неимоверно подробно и точно регламентируют поведение тех, кто входит в группу. Неудивительно, что Дюркгейм, сын раввина, делал акцент на мирской пользе религии[45].

На общем фоне того, что предписывал народу израильскому Танах – Еврейская Библия – выделяются два факта. Во-первых, израильтяне получили наставление: плодитесь и размножайтесь. Их религия велела им быть успешными в биологическом плане. Возможно, иногда направления двух эволюций, культурной и биологической, расходятся – но в данном случае они сошлись. Во-вторых, народ Израиля получил два набора наставлений: о поведении внутри группы и об отношении к чужакам. Это основа завета между Богом и Авраамом. Ожидалось, что израильтяне будут милосердны друг к другу и станут выполнять все те действия, что типичны для иудеохристианской этики, как то показано в следующем отрывке из Второзакония (15:7–10):

А как вести себя с теми, кто входит в другие группы? Это в высшей степени зависело от обстоятельств. Второзаконие 24:21–22 предписывает: «Когда будешь снимать плоды в винограднике твоем, не собирай остатков за собою: пусть остается пришельцу, сироте и вдове; и помни, что ты был рабом в земле Египетской: посему я и повелеваю тебе делать сие». Примерно так же гласит и Книга Левит 19:33–34: «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его: пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской». Впрочем, во Второзаконии 20:10–17 тот же самый милостивый Бог предлагает в отношении других групп вот такие наставления:

В тот период своей истории народ Израильский был воинственен, и неудивительно, что израильтяне должны были получать от религии именно такие наставления о том, как вести себя со «своими» и с «чужими». То же самое можно сказать и о большинстве этнических групп, где даже словом «человек» часто обозначают лишь «своих» (Levine and Campbell 1972). Да и современные религиозные группы, не основанные на этничности, в этом аспекте не отличаются. Когда католический священник в 1533 году порицал протестантов Женевы – те, в свою очередь, винили его самого в том, что он «хулит Бога, веру и нас, оскорбляет нашу честь и зовет нас евреями, турками и собаками» (Collins 1968, 87). Конечно, я не первым укажу на эти хорошо известные факты. Однако эволюционная биология в общем и теория многоуровневого отбора в частности могут объяснить эти факты лучше, чем какая-либо другая научная конструкция или интеллектуальная традиция.

Широко распространена тенденция считать этику ингруппы – или, иными словами, нравственное поведение, проявляемое лишь по отношению к «своим» – лицемерной. Она вызывает некий род морального возмущения, особенно интенсивного, если дело касается иудаизма (напр., Hartung 1995a, b). В конце концов, не является ли религия, одновременно исповедующая Золотое правило этики и наставляющая своих адептов в том, как осуществлять геноцид, последней стадией лицемерия? Эти двойные стандарты действительно лицемерны с точки зрения, согласно которой все люди подчиняются единой этике. И я искренне заявляю, что эта точка зрения достойна похвалы. К ней нужно стремиться в будущем, и ее можно воплотить в жизнь – хотя бы в принципе. В то же время она дает весьма слабое теоретическое основание для понимания природы религий и других этических систем – в их нынешнем и прошлом облике. Мы уже отмечали: только теория многоуровневого отбора уникально подходит для того, чтобы предсказать и благую суть внутригрупповой этики, и по крайней мере три формы человеческого поведения, которые кажутся аморальными с разных точек зрения: поведение в отношении других групп, принуждение к соблюдению этических правил внутри групп и эгоистичное нарушение этических правил внутри групп. Вместо того чтобы просто называть двойные стандарты Танаха лицемерными, многоуровневая теория отбора их объясняет. Ни одна другая теоретическая конструкция не подходит для объяснения хорошо известных фактов из истории иудаизма и других религий. По крайней мере, я считаю именно так.

Хотя двойные стандарты Еврейской Библии вообще типичны для религий и этнических групп, иудаизм более примечателен еще и в иных отношениях. Время существования большинства культур и этнических групп исчисляется всего лишь веками – затем они смешиваются с другими культурами и этническими группами и становятся неразличимы в своем прежнем качестве. А иудаизм, вопреки абсолютно всему, поддерживал свою культурную идентичность на протяжении тысяч лет как религия народа, не имевшего своей земли и рассеянного среди других народов. Легко объяснить устойчивость культуры, которую защищает военная мощь или географические барьеры – но нечто в иудаизме оказалось сильнее, чем меч или даже горные кряжи и океаны. И здесь нужно задать два вопроса. Первый: как еврейские общины сумели остаться культурно изолированными, находясь в составе тех народов, на землях которых жили? Второй: если учесть данную культурную изоляцию, как еврейские общины выжили в частых гонениях? Механизмы культурной изоляции

Культурные и этнические меньшинства зачастую изолируются более крупными культурами, в среду которых погружены. Еврейские общины такую изоляцию определенно испытали. Однако многие версии иудаизма, помимо того, заключают в себе очень сильные изоляционистские механизмы. Отмечу еще раз: эволюционные биологи не первыми указывают на этот хорошо известный факт, с готовностью признаваемый и самими иудеями. Прейгер и Телушкин (Prager and Telushkin 1983) даже считают оскорбительным мысль о том, будто иудаизм определен антисемитизмом: тогда бы устранение второго вело бы и к исчезновению первого.

