Морально испорченная

Раздеваю Бьянку и влажной тряпкой начинаю мыть ее тело, чувствуя себя немного спокойнее, когда вижу, как краска сходит с ее кожи.

Так вот что имел в виду Влад, когда рассказывал мне о ее подготовке. Вымыв ее с головы до ног, остаётся лишь пара настоящих синяков. Наношу на них обезболивающую мазь, и начинаю обрабатывать рану на плече.

Рана довольно глубокая. Я промываю ее физраствором, прежде чем нанести суперклей, чтобы закрепить ее, пока мы не сможем вызвать врача. Сжимаю кожу так, чтобы клей схватился и держу ее.

Бьянка вздрагивает раз или два во сне. Когда я убеждаюсь, что клей схватился, я начинаю заматывать ее руку бинтом.

Сидя на полу, я откручиваю бутылку с водой и делаю несколько глотков.

Продолжаю смотреть на спящую Бьянку и размышляю, как быть дальше.

Она вызывает во мне столько эмоций, что я не могу мыслить здраво... Не тогда, когда она рискует своей жизнью и подвергает себя опасности. Те часы, проведенные в машине, следя за движением стрелок часов, были самыми страшными в моей жизни. Беспокойство и бесчисленные «что, если»... Не думаю, что хочу проходить через это снова.

Тогда же я понял, что, несмотря на всю душевную боль, что она мне причинила, я не могу вычеркнуть ее из своей жизни. Я бы точно сошел с ума, думая, не идет ли она на другие излишние риски. А потом был момент в машине, когда я увидел ее такой измученной, но все еще улыбающейся мне.

Именно тогда я понял, что никогда не смогу ее отпустить...

Я провожу пальцами по волосам и издаю разочарованный стон.

Я идиот.

После всего, что она сделала со мной, я все тот же ослеплённый дурак. И я не могу представить свою жизнь без нее...

Я признаю это. Я полностью признаю, что это может быть не самое разумное решение, но оно лучшее для меня.

Я просто люблю ее... Я люблю ее с ее навязчивыми наклонностями и упрямством. Люблю ее за ее преданность и самоотверженность, потому что я ни на секунду не верю, что она не чувствует любви ко мне. Не тогда, когда она поставила свою жизнь на кон, чтобы помочь исполнить мое желание.

Кто так поступает, если не тот, кто глубоко любит?

Я наблюдаю за ней еще несколько часов, и когда вижу признаки того, что она вот-вот проснется, я достаю еду, которую купил ранее, и готовлю ей что-нибудь поесть.

— Адриан? — Ее голос хриплый, когда она медленно открывает глаза, чтобы посмотреть на меня. Я ставлю еду на ночной столик рядом с ее кроватью и приседаю рядом с ней.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо... я думаю. Вода? — Я беру бутылку воды и протягиваю ей, помогая ей сесть, чтобы она не подавилась.

— Спасибо, — бормочет она и начинает опустошать всю бутылку.

— Вот. Съешь это, и мы поговорим. — Я даю ей сэндвич и наблюдаю, как она с большим аппетитом набрасывается на еду.

— Полегче. — Я глажу ее по волосам и одариваю ее ленивой улыбкой, на которую она коротко отвечает, прежде чем вернуться к еде.

— Ты даже не представляешь... насколько я...проголодалась.... — говорит она в перерывах между укусами.

Она быстро доедает все, что я ей принес, и я рад видеть, что ее щеки вновь приобретают цвет.

— Это ты сделал? — Она показывает на свою перевязанную руку, и я киваю.

— Эти ублюдки... Я была слишком уставшей в тот момент. — Она пытается оправдать свою травму, будто это главная проблема.

— Би... Я же сказал, что не хочу, чтобы ты туда ходила. — Я сажусь на соседнюю кровать, готовый излить ей свое сердце.

— Знаю. — Она опускает глаза и действительно выглядит пристыженной. Как будто. — Но я не могла упускать такой шанс. Я знаю, как много это значит для тебя...

— А ты для меня значишь еще больше. — Ее выражение лица застывает от моих слов, словно она не может в это поверить.

