Музей «Шпионский Токио»

Профессионал

Как ни странно, советские спецслужбы ОГПУ – НКВД – КГБ своего сотрудника до конца так и не разгадали. Как он сам утверждал, к чекистам его привели любопытство и интерес к авантюрам и детективам. Все началось во Владивостоке в ноябре 1922 года. Учитывая особенности полученного образования, Ким сразу стал агентом-осведомителем «на японском направлении». Вскоре японский журналист Отакэ Хирокити, исполнявший тайное поручение правительства своей страны, сделал Романа своим личным секретарем и оказался важным источником секретной информации для ОГПУ. Одновременно молодой человек продолжил штудии на ниве японистики. В частности, первым перевел на русский язык новеллы Акутагава Рюноскэ, преподавал японский язык и историю Японии в Московском институте востоковедения и на восточном факультете Военной академии. К тому же периоду относится упоминавшееся сотрудничество Романа Кима и Бориса Пильняка, закончившееся выходом книги и первой публикацией о ниндзюцу в Советской России.

К 1928 году Роман Николаевич становится внештатным сотрудником госбезопасности, и нагрузка теперь так возрастает, что гражданскую работу приходится оставить. У него за плечами имелся опыт участия в важных операциях, в том числе в Крыму с японской экспедицией, а главное, при участии Кима были вскрыты шифры японского посольства в Москве. Ряд историков, в том числе профессор Куромия Хироаки из Индианского университета (США), считает, что к числу главных заслуг Романа Кима следует отнести проведенную им вербовку японских военных разведчиков, работавших в Москве. Таких успешных эпизодов в карьере Кима было не менее пяти, но самым важным достижением профессор Куромия называет привлечение к сотрудничеству военного атташе в Советском Союзе подполковника Комацубара Мититаро в 1928 году{110}. Именно Комацубара, ставший позже генералом, командовал 23-й японской дивизией, вынесшей на себе основную тяжесть боев у реки Халхин-Гол в Монголии, и он же принял на себя ответственность за разгром японских войск, после чего внезапно скончался. Еще один японский офицер – военно-морской атташе капитан Коянаги Кисабуро, отказавшийся работать на чекистов, был скомпрометирован Кимом и совершил сэппуку в рабочем кабинете в Москве.

Интересно, что в своей оперативной (не переводческой) работе Роман Ким специализировался в двух направлениях, и оба они полностью совпадают с его представлениями о деятельности современного синоби. Во-первых, он лично занимался тайным изъятием секретных бумаг из сейфов японского посольства и военного атташата в Москве, что подтверждается имеющимися архивными материалами{111}. Ким в одиночку или в сопровождении других специалистов незамеченным проникал ночью в посольство, вскрывал сейфы, переснимал на фотокамеру документы, убирал их на место, после чего исчезал незамеченным совершенно в духе киношных ниндзя.

Во-вторых, как легко догадаться, для того чтобы осуществить данные операции, нашему герою необходимо было располагать как минимум ключами от этих сейфов и печатями, которыми те опечатывались. Добывала эти принадлежности целая команда женщин, работавших на советскую контрразведку под непосредственным руководством Кима. Как здесь не вспомнить спорный опыт общения с русскими дамами капитана Хиросэ во время его службы в Санкт-Петербурге тремя десятилетиями ранее? Только теперь стороны поменялись местами, и по уровню своего образования, кругозора, интеллекта советский ниндзя был не чета японскому наследнику школы Кусуноки. Советские женщины – молодые, симпатичные, имевшие хорошее образование, преподавали русский язык японским дипломатам и офицерам и одновременно, по заданию Романа Кима, вступали с ними в более тесный контакт с целью вербовки на основе шантажа или даже искренней любви. Иногда все получалось – как в случае с майором Адати Хисаси, будущим генералом и начальником токийского района ПВО в 1945 году, или с допущенным к дипломатическим кодам Идзуми Кодзо{112}. Иной раз вербовка срывалась – как в случае с капитаном Коянаги. Но промахов с хотя бы временным изъятием из карманов японцев ключей и печатей, с которых технические специалисты контрразведки быстро изготавливали копии, судя по всему, было не много. Вся эта деятельность, осуществляемая девушками под руководством Романа Кима, сильно напоминает легенды о куноити – женщинах-ниндзя, с той только разницей, что работа советских куноити зафиксирована документально, а ее полные результаты до сих пор засекречены.

К середине 1930-х годов Роман Ким был переведен в штат на высокую должность и считался главным специалистом по борьбе с японской разведкой в европейской части СССР. За достигнутые успехи он получил именное оружие (дважды), был награжден орденом Красной Звезды и знаком «Почетный сотрудник ОГПУ».

