Морально испорченная

— Я спрашивала о еде. Я хочу есть. — Я быстро придумываю что-нибудь, чтобы отвлечь от бедной девушки.

— Правда? — Он оглядывает меня с ног до головы и хватает меня за ошейник, другой рукой проводя по моей груди. Черт...

— Cabron, dejala. Es blanca.20 — говорит другой охранник, подразумевая, что тех, кто носит белое, нельзя трогать.

— Pues que quiere que haga? Mirala, se la pide.21 — Идиот продолжает, и я отступаю назад, пытаясь избежать его блуждающих рук.

— Hija de puta!22 — ругается он и бьет меня сзади.

Сильно.

Сила его удара застает меня врасплох и бросает на пол клетки. Все остальные девушки разбегаются в разные стороны, чтобы избежать наказания.

Я тянусь рукой к щеке, и чувствую какого жалит.

Я хочу выплюнуть то, что, как мне кажется, должно быть кровью, и убить этого ублюдка.

Но я не могу.

Поэтому я притворяюсь.

Я начинаю от души рыдать навзрыд.

Уголком глаза я вижу, как охранник, ударивший меня, расстегивает ремень, и впервые в жизни в моем животе начинает расти что-то похожее на страх.

— Cabron23 — Другой охранник снова отчитывает его, на этот раз более раздраженно.

— Тебе повезло. — говорит этот придурок, поглаживая себя ладонью у меня на глазах. Он смотрит на меня несколько секунд, прежде чем запирает дверь и идет в камеру напротив. Берет одну из женщин в красном платье и тащит ее прямо к двери нашей камеры. Ставит ее на четвереньки и бросает на меня довольный взгляд.

— Смотри, что ты натворила. — Он поднимает красное платье и закидывает его ей на бедра так, что ее задница оказывается обнаженной, и без всяких прелюдий вводит в нее свой член.

Она издает болезненный стон, но тут же замолкает, когда он снова хватает ее за ошейник, и ее тело спазмируется от электрических стимулов. Ее голова низко опущена, и она смотрит на пол. Его ворчание — единственные звуки, наполняющие воздух.

Я наклоняю голову и наблюдаю за происходящим со слезами на щеках. Мне нет дела до женщины, которую насилуют у меня на глазах.

Не лично.

Сам поступок противоречит всему, во что я верю, так что я запомню лицо этого ублюдка. И он умрет от моей руки.

Другой охранник просто смотрит, как он входит и выходит из неё. Он кончает со стоном и хватается за бедра женщины, чтобы стабилизировать себя.

— No te cansas de mirar?24 — злорадно говорит он своему другу, застегивая молнию. Затем он запихивает женщину в клетку и бросает на меня еще один горячий взгляд, прежде чем уйти.

Теперь я понимаю, почему Диего дал мне белое платье. Это могла быть я.

Проходит несколько часов, прежде чем нас мобилизуют в главную зону клуба. Несколько часов, в течение которых я не пытаюсь снова заговорить с другими девушками, не после того показа.

Нам дают еду... если это можно назвать едой. Неудивительно, почему некоторые девушки выглядят такими скелетными.

Я морщу нос от еды, отказываясь ее есть. Бог знает, что они могли туда положить. Охранник, который приходит забрать пустые контейнеры из-под еды, тот самый, который раньше только наблюдал. Он видит мою нетронутую еду и поднимает бровь. Я отказываюсь признавать его, да и вообще кого-либо. Мне нужно беречь силы.

После неудачного ужина, клетки опустошаются одна за другой, пока не приходит наша очередь. Входят охранники и цепляют поводки к нашим ошейникам, а затем ведут нас по коридору в ряд заключенных. Делают несколько поворотов, прежде чем нас ведут в другую комнату, которая, как я предполагаю, связана со сценой.

Мы здесь единственные, поэтому я думаю, что других людей уже продали на аукционе, и наша категория следующая.

Охранники рявкают нам какие-то команды и велят оставаться на месте. Тут же, одну за другой, девушек ведут на поводках к огромной двойной двери.

