Музей «Шпионский Токио»

Часть 2 Имя им — легион?

О японском шпионаже в России накануне и во время Русско-японской войны написано очень много. В массе своей современные статьи и книги часто повторяют другие, более ранние издания. Те, в свою очередь, — еще более ранние, и так — до самых военных времен, где первые опубликованные комментарии еще основывались на докладах военных и полицейских чиновников, но нередко и на сугубо пропагандистских материалах той эпохи. А те произросли на слухах, на убедительных оправданиях провалов и ошибок, хвастливых рапортах и тому подобной питательной смеси для произрастания мифов. К счастью, исследовательская работа по изучению той эпохи не прекращается. Это означает, что все еще сохраняется надежда на то, что картинка тех событий со временем не будет становиться все более мутной, а, наоборот, увеличится ее резкость и прозрачность. Раз так, то, хотя в нашу задачу не входит обобщение действий японской разведки по проникновению в секреты Российской империи и результатов ее непосильного труда, надо сказать о них хотя бы еще несколько слов — перед тем, как проследовать в следующий зал музея.

В общем и целом средневзвешенные представления о том, как действовали в России синоби времен Русско-японской войны, можно свести к следующему: они были повсеместно, их было много и они работали на местах, интерес к которым со стороны японских шпионов нам трудно себе вообразить. «Полковник Генерального штаба в роли прачки», ну или, на худой конец, фотографа — стандартнейшее клише, изображающее работу японских разведчиков под прикрытием. Так ли было на самом деле?

К середине 1870-х годов молодое японское правительство задумалось об изменении отношений с нашей страной. В том числе о пересмотре заключенного совсем недавно, в 1855 году, Симодского договора. В начале 1874 года в столицу России был направлен первый японский посол — Эномото Такэаки. Как и Сайго Такамори, он был героем Реставрации Мэйдзи, но сражался на другой стороне и только за два года до того, как стать послом правительства, против которого воевал, освободился из тюрьмы. С ним в далекий Петербург направили переводчика и первого японского военного разведчика в нашей стране — майора Ямамото Киёката. Последнего определили поначалу на должность «ученика секретаря дипломатической миссии 2-го разряда», и только через пять лет Ямамото получил официальную аккредитацию как военный атташе Японии{20}. Со временем Токио начал отправлять на стажировку в воинские части Русской императорской армии так называемых военных резидентов — стажеров для прохождения службы в частях вероятного противника. Это являлось общемировой практикой, и хотя все понимали, что эти офицеры — разведчики, по умолчанию закрывали на это глаза. Некоторые из таких офицеров выполняли и функции помощников самого атташе. Одним из них стал и военный моряк Хиросэ Такэо, которому посвящена отдельная экспозиция в нашем музее. Но практически до самой войны, основные сражения которой развернулись на полях Китая, он же (Китай) оставался приоритетным направлением для японской разведки, а из российских регионов Токио прежде всего интересовали прилегающие районы: Приморье, Приамурье и Забайкалье. В русском форпосте Приморья — городе Владивостоке, основанном, как следует из названия, для того, чтобы владеть Востоком, к 1902 году проживало около четырех с половиной тысяч японских граждан, а под прикрытием учрежденного в 1876 году Коммерческого агентства Японии действовала резидентура ее Генерального штаба. Резидентами назначались офицеры Генштаба (как правило, от младшего лейтенанта до капитана), работавшие в России нелегально: под прикрытием коммерсантов, ученых, «стажеров русского языка», но один из них — капитан Муто Нобуёси действительно упоминается как портовый грузчик и служащий аптеки{21}. Не отсюда ли легенды о «полковнике-прачке»? Не только. Близкие по смыслу должности японцы использовали нередко, и время от времени — после провалов японской агентуры — об этом становилось известно «просвещенной публике». Вот, например, что пишет об этом исследователь Александр Геннадьевич Зорихин: «Владивостокской резидентуре также подчинялась группа квалифицированных агентов-японцев, собиравших разведывательную информацию под видом бродячих торговцев лекарственными средствами. 14 июля 1902 года русская жандармерия задержала на станции Черкасской Южно-Уссурийского округа трех таких “знахарей” — Судзуки Дзюдзи, Сёно Коносукэ и Сиоя Магосити. При личном досмотре у них был изъят молитвенник с записями разведывательного характера, содержавший сведения о составе и количестве русских войск в Маньчжурии и Приморской области с отметками о действительном наименовании, численности воинских частей, количестве и типах орудий, боевом расписании войск в Приамурском, Сибирском, Казанском, Московском, Одесском военных округах (ВО), Квантунской области и прочем. По ходатайству коммерческого агента Каваками Тосицунэ задержанные лица весной следующего года были депортированы в Японию»{22}.

