Музей «Шпионский Токио»

От синоби к ниндзя

В начале 1927 года в СССР была издана книга недавно вернувшегося из Японии известного и модного писателя Бориса Андреевича Пильняка «Корни японского солнца: Путевые впечатления». Комментарии к ней (настолько обширные, что они получили собственное название – «Ноги к змее», а имя их автора было вынесено на обложку) написал Роман Ким, да и в самой книге многие мысли, идеи, размышления о Японии, очевидно, появились благодаря рассказам Кима. В полной мере, думается, это имеет отношение к упоминанию Пильняком ниндзюцу: «…сыск, выслеживание, шпионаж: в Японии это не только почетно, – но там есть целая наука, называемая Синоби или Ниндзюцу, – наука незамеченным залезать в дома, в лагери противника, шпионить, соглядатайствовать…»{100} Цитата отсылает нас к переводу слова «синоби» как «шпион» в словаре Гошкевича – Татибана, становится первым более-менее подробным разъяснением на русском языке, что такое ниндзюцу, и, вероятно, заметим еще раз, одним из первых таковых – на языках европейских. Помимо этого, обращает на себя внимание то, что Пильняк пишет о ниндзюцу не в прошедшем времени – как о какой-то утраченной или почти утраченной японской традиции, которых было множество и говорить о которых не уставали другие путешественники. Для определения средневекового искусства шпионажа Пильняк оперирует временем настоящим. Ниндзюцу современно ему, оно реально, оно существует просто как методика работы тайных служб в той Японии 1926 года, из которой он только что вернулся. Весьма вероятно также, что Борис Андреевич, не будучи японоведом и вообще являясь человеком далеким и от Японии, и от шпионажа, почерпнул это определение у своего консультанта – Романа Кима, который, наоборот, одинаково прочно был привязан и к тому, и к другому. Уверенность в этой мысли укрепляет наличие специального комментария Кима по поводу ниндзюцу. Точнее, «трех выписок вместо комментария», как называет это сам Ким. Под выписками же он имеет в виду цитаты на тему ниндзюцу из трех источников:

1. Определение «синоби (ниндзюцу, дзиндзюцу)» из толкового словаря Оцуки (издательство «Ёсикава Кобункан», Токио, 1922), которое почти дословно воспроизводит Пильняк.

2. Цитата из книги о Нэдзумикодзо Дзирокити (издательство «Хакубункан», Токио 1922), в которой говорится о «пяти способах ниндзюцу» и упоминается, что по состоянию на 1832 год это искусство еще существует.

3. Цитата о «паутине японского шпионажа», опутавшей Дальний Восток России перед войной 1904–1905 годов, из советской книги В. Латынина «Современный шпионаж и борьба с ним», вышедшей в Москве в 1925 году, то есть менее чем за два года до публикации Пильняка и Кима.

Дополнительно Роман Николаевич рекомендует заинтересованному читателю обратиться еще к трем произведениям о ниндзюцу, причем одно из них опубликовано на французском языке, второе на польском, а третье – на японском{101}. Федор Кубасов при этом отмечает, что, за исключением словаря Оцуки, остальная упомянутая Кимом литература делится на две категории: приключенческая (художественная) и специальная, причем, что особенно интересно (и не менее странно), к первой категории относятся тексты на японском языке, а ко второй – на европейских.

Таким образом, первое развернутое упоминание о ниндзюцу и синоби на русском языке, относящееся к 1926 (год написания) и 1927 (год издания) годам, характеризуется двумя важными особенностями.