— Ты... — Она быстро качает головой. — Ты это серьезно? — слова пропитаны такой надеждой, что мое сердце готово разорваться.

Я беру ее не поврежденную руку и сжимаю.

— Да, — подтверждаю я.

— Но... ты сказал, что я тебе противна. — Она повторяет слова, брошенные мной ей в гневе.

— Я был зол... озлоблен. Ты лгала мне о стольких вещах...

— Как ты можешь? Как ты можешь все еще заботиться обо мне? — Она снова качает головой в неверии.

— Я не просто забочусь о тебе, Би... Я люблю тебя. — Признаюсь я, и ее глаза на секунду расширяются, прежде чем слезы начинают бежать по ее щекам.

— Би? — спрашиваю я, не понимая, что происходит. Она поглаживает мою руку, затем поднимает ее и прижимает к своей щеке.

— Я знаю, что ты, вероятно, никогда не сможешь мне поверить, но я люблю тебя. Ты единственное, что меня волновало в этой жизни. Клянусь тебе. Я знаю, что причинила тебе боль... Я понимаю это, и я не ищу оправданий там, где их нет. Я прекрасно знала, что делала.

— Би… — начинаю я, но она заставляет меня замолчать.

— Нет, дай мне закончить. Я не жалею о том, что сделала... Это правда, и я облажалась. Черт, это, наверное, граничит с безумием. Но я жалею лишь об одном... что причинила тебе боль. Когда тебе больно, больно и мне. Может, я и не нормальная, но ты — моя единственная связь с нормальностью. — Она подносит мою руку к губам для легкого поцелуя. — Ты моя привязь... и ради тебя я могу попытаться стать лучше.

Я тепло улыбаюсь ей. Да, это хреново. Мы облажались. Но я обнаружил, что мне все равно... Теперь все равно. Всю свою жизнь я искал хоть какое-то подобие обыденности... Я хотел жить типичной американской жизнью, иметь дом, жену, детей и умереть от старости на пенсии где-нибудь в Монтане.

Никаких убийств, кровопролития, хаоса.

Ни коррупции, ни мафии, ни убийц.

Я хотел жить как можно дальше от преступности, потому что это было все, что я знал какое-то время. Но чем больше я пытался избежать ее, тем сильнее меня тянуло, даже не осознавал этого. Я должен был знать, что погоня за Хименесом поставит меня на путь невозврата.

Но когда я смотрю в глаза Бьянки, я понимаю, что не хочу возвращаться к обыденности.

— Мы можем попробовать, — наконец говорю я. Ведь она не единственная, кто будет ориентироваться в этом неизвестном мире. И так или иначе, мы справимся с этим вместе.

— Я хочу сделать это медленно. — добавляет она, почти смущаясь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу, чтобы мы начали с нуля... чтобы узнали друг друга как наших настоящих «я» Я хочу знать, кто такой Адриан Барнетт, и хочу, чтобы ты узнал, кто такая настоящая Бьянка Эшби. Больше никаких секретов.

— Мне нравится этот план. — Я приподнимаю ее челюсть и быстро чмокаю. — Я даже приглашу тебя на свидание, когда мы вернемся. — Я улыбаюсь ей, а она хихикает.

— Я могу выбрать тип свидания?

— Конечно.

— Хорошо. — Она быстро целует меня, прежде чем нахмуриться, что-то вспомнив.

— Подожди. Мы не можем пока вернуться.

— Почему?

Она подробно рассказывать мне, как прошло ее пребывание на аукционе, включая встречу с сыном Хименеса и то, что Мартин и Хименес знали друг друга из одного братства в Принстоне.

— Я никогда не слышал, чтобы у него был сын, — размышляю я, прежде чем добавить. — Жаль, но мы не можем использовать эту информацию.

— Не так, и именно поэтому мы не возвращаемся прямо в Нью-Йорк. Нам нужно поехать в Принстон и найти один из их старых фотоальбомов. Когда я просматривала вещи Мартина, там не было ничего, связанного с его учебой в Принстоне, так что я предполагаю, что более важные вещи были в его сейфе, и ты знаешь, чем это закончилось. В общем, если мы сможем найти фотоальбом, возможно, мы сможем найти и Хименеса. В этом и заключалась вся цель этой миссии. Сопоставить лицо с именем.