Я изо всех сил стараюсь прислушиваться ко всему, что происходит вокруг меня, и при этом пытаюсь выглядеть такой же испуганной, как и девушки передо мной.

В данный момент у меня нет понятия времени...

Мне почти скучно ждать своей очереди. Когда за мной приходит охранник и тянет меня к тем самым двойным дверям, в моей груди бурлят только предвкушение и любопытство.

За двойными дверями находится огромная комната, размером с баскетбольную площадку. Она заполнена в основном техническим оборудованием, и несколько человек бегают вокруг, проверяя что-то. В одном из углов я также вижу электрогриль.

Охранник, ведущий меня на поводке, передает меня ведущему прошлой ночи, который выглядит крайне незаинтересованным, пока не слышит мое имя. Затем его глаза расширяются, а рот кривится.

— Это должно быть интересно, — говорит он и берет поводок. Я снова изо всех сил стараюсь выглядеть испуганной и запуганной всеми окружающими меня мужчинами. Он тянет меня к кулисам и без предупреждения толкает на сцену.

Я спотыкаюсь и падаю точно на середину сцены, где свет фокусируется на мне.

— Дамы и господа, последний лот сегодняшнего вечера. Дочь печально известного Мартина Эшби. Кто-то лично вырвал эту маленькую сучку из ее шикарного особняка и бросил на ваши колени. Давайте посмотрим, сколько вы готовы за нее заплатить.

Толпа начинает выкрикивать, и, закрыв волосами большую часть лица, я съёживаюсь и украдкой оглядываюсь по сторонам. Я вижу VIP-балконы, но из-за освещения трудно различить, кто там находится.

В этот момент ведущий уже поднимает мою стоимость, и люди галдят.

Все происходит так быстро, что я не успеваю следить за тем, кто участвует в торгах.



— Шесть миллионов. — Моя голова кружится от цифры, и я снова слышу ведущего.

— Кто-нибудь еще?... — Никто не осмеливается поднять цифру дальше, поэтому он объявляет:

— Продано! El jefe. — Боссу? Надежда расцветает в моей груди.

Подходят два вышибалы и берут мой поводок.

Один идет позади меня, другой впереди. Они уводят меня со сцены и ведут обратно в туннели.

Странно...

Осмотревшись, я осознаю, что это совершенно другая зона, чем та, где находились клетки. Хотя это все еще под землей, путь лучше освещен, и вместо клеток здесь двери с каждой стороны коридора. Вышибалы останавливаются перед одной из дверей и стучат.

— Войдите. — Говорит голос с другой стороны. Один из них открывает дверь и ведет меня внутрь. Мне приходится дважды моргнуть, чтобы дать глазам привыкнуть к ослепительному свету.

Комната оформлена в стиле Людовика XIV с огромной двуспальной кроватью с позолоченными балдахином. Мебель такая же показная. В задней части комнаты я могу различить фигуру мужчины. Он стоит спиной к нам, перед тем, что выглядит как графин.

Мужчины заталкивают меня в комнату и молча уходят, закрыв дверь.

Я делаю несколько шагов внутрь, чтобы получше рассмотреть мужчину. Что-то не так...

Ведущих ясно сказал, что меня продали боссу, но мужчина передо мной не выглядит достаточно старым, чтобы быть Хименесом. В действительности, он кажется примерно ровесником Адриана.

Он медленно поворачивается ко мне с бокалом в руке, и осматривают меня с ног до головы.

Да, определенно не старый.

— Кто вы? — спрашиваю я, очень стараясь запомнить его лицо. Его самая характерная черта —шрам, пересекающий правую щеку. Его нельзя назвать непривлекательным мужчиной, но что-то в нем есть...

В его глазах есть блеск, который мгновенно заставляет меня насторожиться.

— Кто я? — Он усмехается и небрежно направляется к кровати, где устраивается поудобнее и продолжает наблюдать за мной. Мне очень хочется рассмотреть его, но я должна оставаться в образе.

— Да... — Я стараюсь, чтобы мой голос дрожал.