С 1896 года японцы решили организовать нелегальную резидентуру «под крышей» легально действовавшего во Владивостоке буддийского храма Урадзио хонгандзи.

Случайно так совпало или нет, но в это же самое время о своем желании посетить российский Дальний Восток заявил помощник начальника Генерального штаба Японии генерал-лейтенант Каваками Сороку. Российское военное ведомство не сумело отказать высокопоставленному разведчику в его желании «познакомиться лично с начальствующими лицами и посмотреть страну». Поездка состоялась в период с 27 июля по 28 августа 1897 года и прошла чрезвычайно приятно, успешно и плодотворно для японской делегации. Генералу Каваками и сопровождавшим его офицерам: майору артиллерии Аоки — крупнейшему в Японии специалисту в области фортификации, имевшему европейское военно-инженерное образование и опыт разведки в Китае, пехотному капитану Фуруси, отвечавшему за делопроизводство делегации, и гвардейскому поручику графу Хисамацу Садакото[11] показали всё, что те только пожелали увидеть, — от Владивостока с его строящейся крепостью, казармами, доками и госпиталями до Благовещенска, с остановками во всех городах для проведения смотров войскам, наблюдения за учениями, изучения экипировки и даже ознакомления с только что принятыми на вооружение русской армии образцами стрелкового оружия{23}.

Еще раньше, в апреле 1897 года, новый нелегальный резидент — капитан Ханада Наканосукэ приступил к исполнению должностных обязанностей как буддийский монах по имени Симидзу Сёгэцу. Он даже совершил паломничество в Иркутск для «проповеди буддизма», посетив заодно потенциально важные места будущего театра военных действий. Российские власти об этом узнали прошлым числом, но и опасности, как выяснили власти японские, Ханада не представлял. Незадачливый резидент в самом деле так увлекся богослужением, что полностью забыл о своих прямых обязанностях и был отозван на родину — исправляться{24}.

Тем временем его более целеустремленные коллеги в Петербурге наладили устойчивые связи с офицерами, служащими в военных атташатах в столицах Западной Европы, а для изучения обстановки в России активно использовали джентльменское, доходящее до полной безалаберности отношение к ним русских властей и возможность беспрепятственно колесить по России.

Самыми известными разведчиками той поры стали полковник Акаси Мотодзиро, вложивший массу усилий в разжигание пожара первой русской революции, и капитан Танака Гиити, который, как говорили, для сближения с русскими даже принял православие, но известен стал позже — благодаря тому, что в 1927 году возглавил кабинет министров Японии. Пока же, в 1902 году, вернувшись домой из России, Танака встал у руля русского отделения военной разведки Японии. Назначению помогли не только рвение и талант капитана в познании России, но и успешно выполненное задание по изучению маршрута следования из Петербурга в Токио. Возвращался Танака по свежепостроенному Транссибу и с военной точки зрения сумел правильно оценить его пропускную способность. Как отмечает Александр Зорихин, «доехав до станции Карымское, затем по Китайско-Восточной железной дороге он добрался до Харбина, откуда речным и сухопутным путями проследовал по маршруту Хабаровск — Владивосток — Порт-Артур»{25}.

Танака Гиити был талантливым «путешественником», но не первым и не последним любителем бескрайних русских просторов. Но, прежде чем рассказать о некоторых его коллегах, вспомним об иных, не менее важных методах подготовки к войне. Тем более что первый же предмет, представленный в зале «Штабс-капитан Рыбников», отсылает нас к уже знакомой нам трагической истории 5-го пехотного полка, погибшего в пылу подготовки к войне с Россией…