Во-первых, ниндзюцу для Кима не является только лишь средневековым искусством шпионажа. Оно живо по состоянию на начало ХХ века и существует как методика разведывательной/полицейской работы, как на международном уровне, так и внутри страны – Японии;

Во-вторых, истинный автор сообщений Пильняка о ниндзюцу – Роман Ким странным образом опирается при этом на легковесную приключенческую японскую литературу и серьезные исследования европейских авторов на тему японского шпионажа, хотя, учитывая особенности его биографии, все должно было быть наоборот. Наверно, логично будет предположить (если не рассматривать совсем уж романтическую версию, что Ким в Японии сам учился на синоби), что знакомство с темой ниндзюцу Роман Николаевич начинал в юности и имел под рукой только развлекательную литературу, потому что не планировал заниматься темой серьезно. Так европейские дети читают про пиратов, американские про героев Дикого Запада, а японские – про ниндзя. Когда Роман Ким оказался в России, интерес к ниндзюцу у него не только не угас – его искра разгорелась с новой силой. Он продолжил читать о синоби, но теперь ему попались уже серьезные научные труды европейских авторов. И, кстати, он не только читал. Бывший еще в школе отличным борцом сумо по кличке «пушечное ядро», в Москве Роман Ким познакомился (или возобновил знакомство, если оно произошло во Владивостоке) с Василием Ощепковым, у которого брал уроки дзюдо. В процессе же сотрудничества Романа Кима со спецслужбами интерес стал научно-прикладным, высокопрофессиональным.

Зафиксировав для себя эти нюансы, обратимся к дальнейшей истории изучения Романом Кимом ниндзюцу. Сегодня мы знаем, что его интерес к теме синоби после выхода книги Пильняка «Корни японского солнца: Путевые впечатления» с комментариями Кима «Ноги к змее» не угас. В середине 1930-х годов он просил знакомого переводчика из советского полпредства в Токио – Александра Клётного (мы еще встретим его портрет в нашем музее) привезти из Японии публикации на эту тему и вроде бы даже собирался писать монографию о синоби. Сначала чрезвычайная загруженность на работе (как ни жутко это звучит в отношении чекистов эпохи Большого террора), а затем собственный арест не дали Киму возможности реализовать этот план, а библиотека Романа Николаевича, в которой, очевидно, хранились очень интересные материалы, судя по всему, утрачена навсегда. Однако, как только судьба предоставила ему такую возможность, Роман Ким вернулся к теме ниндзюцу. Произошло это очень не скоро и получилось совсем не так, как он планировал.

В октябре 1962 года Роман Николаевич подал заявку в издательство на подготовку своей новой книги под абсолютно «ниндзевским» названием «Искусство проникновения». По задумке автора, это должна была быть «автобиография специалиста по науке “синоби” (теория разведки, созданная в Японии), который учился в школе Накано, затем в “Спай скул” в Америке, по окончании которой стал действовать на фронтах тайной войны»{102}. Помимо названия обращают на себя внимание очередное определение, данное Кимом ниндзюцу, и предполагаемый им глобальный характер действий современных синоби, давно уже совершенствующих свое искусство по всему миру, хотя и опирающихся в своей работе на средневековую японскую базу. Но даже в случае с Японией речь шла не только о преданьях старины глубокой. В силу своих профессиональных обязанностей Роман Ким много знал о японской Разведывательной школе сухопутных войск в токийском районе Накано – Накано рикугун гакко. Он даже был знаком с некоторыми ее выпускниками и, не исключено, преподавателями, оказавшимися после войны в советском плену, владел совершенно секретной информацией (в том числе до сих пор для нас не раскрытой) о предметах, изучавшихся в этой школе, и о методиках их преподавания. Для Кима, как для японоведа, задумка книги была идеальным поводом изложить свои знания и представления о ниндзюцу, которые довольно сильно трансформировались за 30 с лишним лет, прошедшие со времени публикации «Корней японского солнца» и примечаний к ним. Однако руководство издательства «Советский писатель», принимая во внимание тот факт, что советско-японские отношения только-только начали развиваться в положительном ключе (в 1956 году были восстановлены дипломатические отношения), запретило писать книгу о японских разведчиках и диверсантах. Роман Ким вынужден был изменить первоначальный замысел и в результате в 1964 году сдал в печать рукопись романа «Школа призраков», посвященного вымышленной разведывательно-диверсионной школе АФ-5, находящейся где-то в Северной Африке. Для поиска деталей и рекогносцировки местности Роман Николаевич Ким дважды выезжал в это время за границу – в Нидерланды и в Африку (в 1963 году!), что и затянуло процесс написания.