В главе 2 я привел предсказание Яннакконе (Iannaccone 1992, 1994), которое гласит, что суровые религии обретают силу, изолируя «своих» от остального общества и тем самым превращая сотрудничество внутри группы в лучший вариант. Изоляционизм – это не внешнее ограничение, а сущностная особенность религии. История иудаизма полна примеров этого общего принципа. Хорошо известны такие механизмы обеспечения изоляции, как обрезание, пищевые запреты, одежда, язык, специальные законы, направленные против половых и социальных контактов… Вот один пример из постановления еврейского духовенства Франкфурта в 1603 году: «Если будет доказано, что какой-либо еврей пил вино в доме нееврея, да будет воспрещено любому иному еврею жениться на дочери этого, или дать ему кров над головой, или позвать на чтение Торы, или позволить ему исполнить какой-либо обряд веры» (Finkelstein 1924, 260).

Еще раз скажу: важно помнить, что иудаизм, как и другие ведущие религиозные традиции, представлен множеством особых направлений, составляющих вкупе целый спектр – от крайнего желания отделиться от общества до столь же сильного стремления к ассимиляции. Такой спектр существовал во всей истории иудаизма вплоть до наших времен: я покажу это более подробно в главах 5 и 6. Тем не менее самые строгие и самые стойкие версии иудаизма можно точно охарактеризовать как культурные цитадели, удерживающие «чужих» снаружи, а «своих» – внутри.

Та степень, в которой еврейские общины были изолированы от окружающих их культур, даже отразилась на генной концентрации. Данные популяционной генетики позволяют зафиксировать этот факт с высокой точностью: евреи из любых точек мира на генном уровне ближе друг к другу и к населению Ближнего Востока, откуда они произошли, нежели к населению той земли, на которой эти евреи проживают в настоящее время (Cavalli-Sforza and Carmelli 1977: Kobyliansky et al. 1982; Hammer et al. 2000). Чтобы оценить разницу между культурным и генным типами изоляции, вспомним о нуэрах: в главе 2 мы уже говорили об их религии и о том, как они расширяют территорию обитания за счет земель племени динка. Хотя некоторые динка погибли от рук нуэров в ходе набегов, многих приняли в племя победителей: плененные женщины стали женами, мужчины – рабами; впрочем, мужчины могли заменить мужа вдовам нуэров – этот обычай назван «браком с тенью» (англ. ghost marriage, Kelly 1985). Нуэры сохраняли свою культурную индивидуальность, поскольку ассимилированные динка отказывались от старых обычаев и перенимали образ жизни нуэров. В то же время генетически две этих культуры не различались: добрая половина нуэров произошла от прародителей, которые пару-тройку поколений тому назад входили в племя динка[46].

Так обстоит и с большинством других мировых культур: их характерные черты едва ли служат преградами для дрейфа генов. А вот генетические «мостики» между культурами возникают благодаря многим факторам. Приняв новую религиозную веру, люди меняют только свои представления – но не гены. Мужчины имеют сильные стимулы для получения женщин из культур, к которым не принадлежат сами, в том числе и силой, если это необходимо, а также с целью узаконить свое потомство. Адюльтер, проституция, изнасилование – все это тоже механизмы переноса генов через культурные границы. Даже слабый дрейф генов может размыть генные различия между группами, если длится в течение многих поколений. И тот факт, что популяции евреев во всем мире ближе друг к другу, чем к популяциям, среди которых они проживают, подтверждает крайне высокую степень изоляции, достигнутой благодаря культурным механизмам. Особенно интересно то, что иудаизм противостоит биологической выгоде наиболее влиятельных членов общины – мужчин, – ограничивая их способность «импортировать» женщин откуда бы то ни было. Генетические данные о генах показывают, что эти ограничения имели немалый успех.

Иудаизм существовал до прихода христианства и ислама, изначально задуманных так, чтобы возрастать, обращая людей в веру. Переход в иудаизм тоже всегда был возможен (и в Еврейской Библии много примеров), но с большими сложностями. В известном смысле именно это Яннакконе предсказал бы для Церкви, желающей оставаться сильной путем принуждения неофитов к демонстрации выбранной ими приверженности. Во многие религиозные секты сложно вступить; если же приводить примеры для групп нерелигиозных, можно вспомнить о ритуалах вступления в братства и о том, сколь дорого стоит членство в закрытом клубе. В то же время эти организации обычно заинтересованы в новых членах, даже требуя от них проходить инициацию. Еврейские общины, напротив, почти никогда не искали прозелитов, хотя и могли их принимать. У нас нет ни примеров миссионерской деятельности иудеев, ни текстов, написанных для обращения чужаков в веру. А кроме того, иудейский закон иногда придает прозелитам низший статус. И вот пример (MacDonald 1994, 67). Если для имущественной компенсации, выкупа пленников или спасения жизни необходимо выбирать между членами общины, закон устанавливает последовательность в порядке убывания важности: священник, левит, израильтянин, мамзер, нефиней, прозелит и вольноотпущенник. Прозелиты, принявшие иудаизм, по статусу ставились ниже незаконнорожденных (мамзеров) и слуг из других племен (нефинеев). Такие препятствия к тому, чтобы стать иудеем, часто сочетались с еще более строгими ограничениями, наложенными на выходцев из антисемитских неиудейских общин. И неудивительно, что чужаки обычно и оставались «чужаками».