— Твой новый хозяин. — Просто говорит он, и я решаю прояснить ситуацию.

— Вы... Хименес? — Голос у меня тоненький, и я съёживаю плечи, так что кажется, что я напугана.

— Можно и так сказать. — Он ухмыляется.

— Хименес — мой отец. — Вскидывая руку верх, он движением пальца подманивает меня к себе.

Я повинуюсь. Наконец-то, хоть какая-то достоверная информация.

— Чт-что тебе от меня нужно? Папа сказал мне, что однажды он отказался от твоего отца. — Я лгу.

— И где он сейчас... — говорит он скучающим тоном.

— Встань на колени. Если будешь хорошей зверушкой, я могу тебе рассказать.

Я опускаюсь перед ним на колени, и он смеется.

— Ну и послушная же ты.

Он тянется рукой к моему лицу, и мне приходится напрячься, чтобы инстинктивно не отпрянуть от его прикосновения.

— Интересно... кто одел тебя в белое. — Он качает головой, забавляясь.

— Видишь ли... не мой отец хотел тебя. Ты должна была стать моей. Моей женой. — Его лицо внезапно меняется, и он смотрит на меня с отвращением. — Но вместо этого он отдал тебя ему.

— Почему... почему мой папа обещал меня тебе? — шепчу я, надеясь, что он поверит моему беспомощному акту.

— Потому что он задолжал моему отцу. Ты же не думаешь, что он стал таким богатым сам по себе. Как будто... — Он насмехается. — А потом он пошёл и все испортил. — Он вдруг бросает стакан вправо от себя, и тот, ударившись о стену, разбивается на тысячу осколков. Я нарочно вздрагиваю, но теперь обе его руки свободны, поэтому он хватается за хлипкий материал моего платья и рвет его посередине. Ц, ц... слишком рано.

— Подожди. — плачу я. — Пожалуйста! Я должна понять... мой папочка, нет... — Я качаю головой, и слезы уже падают по моим щекам. Я заслуживаю Оскар за это выступление.

— Как он вообще связался с Хименесом?

Хименес-младший, он же мужчина передо мной, выглядит обескураженным моим вопросом, но, к счастью, он мне потакает.

— Ты такая наивная... — Его рука снова переходит на кожу вокруг моего горла, проводит по ошейнику и спускается ниже.

Пожалуйста, просто ответь на вопрос, — кричит мой разум.

— Ты, наверное, думала, что твой папочка был неприкасаемым, не так ли? Я слышал о том, как ты оплакивала его. — Он говорит со мной, как с ребенком, что, честно говоря, не так уж и плохо. Это значит, что мое выступление на похоронах сработало.

— Они познакомились в Принстоне. Состояли в одном братстве. Твой папочка был бы нигде без моего. — Хорошо, я могу с этим работать...

— Нет... мой папочка был хорошим человеком. — Мне хочется прикусить язык за то, что я произнесла это вслух. Он качает головой и поджимает губы.

— Конечно, был, милая. — Он берет мой поводок и тянет меня вперед, пока я не падаю на него.

Думаю, время разговоров закончилось. Он несколько раз наматывает поводок на костяшки пальцев, и я не могу не проследить за его движением, так как стою слишком близко к нему. Мои глаза блуждают по окружению, и я быстро сканирую все, что может пригодиться для побега.

Стекло...

Я смотрю и вижу несколько громоздких кусков среди множества других осколков. Может сработать.

— Я буду наслаждаться, ломая тебя. — Его рот рядом с моим ухом, когда он шепчет.

— Я буду трахать тебя до полного подчинения... ты никогда больше не увидишь свет дня. — Он изучает мое лицо, когда говорит это, его слова полны злобы и негодования.

Одной рукой он ласкает мою грудь, а другой сжимает мое горло над ошейником. Одним резким движением он переворачивает меня на спину на кровать, его тело нависает надо мной.

Хорошо, тайм-аут.

Воспользовавшись моей дезориентацией, он устраивается между моих ног.

Нет, мы не можем этого допустить.