И все же с самого начала, несмотря на все его успехи, коллеги Кима не особенно доверяли ему из-за его корейского происхождения и темного прошлого, связанного с жизнью в Японии. Материалы неоднократных проверок не приносили никаких компрометирующих фактов, но в начале 1937 года на самом старте чисток в НКВД советский ниндзя одним из первых был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Никаких доказательств предъявлено не было, но обычно в таких случаях все заканчивалось расстрелом, до которого еще надо было дожить, перенеся жестокие пытки. И Ким не выдержал. Сначала он пытался покончить с собой, а когда это не получилось, прибегнул к хитрости в стиле ниндзя (если не вообще из их арсенала): заявил следователю, что является не одним из многочисленных японских агентов в СССР, а руководителем всей японской разведывательной сети, временно затаившейся, но готовой к действиям (диверсиям и терактам) в случае начала войны Японии с Советским Союзом. Роман Николаевич назвался подполковником Генерального штаба и сыном бывшего министра иностранных дел Японии Мотоно Итиро, мастерски используя для убеждения малограмотного чекиста свое знание реалий токийского бомонда. Следствие было сбито с толку, принуждено разбирать многочисленные выдуманные Кимом детали и застопорилось. В результате расследование его дела затянулось на долгие три года, что сохранило будущему писателю жизнь. Когда выяснилось, что подследственный попросту лжет, стало понятно и то, что он на самом деле является не японским шпионом, а чрезвычайно талантливым и не просто важным, а уникальным для советской контрразведки сотрудником. Большую часть периода ведения следствия и последующего нахождения в тюрьме Роман Ким продолжал выполнять функции специального переводчика, работая со сверхсекретными японскими документами, кодами и шифрами. Более того, в 1938 году, во время конфликта в Монголии, он был отправлен из тюрьмы в служебную командировку (!) по личному приказу Лаврентия Павловича Берии. Нельзя не отметить, что время этой командировки загадочным образом совпадает с разгромом дивизии Комацубара.

В 1940 году Роман Ким был осужден на 20 лет тюрьмы, но уже в 1945-м, после нападения СССР на Японию, приговор изменили. Ким снова отправился в секретную командировку, из которой вернулся в тюрьму, но 29 декабря вышел на свободу, а в мае 1946 года был награжден медалью «За победу над Японией». И снова приходится признать, что об истинной роли этого человека во Второй мировой войне мы не знаем до сих пор.

Уже после окончания войны наш герой опять ненадолго исчез, после чего появился, и не с пустыми руками, а с рукописью своего первого детективного романа «Тетрадь, найденная в Сунчоне». В сильно сокращенном виде эта книга немедленно была переведена на японский язык под странным названием «Штабные офицеры, совершившие сэппуку, живы» и, сокращенная на четверть, издана в Токио. Переводчик предпочел скрыться за псевдонимом (его имя не установлено до сих пор), а на рекламной вкладке, помещенной в книге, написано: «То, что не знают японцы, знает иностранный писатель». Знал же он о совместной деятельности американских спецслужб и бывших офицеров японской разведки в борьбе против коммунистов и северокорейских войск.

После этого Роман Ким быстро стал популярным советским автором-«приключенцем» и написал еще немало книг, но недавно выяснилось, что до самого конца жизни он оставался связан с советскими органами госбезопасности, объединенными в 1950-х годах в структуру под названием КГБ. Молодые в ту пору офицеры, коллеги Кима, ставшие потом полковниками: Алексей Алексеевич Кириченко (служивший в японском отделении советской контрразведки) и Юрий Хангереевич Тотров (девять лет проработавший в резидентуре КГБ в Японии) – вспоминали, что еще в середине 1960-х годов Романа Кима задействовали в операциях спецслужб как уникального специалиста по японскому языку, и он с удовольствием – именно с удовольствием! – принимал участие в очередном раскрытии секретов японской разведки[18].

Многие собственные секреты Романа Николаевича Кима остаются нераскрытыми до сих пор. Многие факты его жизни противоречивы, загадочны и специально запутаны им самим. Его действия, вся его биография напоминают сложнейшую комбинацию ниндзюцу, исполненную настолько мастерски, что даже профессионалы не могут ответить на вопрос: оставался ли Роман Ким талантливым дилетантом, всю жизнь с мальчишеским фанатизмом изучавшим ниндзюцу, или был высоким мастером своего дела, сумевшим запутать свою биографию так, чтобы казаться неофитом и неумехой, применяя при этом излюбленную тактику ниндзя: мугэй мумэй? Ну что ж, тем более интересно войти в зал нашего музея под названием «Мартэн» и посмотреть на меморабилии, связанные с именем этого загадочного человека.