Удивительное дело: в то самое время, когда советскому писателю и бывшему контрразведчику Киму запретили писать о японских ниндзя, британский издатель Джонатан Кейп опубликовал книгу английского писателя и бывшего разведчика Яна Флеминга «Живешь только дважды», в которой Джеймс Бонд попадает в Японии… в школу ниндзя. Нет, конечно, они не могли списывать друг у друга и вообще вряд ли знали о параллельной работе, но за «бондианой» в целом Роман Николаевич следил внимательно, Флеминга не ценил, называл «писакой», а портрет ниндзя, созданный англичанином, Кима наверняка раздражал:

«Парни, которых вы увидите, уже овладели, по крайней мере, десятью из восемнадцати основных принципов “бусидо”, или “пути воина”, и сейчас тренируются, как “ниндзя-невидимки”: веками так готовили шпионов, убийц и диверсантов. Вы увидите, как ходят по воде, по стенам и потолку, вам покажут, с помощью каких приспособлений можно просидеть под водой целый день. Много чего покажут. Не считая отличной физической подготовки, ниндзя, разумеется, никакие не супермены, как это приписывают им легенды. Конечно, секреты “ниндзюцу” и сейчас тщательно оберегаются, владеют ими две основные школы, Ига и Тогакуре, из них же мои инструкторы».

Книга Флеминга вышла на полгода раньше «Школы призраков» – в марте 1964 года. В августе скончался ее автор, и Ким еще успел вставить в свою повесть упоминание об этом:

«– В газетах писали, что Ян Флеминг незадолго до своей неожиданной смерти ездил в Японию изучать ниндзюцу и заявил, что эта самурайская наука совсем устарела и утратила всякое значение.

– Он поторопился с выводом, – тихо сказал Командор».

В коротком ответе «Командора» – законспирированного начальника «школы призраков» – выражена суть представлений Романа Кима о ниндзюцу. Книгу предваряет эпиграф из японо-английского словаря Кацумата: «Ниндзюцу – искусство быть невидимым» – далеко не самое емкое и не самое толковое, но зато дающее простор для писательской фантазии и заочной дискуссии с Флемингом определение. Рассказывая об этом искусстве от лица слушателей школы и преподавателя по кличке «Утамаро» (с более чем очевидной аллюзией к Японии XVIII века), автор сообщает нам несколько важных умозаключений и формулировок. Во-первых, для разведывательной школы «ниндзюцу – наука номер один».

Во-вторых, ниндзя (а здесь Ким использует это слово уже наравне и даже чаще, чем синоби образца 1926 года) в данном случае – «это самураи, усвоившие эту науку».

В-третьих, автор в отдельной главе, названной так, как, по его первоначальному замыслу, должна была называться вся книга – «Искусство проникновения», дает короткий исторический обзор и довольно четкую характеристику ниндзюцу, бесконечно далекую от флеминговского «искусства ходить по стенам, воде и потолку».

Ким сжато рассказывает (или придумывает рассказ) об истории получения американцами как широко известных ныне трактатов «Бансэнсюкай», «Сёнинки» («Сэйнинки»), «Синоби-мондо», так и знакомых только специалистам «Ниндо кайтэй-рон» и «Ниндзюцу-хидэн-сэцунин-мокуроку»[16] и – главное – накрепко связывает знания, изложенные в этих древних свитках с современным искусством разведки. Затем он делит всю историю ниндзюцу на три периода. Первый чрезвычайно сильно протяжен во времени. По мнению Кима, он продолжался с XIV до конца XIX века, и такая трактовка сегодня не принята: наоборот, внутри этого периода исследователи выделяют еще несколько. В отличие от подавляющей массы историков, первым периодом и ограничивающихся, он считал, что постмэйдзийская история ниндзюцу – не эпилог истории средневековой, не ее отголоски, а полноправное продолжение и развитие системы ниндзюцу, если понимать под ней специфическое искусство шпионажа. Как о том и написано в словарях, включая уже почти родной для нас словарь Гошкевича – Татибана. Это был совершенно новый подход к изучению этой темы.