Музей «Шпионский Токио»

Арзамас

Этот небольшой город в 112 километрах от Волги и Нижнего Новгорода в 1954 году стал областным центром не только со своими музеями (здесь в ссылке жил Максим Горький и родился Аркадий Гайдар – есть что показать), но и с собственным педагогическим институтом, где «разумное, доброе вечное» сеяли преподаватели вполне столичного уровня. Один из них – профессор, кандидат филологических наук, специалист по творчеству Льва Толстого Николай Николаевич Арденс (Апостолов). Ему, члену Союза писателей СССР, и пришла в голову идея пригласить в Арзамасский пединститут коллегу по литературному цеху – замзавсектором приключенческой и фантастической литературы Романа Николаевича Кима. Бывший чекист приехал в город в конце мая – начале июня 1954 года, сразу же произведя необыкновенный фурор.

Библиотекарь пединститута Р. А. Шибалина вспоминала: «…в дверь вошел невысокий, крепкого телосложения, элегантно одетый мужчина явно не русской национальности. Подойдя к моему столу и видя мое удивление, пояснил, что приехал он из Москвы с профессором Арденсом для встречи со студентами. Решил познакомиться с библиотекой: какими читательскими возможностями располагает молодежь. Спросил, какова популярность книги среди студентов, какие авторы наиболее читаемы, регулярно ли получаем новые книги. Спрашивал о трудностях в работе… С ним было приятно общаться. Он оказался очень разговорчивым, многое знал. Был знаком с рядом советских и зарубежных писателей»{135}.

Арденс поселил коллегу в той же семье Халтуриных, у которых снимал комнату и сам. «Домой мужчины пришли в обед. Войдя в дом, гость представился: “Ким Роман Николаевич. Кореец по национальности. Член Союза писателей. Живу в Москве, в многоэтажном доме по улице Филевской”», – вспоминала хозяйка. Несмотря на ее беспокойство по поводу того, сможет ли загадочный постоялец питаться простой русской пищей вроде картошки и сала, с этим затруднений не возникло. Тем более что, наскоро пообедав, Роман Николаевич отправился на встречу со студентами в институт, где «послушать корейского писателя пришли даже студенты и преподаватели с физмата. Более двух часов проходил интересный и содержательный разговор. Р. Ким рассказывал о себе, своем творчестве, товарищах по перу. Ему было задано много вопросов, в частности, о только что вышедшей в свет его книге “Девушка из Хиросимы”… Главная героиня повести, японская девушка Сумико, – реально существовавшая личность. С ней автору приходилось встречаться, как и с многими другими героями этой повести…».

Где и как встретился с Сумико, Роман Николаевич не сказал, а о себе поведал много. И опять так изрядно подправил реальную биографию, что есть смысл прокомментировать едва ли не каждый пункт этого рассказа:

«Родился в Корее (на самом деле в русском Приморье. – А. К.). Там учился (в реальности – в Японии. – А. К.). Затем семья переезжает в Советский Союз (жила в России с 1890-х годов. – А. К.) и поселяется в Москве (осталась в Приморье. – А. К.). Женился на русской девушке. Растет сын Илья (первого сына звали Аттик, второго, умершего в 1944 году, – Виват, и рождены они были разными женами, всего которых у Кима было четыре. – А. К.). Писать стал рано. Первые шаги на писательской стезе приветствовал Максим Горький, с которым Кима связывала крепкая дружба (да, Горький знал о Киме, но сам факт их знакомства до сих пор не подтвержден. – А. К.). Много ездил по странам мира (это правда, но первая известная нам командировка Кима за границу как писателя, а не чекиста состоялась только в 1958 году – четыре года спустя. – А. К.). Черпал материалы для своих произведений. Книги его общеизвестны, переведены на много языков. Через несколько лет после бомбардировки американцами японских городов он побывал на месте трагедии (об этом до сих пор не известно совсем ничего. – А. К.)»…

Студенты и преподаватели остались под впечатлением. И не только они. Многие современники, лично знавшие Романа Николаевича, отмечали его склонность к внешним эффектам в расчете на малознакомых людей. В провинциальном Арзамасе Ким остался верен себе: «Хоть и жил он в России, но постоянно был верен корейским национальным традициям. В его походном портфеле всегда находились кимоно, веер и даже палочки для еды…»

Нам сегодня понятно, что никогда не живший в Корее писатель не мог быть «верен национальным традициям», да и кимоно корейской одеждой не назовешь, но Роман Николаевич совершенно не стеснялся произвести столь ожидаемое его гостеприимными хозяевами впечатление. Они хотели экзотики, и он не отказывал в такой малости. Однажды хозяйка дома, обеспокоенная внезапным исчезновением своего кота, «…вошла в комнату и увидела такую картину: Роман Николаевич в национальном халате “по-турецки“ сидел в кресле, в руках он держал красивую консервную баночку и палочками кормил Барсика крабами. Консервированные крабы были любимым кушаньем гостя…».

Пробыв в Арзамасе всего несколько дней, Роман Ким успел поразительно много. Посетил с деловым визитом партийное руководство города и области, произведя на него сильное впечатление и получив в подарок «оригинальный арзамасский сувенир, изготовленный в артели металлоизделий, и благодарственное письмо». Встречался со студентами не только пединститута, но и техникума механизации и электрификации сельского хозяйства, рассказывая слушателям о войнах и вооруженных конфликтах («…особенно восточных. Имел хорошее представление об Америке. Был в Саудовской Аравии, Сирии и т. д.»), посещал «технические училища», школы, воинские части. Словом, летом 1954 года в Арзамасе не осталось мало-мальски солидной организации, где не побывал бы с насыщенной лекцией или с ярким выступлением писатель из Москвы.

Арзамасцам можно было позавидовать. Вне зависимости от того, какую часть рассказов Романа Николаевича составляла выдумка, это была продуманная, как в случае с куйбышевской историей, обоснованная, правильно организованная фантазия. «Поволжские сказки» Романа Николаевича Кима не были банальной выдумкой чудом выжившего в тайной войне ветерана. И нам остается только жалеть, что до наших дней не дошло ни одного конспекта тех удивительных встреч и лекций, которые по-новому открывали мир жителям небольшого, но такого гостеприимного волжского города. Роман Николаевич, верный традициям синоби, неизменно после прочтения сжигал свои конспекты. Привычка – ничего не поделаешь.