Когда она так объясняет, я не могу не видеть логики.

— Ладно. Давай сегодня отдохнем, а завтра отправимся туда. — Бьянке все еще нужен отдых, чтобы поправиться.

— Нет, нужно уезжать сейчас. Я не думаю, что они бросят меня искать, особенно когда я обидела El Jefe. — Она резко вскакивает с кровати и начинает одеваться.

— Черт. — бормочет она. — Я должна была подумать об этом раньше... Нам нужно двигаться. Прямо сейчас! — Внимая ее настоятельной просьбе, я начинаю собирать оставшиеся вещи. Когда мы закончили, мы спешим к машине, и я оставляю большие чаевые у стойки регистрации за почти дыру, что я оставил в их стене. Думаю, у меня нет времени на извинения.

Я сажусь за руль, и Бьянка присоединяется ко мне на пассажирском сиденье.

— Ты знаешь, какое братство? — спрашиваю я, когда мы отъезжаем из мотеля и выезжаем на шоссе.

— Да. Сигма какая-то... Надо будет поспрашивать. Помню, он ходил на некоторые мероприятия для выпускников, когда я была моложе.

— Подожди... Разве сенатор Вульф не учился в Принстоне? — меня вдруг поражает эта мысль, и взгляд Бьянки говорит мне, что ей тоже только что пришло это в голову.

— Он учился... Черт. — Она быстро достает свой телефон, и я вижу, что она собирается позвонить Владу. Я Вскидываю правую руку и останавливаю ее перед звонком.

— Позвони Марселю, — говорю я ей. — Я не доверяю Владу. — Я ожидаю, что она будет сопротивляться, ведь она всегда защищает Влада, но она удивляет меня, когда действительно набирает номер Марселя и включает громкую связь.

— Марсель, посмотри, пожалуйста, список и скажи нам, где они учились?

— Что? — бормочет он, явно едва встав с постели.

— Нам нужно знать, в какие университеты поступали люди из списка. — Бьянка повторяет, а Марсель говорит нам подождать.

— Ты действительно думаешь...? — спрашивает Бьянка, глядя на меня.

Честно говоря сейчас все возможно.

— Да... Я открыл файл, — говорит сонный Марсель. — Посмотрим... Принстон... Принстон... Черт. — Пауза. — Все учились в Принстоне.

Мы с Бьянкой переглядываемся.

— Они все случайно не состояли в одном братстве?

— Да. Сигма Тета Эпсилон.

— Спасибо. Мы перезвоним.

— Не могу поверить, что они это упустили, — добавляет Бьянка.

— Они сосредоточились только на работе финансов. Боже... есть реальная возможность, что именно с этого все и началось.

Нам не требуется много времени, чтобы добраться до Принстона, и, к счастью, это ранее утро, поэтому, когда мы стучимся в дом братства, нам отвечают.

— Да? — отвечает парень в одних трусах-боксерах.

Бьянка подмигивает мне, и я понимаю, что она хочет, чтобы я позволил ей разобраться с этим.

— Привет. Прости, что так рано. Мой отец был выпускником и недавно умер. Я хотела спросить, нет ли у вас старых фотоальбомов, которые я могла бы посмотреть? — Ее голос слишком приторно-сладкий, что, кажется, разбудило парня, пока он разглядывал ее с ног до головы.

Я стараюсь держать свои руки при себе. Не стоит ходить и бить студентов колледжа...

— Да, конечно... У нас есть немного наверху. Проходи.

— Йоу, Марк, как дела. — Другой парень подходит к нам, но на этом больше одежды.

— Они хотят посмотреть наши фотоальбомы. Ее отец был выпускником, — говорит Марк скучающим тоном. Новоприбывший парень поворачивается к нам и подозрительно смотрит на нас.

— Кто был ваш отец?

— Мартин Эшби, — отвечает Бьянка, и я вижу, что парни узнают это имя.

— Да ладно... ничего себе. Он был легендой.

— Да? — добавляет Бьянка, немного слишком иронично. Но парни, кажется, не замечают.

— Да, черт возьми… Я сожалею о вашей потере. Слышал о его смерти.